– Не знает… не знает… я не для себе… я для вас… я думал… Я ещё! – с отчаянием пропищал он. – Я ещё у Герки три рубли отобрал! Просил два, а он три принёс! Ему что… живёт… ему дед котлеты варит… картошку жарит… компоты каждый день… а мене все… все…
Эта милая Людмила понимала, что сейчас Пантя, раздраженный и обиженный, всё равно ничего разумного не уяснит, что сейчас толковать с ним совершенно бесполезно. Понимала она и то, что действовал он из самых благих побуждений и не ради себя, потому и сказала миролюбиво, от всей души, нисколько себя не принуждая быть такой:
– В том, что ты хотел сделать как можно лучше, никто ни на секундочку не сомневается. Но мне сегодня один умный человек напомнил: прежде чем сделать чего-нибудь серьёзное, надо сто раз подумать и хотя бы один раз посоветоваться.
– Я думал! – жалобно пропищал Пантя. – Я ух как думал! Я не сразу…
– Ну и молодец. Теперь будем ждать дружинника Алешу Фролова. Нам и на озеро идти опасно, и до дома далеко. Но надо сделать всё, чтобы попасть на озеро с дружинниками. Чтоб самим, понимаете, самим действовать против дылд! Чтоб потом они боялись не только милиции и дружинников, но и всех людей!
Голгофа печально проговорила:
– Зря ты на нас обиделся, Пантя. Ты хороший человек, хотя у тебя достаточно очень крупных недостатков. Для меня ты вообще сделал много прекрасного… Но как жаль, что нам придётся расставаться… Нет, нет, я плакать не буду, не беспокойтесь, ко как жаль… как жаль, если бы вы только знали!
По дороге стремительно пропылил милицейский «газик», за ним – несколько мотоциклов, один из которых свернул к костру, давно погасшему.
– Приготовились! – скомандовала эта милая Людмила. – Сразу без лишних слов я с Голгофой в коляску, Пантя – на заднее сиденье! За всё остальное отвечаю я!
Остановив мотоцикл, дружинник Алёша Фролов, не выключив мотора, крикнул:
– Там избу подожгли! Пустая изба была! Рыбаки там иногда ночевали! Вы будьте здесь, а я на обратном пути…
Но приказание этой милой Людмилы было уже выполнено: троица заняла указанные ею места на мотоцикле и в коляске.
– Да вы что?!?! – в ужасе крикнул дружинник Алёша Фролов. – Не пойдёт! Я вас на обратном пути… я на задании!
– Пойдёт! – уверенно и даже властно возразила эта милая Людмила. – Никаких обратных путей! Мы тоже на задании! Поехали! Полный вперёд!
– С вами не поеду! Не имею указаний! Не имею права!
– Тогда я тебе автограф Гагарина не покажу!
И вот мотоцикл нёсся по дороге. Надо ли сообщать вам, уважаемые читатели, что троица была счастлива? А дружинник Алёша Фролов потому только согласился взять с собой добровольных помощников (точнее, одного помощника и двух помощниц), что эта милая Людмила рассказала ему о своей встрече с космонавтом номер один и о том, что у неё есть его автограф. Дружинник же Алёша Фролов жил мечтой стать покорителем Космоса, и надо ли объяснять, как ему хотелось собственными глазами увидеть подлинную подпись своего любимого героя, да ещё и сфотографировать её? И надо ли объяснять, какое уважение испытывал он к человеку, с которым разговаривал сам Юрий Алексеевич Гагарин!
– Вон они! – прямо в ухо дружиннику Алеше Фролову крикнул Пантя, именно крикнул, а не пропищал, как обычно, и мотоцикл сразу, резко с дороги свернул на довольно широкую тропу.
Трое штук дылд, вышедших из леса к дороге, бросились в разные стороны: двое – влево, один – вправо.
