Клос внимательно следил за движениями и взглядом Эдварда. Ему был знаком такой тип людей, их манера задавать вопросы, как будто бы не значащие, с иронией, с такими оговорками, как: «Если, конечно, это не военная тайна». Именно этим способом добываются иногда ответы на самые щекотливые вопросы. Клос сам прекрасно владел подобным методом и неоднократно использовал его в своей практике. Наконец, это чистое произношение с австрийским акцентом… Может быть, Эдвард тот самый человек, которому Клос при необходимости должен помочь? Или исполнитель сразу двух неизвестных ролей? «Может быть, он из разведки»? – подумал Клос, и ему захотелось продолжить разговор.– Видимо, пану известно, как это бывает в армии, – сказал Клос. – Перебрасывают тебя с места на место, и не знаешь, где будешь завтра. Иногда, – добавил он доверительно, – человек даже не догадывается, зачем ему приказано быть в том или ином месте. Завидую вашей спокойной жизни здесь.– Спокойной? – удивился Эдвард. – Не сказал бы…– Вы говорите о… – Клос помедлил, как это делают воспитанные немецкие офицеры, боясь оскорбить чувства хозяина дома употреблением нежелательных слов, – о партизанах? Друзья меня предостерегали, что в этих местах действуют партизаны, но, как я вижу, они ошибались. Во всяком случае, сейчас здесь спокойно.– В этом доме вы всегда можете быть спокойны, – ответил Эдвард и посмотрел на часы. – Дом пана Пшетоцкого отличается гостеприимством.Клос, поняв его намек, встал:– Благодарю за беседу. Должен проверить, чем занимаются мои солдаты.Обер-лейтенант вышел во внутренний двор и пересек его, направляясь к другому флигелю, где расквартировались его подчиненные. Клосу было безразлично, чем они занимаются. Он полагал, что они, как всегда, играют в карты. Выйдя на середину двора, он заметил фигуру человека, быстро удалявшегося от боковых дверей флигеля, в котором жил Пшетоцкий, в сторону видневшейся вдали деревни.У Клоса было острое зрение – даже с такого расстояния он узнал Яна, камердинера Пшетоцкого. 7 После ухода Клоса Пшетоцкий несколько минут сидел молча. Он не сразу понял, что присутствующие ожидают, когда он поднимется и выйдет из-за стола.– Пан ротмистр, – произнес старик, вставая, – это, может быть, не мое дело, но я хочу высказать свое мнение: лично я против того, чтобы вы вмешивали девушек в вашу конспиративную деятельность. Она не для них.– Если бы вы знали, какие они отличные подпольщицы! – ответил Маевский.– Вот как, – проворчал старик, – они должны воевать, а вы – заниматься политикой?..– Пани сменила пароль? – посмотрел Маевский на Иоланту, когда за стариком закрылась дверь. – Не хотели бы вы поговорить со мной о деле?– Я должна убедиться, что говорю с доверенным лицом.– Бохун, – ответил Маевский, – ротмистр Бохун. А это, – он показал рукой на Эдварда, – поручик Журав. Зося, – обратился Бохун к девушке, которая сидела и как будто бы не слушала их, – будь любезна, выйди в коридор и, если появится немец, дашь знать.– Есть, – отчеканила девушка, как солдат, готовый выполнить приказ.Когда Зося вышла, Иоланта подала руку ротмистру.– Ягода, – сказала она, – курьер из Лондона.– Теперь нам нужно убедиться, – проговорил молчавший до этого Эдвард, который, казалось, любовался только ее стройными ножками, – имеем ли мы дело с нашим доверенным представителем из Лондона.– Разумеется. – Девушка открыла небольшой изящный портсигар, вынула сигареты, нажала шпилькой кнопку. Из плоского тайника вытащила половину долларового банкнота. – Этого достаточно? – спросила она.Ротмистр вопросительно смотрел на Эдварда, который, подойдя к окну, скрупулезно соединял две половинки банкнота.– Все в порядке, – проговорил наконец Эдвард. – Только беспокоит меня этот немецкий офицер. Может быть, за вами, пани Иоланта, следили?