Дружинник Алёша Фролов остановил мотоцикл, заглушил мотор, спокойно сказал:
– Никуда они теперь не денутся. Возьмем как миленьких. Здесь кругом болота. Мы с мамашей здесь морошку берём. Вы втроём бросайтесь на одного, валите на землю и сидите на нём, пока я не приведу остальных. И не бойтесь, и не переживайте. Они привыкли тоже втроём на одного.
Увидев нашу троицу, дылда с гитарой испуганно ойкнул, а Голгофа передразнила его, завыв, правда, не очень громко:
– Ы-а-у-у-у-у… аыа-а-а-а… аыу-у-у-у-у…
Дылда стоял по щиколотки в воде, растерянно озираясь по сторонам, и подобострастно бормотал:
– Ничего, ничего, похоже…
– Попался, голубчик! – Голгофе ещё хотелось передразнить его, но она сдержалась и приказала: – Пантя, не смей пока трогать его!
– Я ему… я его… – каким-то утробным голосом проговорил Пантя. – Я ему…
– Руки вверх! – скомандовала эта милая Людмила. – Отдай гитару и руки вверх!
– С превеликим удовольствием… – ещё подобострастнее пробормотал дылда. – Только больше не кусаться и не портить прическу… Простите, я не могу долго стоять в холодной воде. Опасно для здоровья. – Он отдал гитару Голгофе, поднял руки вверх. – Вы прекрасно кусаетесь… Повторяю: я не могу стоять в холодной воде.
– А человека бросить в яму с холодной водой вы могли? – крикнула Голгофа.
– Бросал не я. Я как раз был искусан вами. Мы как раз с вами пострадавшие…
– Выходи сюда! – приказала эта милая Людмила. – И помалкивай! Сейчас всё будем делать мы!
Едва дылда ступил на сухую землю, Пантя подножкой сбил его, уселся верхом, вывернул дылде руки и предложил девочкам:
– Садитесь. Милиция ведь велела.
Девочки сели на дылду, Голгофа, перебирая струны, спросила серьёзно:
– Какую песню споём?
– Раздавите ведь вы меня… – поёрзав под ними, прохрипел дылда. – Поломаете чего-нибудь в организме мне…
– Нам приказано втроём сидеть на тебе, – объяснила эта милая Людмила. – Чтобы исключить всяческую возможность твоего побега. Ну, какую песню желал бы ты послушать?
– Что-нибудь о любви к человеку, – прохрипел дылда, – о хорошем к нему отношении… Между прочим, на земле лежать вредно…
– Идут, идут! – радостно сообщил Пантя.
– Не идут, а ведут их, – поправила Голгофа. – Молодец, Алёша!
По тропе брели двое дылд, а сзади шёл дружинник Алёша Фролов с Голгофиной сумкой в руке.
Когда они приблизились, наша троица разразилась хохотом: с ног до головы, включая физиономии, дылды были мокры, грязны да ещё в траве и тине. Руки они как бы добровольно держали за спиной – дружинник Алёша Фролов на всякий случай связал их. Он сказал озабоченно и даже виновато:
– Пытались, чудаки, оказать сопротивление. Это мне-то! Такие-то! Вот и запачкались, бедненькие.
– С меня-то когда-нибудь слезут?! – взмолился третий дылда. – Искусали да ещё раздавят!
– Вставайте, ребята, – разрешил дружинник Алёша Фролов. – Пожалуйста, ручки назад. – Он связал дылде руки, сел на мотоцикл. – Спешу. Выйдите на дорогу и ждите меня там. Продукты в сумке целы. Вполне успеете поесть, ребята. Их ни в коем случае не развязывать! Чего бы они ни выдумывали! Они должны предстать и предстанут перед судом!
Мотор взревел, мотоцикл исчез за поворотом. Пантя сказал:
– Давайте пряники есть.
Так и сделали: шли, жевали пряники и хохотали.
Дылды, понуро опустив длинноволосые головы, вяло брели друг за другом. Последним шёл гитарист. Он попросил заискивающим тоном:
– И нам бы немножечко… пряничков.
– Я вам таких… пряничков… – пробурчал Пантя. – В яму вас всех надо, в яму!
– Молчите, джентелементы, не унижайтесь, – сказал рыжий дылда. – Всё равно они зря стараются.
– Вот ведь! – возмущённо воскликнула Голгофа. – Простого слова «джентльмен» правильно сказать не могут, а воображают чего-то.
– Вы ещё узнаете, кто мы такие, – сквозь зубы процедил рыжий. – Чихали мы на вас. Понятно?
– Понятно, конечно! – весело ответила эта милая Людмила. Они вышли уже на опушку леса у дороги, и она ещё веселее сообщила: – Сейчас мы будем есть, а вас будут ку-шать ко-ма-ри-ки!
Наша троица с большим аппетитом поела, уничтожила все продукты, Пантя три раза приносил воду в банке. Дылды мрачно молчали, только изредка покряхтывали: комары, видимо, догадались, что кусать надо именно их.
Девочки лакомились земляникой, а Пантя удрученно думал. Ведь на его долю выпал ещё один замечательный день, и вот он подходит к концу. А что будет завтра?.. А завтра или даже сегодня увезут Голгофу, и он в свой шалашик больше уже никогда не пойдёт… Эх, если бы надо было, он бы опять все жигулевские колёса искромсал!.. Что, что с ним будет потом? Как он будет жить, как?.. Пантя словно потерял себя, того, прежнего, которому жилось нудно и одиноко, но привычно…
– Как мне с папой объясняться? – тоскливо спросила Голгофа.
– Очень просто, – авторитетно ответила эта милая Людмила. – Собери всю свою силу воли и настойчиво убеждай отпустить тебя с нами в поход.
– Он ни за что не согласится. Да ещё мама приедет…
– Не куксись раньше времени. Я уверена: завтра что-нибудь придумаем. А вон и милиция возвращается. Дылды, встать!
Из «газика» вылез участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, мельком, равнодушно взглянул на дылд, приказал:
– Фролов, развяжи их. Здорово их комары поели.
– Вы ответите за все издевательства над нами! – Тихо крикнул гитарист. – Нас кусали не только комары, но и некоторые особы!
– Все за всё ответим, – сказал участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, долго вытирал лысину платком и обратился к нашей троице: – За помощь спасибо. Но дружиннику Фролову всё-таки немного достанется от меня.
– Яков Степанович! – умоляюще воскликнула эта милая Людмила. – Мы вас очень просим: пусть дружиннику Алёше Фролову ни капельки от вас не достанется!
– Почему же?
– Да потому что он дал нам возможность учиться бороться с хулиганами! Вы понимаете, – убеждённо продолжала она, – что происходит? Хулиганить можно с маленьких лет, а бороться с хулиганами допускают только взрослых! И получается: безобразничать учись хоть с трёх лет, а если хочешь учиться бороться с безобразниками, жди, когда подрастёшь!
Участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов и дружинники громко рассмеялись, а он проговорил, тщательно вытерев лысину:
– Есть смысл обдумать твое предложение. Сейчас едем составлять протокол.
Дылды скромно стояли в сторонке и даже пытались невинно и дружелюбно улыбаться.
– А чего они улыбаются? – возмутилась Голгофа.
– Прикидываются, – объяснил дружинник Алёша Фролов. – Потом они попробуют взять нас на жалость, потом они будут каяться и изворачиваться, а уж потом хамить и даже угрожать.
– Чем они могут угрожать?! – ещё больше возмутилась Голгофа.
– Опыт у них на сей счёт есть, – усмехнулся участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, помахав над головой фуражкой. – Дылды наши пока ещё не знают, что их дружки, к которым они шли на озеро, две избы сожгли. Шу-утили. Отправили мы их уже на катере куда следует.
– Мы отвечаем только за себя! – крикнул рыжий. – Вы нам никаких дружков не приписывайте!
– Ответите, ответите, за себя ответите. По машинам!
Когда наша троица устроилась на мотоцикле дружинника Алёши Фролова, он сказал радостно:
– Чувствую я, Людмила, что не попадёт мне от Якова Степановича. А когда автограф Гагарина посмотреть можно?
– Хоть когда.
– Я и тебя на память сфотографирую.
В милиции они пробыли довольно долго. Когда дылд увели, и все вышли из кабинета, и участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов решил немножко отдохнуть, но увидел у дверей Пантю, спросил подозрительно:
– А ты чего стоишь?
Тот долго молчал, уныло глядя в сторону, ответил:
– Меня ведь тоже… забрать надо.
– Садись, рассказывай. – В усталом голосе его явно проскользнули радость и удовлетворение. Зная Пантю, он выпил два стакана воды, снял фуражку, положил её на стол, достал платок, то есть приготовился к тому, как злостный хулиган долго, нудно и не очень понятно будет тянуть слова, спотыкаться почти на каждом из них, повторять одно и то же по нескольку раз, но сегодня Пантю будто подменили. Он вдруг заговорил легко и вразумительно:
– Колёса-то я изрезал. Девчонка эта, Цаплей велела её звать… Имя у неё ещё не русское… Но она плавать любит. А отец её никуда не пущает.
– Не пускает.
– Ага. Не… ну, плохо ей дома-то сидеть и сидеть. А они в поход решили. Ей очень охота. А отец ни за что. Она из дому убежала. Отец ловить её приехал. Она говорит, что свободы хочет. Чтоб жить по-людски. А отец ровно зверюга. Вот я и… Они мене ругали здорово. Зато она в походе немного была! – очень радостно закончил Пантя, вздохнул тяжко, помолчал и повторил грустно: – А колёса-то я изрезал.
– Лучше ничего придумать не мог?
– Не.
– Но затея твоя, ты считаешь, удалась? Девочка весь день провела в лесу.
– Ага, ага! Купалась. Ягоды ела. Мы на озеро пошли. Костёр жечь. Она зачем-то хотела на звёзды смотреть. Да тут эти дылды…
Участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов промакнул лысину платком, надел фуражку, поднялся с кресла, стал, как обычно, строгим и сурово проговорил:
– Тяжелую ты мне задал задачу. Я даже понятия не имел, чего мне делать, пока ты сам не признался в совершённом преступлении. А то, что ты сотворил, извини, дурак, есть самое настоящее, уголовно наказуемое преступление. Но вижу я, что в тебе чего-то человеческое начало проявляться. И помочь тебе надо. А у меня на тебя злости ещё хватает. Понимаешь?
Пантя охотно закивал головой, заулыбался, будто его похвалили.
Раздался стук в дверь, и в кабинет ворвались эта милая Людмила с Голгофой, перебивая друг друга, затараторили:
– Он, конечно, виноват, но надо учитывать…
– Нельзя же человека только наказывать…
– Он способен и на хорошие поступки…
– В конце концов воспитание заключается…
И девочки замолчали под суровым, разгневанным взглядом хозяина кабинета. Он сказал очень возмущённо:
– Уговаривать меня бесполезно. Я действую только по закону и по совести. Не такой уж он, ваш подзащитный, миленький и добренький. У нас он числится как злостный хулиган Пантелеймон Зыкин по прозвищу Пантя. Школа с ним измучилась. Даже нам дел из-за него иногда хватает. Понятия не имеем, чего с ним делать.
– Забрать мене надо! – умоляюще подсказал Пантя.
– И заберём ТЕ-БЕ, если сочтем нужным!
– Но ведь в человека верить надо, Яков Степанович! – воскликнула Голгофа.
– А он ещё не человек. Он пока ещё хулиган!
– Но ведь перевоспитывают даже взрослых преступников! – поучительным тоном сказала эта милая Людмила. – Я слышала, что даже стариков иногда перевоспитать можно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43