– Меня он также беспокоит, – ответила она. – Но я не заметила, чтобы за мной следили. Видимо, вы догадываетесь, что я приехала не только к вам. Вы – последняя инстанция, может даже самая важная, а до этого у меня были дела в Кракове, Варшаве и Радоме. Если бы было что-то подозрительное… Меня там охраняли.– Разумеется, – сказал ротмистр. – А у вас есть что-либо для нас или…– Сейчас, – ответила Иоланта. – Прошу вас, Панове, на минуточку отвернуться.Когда они отвернулись к окну, Иоланта быстрым движением расстегнула юбку, сняла с себя широкий, чем-то наполненный пояс. Мгновенно вынула из него несколько холщовых мешочков. – Все в порядке, прошу вас, панове, – проговорила она.– Мне сразу показалось, что пани не по возрасту полновата в талии, – сказал Эдвард. – А теперь вы снова приобрели изящную фигуру.Девушка ответила на комплимент очаровательной улыбкой.– Прошу все это пересчитать и написать расписку, – обратилась она к ротмистру, который вынимал из холщовых мешочков долларовые банкноты и золотые двадцатидолларовые монеты.– Все в порядке. Хорошо, что пани начала с денег. Имеем приказ разговаривать о делах только с тем, кто представит вот это, – показал он на мешочки. – Как всегда, присылают слишком мало, – добавил он, подписывая размашистым росчерком расписку. – Вы там, в Лондоне, – медленно проговорил он, – думаете, что мы выбрасываем деньги на ветер. То, что вы даете нам, – это капля в море. Мы должны закупать оружие, а иногда – платить тому, кто помогает вытащить из лап гестапо ценного для нас человека. Если бы вы знали, сколько это стоит!– Напишите все это в рапорте, – холодно бросила Иоланта. – А теперь к делу. – Она замолчала, посмотрев на дверь.На пороге стояла Марта. Горничная наверняка заметила долларовые банкноты и золотые монеты.– Простите, что помешала. Я могу убрать со стола и позже, – проговорила она и скрылась за дверью так же тихо, как и вошла.– Не волнуйтесь, пани Иоланта, прислуга у Пшетоцкого неболтлива.– Это ваше дело, я уеду, а вы останетесь. Но до отъезда вы должны помочь мне в одном важном деле. Знаком ли вам зять Пшетоцкого, инженер Латошек?– Отец Зоси? – спросил Маевский. – Как-то раз я его видел. Вам известно, что старик Пшетоцкий был против этого брака?..– Это меня не интересует, – прервала его Иоланта. – В Лондоне знают, что Латошек перед вторжением немцев в Польшу оставил Пшетоцкому важную техническую документацию на свое изобретение. Речь идет о каком-то сплаве, и он необходим союзникам, поскольку может помочь в достижении победы над Германией.– Мне ничего не известно.– А я слышал что-то об этой документации от старика Пшетоцкого, – сказал Эдвард.– Мы знаем, что немецкая разведка разыскивает эти бумаги. Они не должны попасть в руки немцев. У меня приказ – доставить документацию инженера Латошека в Лондон.– Говорила ли пани со стариком Пшетоцким об этом деле? – спросил Маевский.– Я – с Пшетоцким? – удивленно приподняла брови Иоланта. – Разве вы не знаете, что мне запрещено раскрывать себя? Я не имею права говорить с ним об этом деле.– А инженер Латошек, – спросил Эдвард, – в Лондоне?– Не могу сказать ничего определенного, пан Эдвард, – ответила Иоланта.– А откуда такая уверенность, – поинтересовался он, – что эти его бумаги действительно находятся у старика Пшетоцкого?– Не будьте ребенком, пан поручик. Я знаю столько же, сколько и вы. У меня приказ – доставить документы Латошека в Лондон. И если я окажусь в опасности, то при любых обстоятельствах должна уничтожить их и не допустить, чтобы они попали в руки немцев.– Пшетоцкий должен передать их подпольным властям Польши, – тихо проговорил Маевский.– Пшетоцкий упрям и не любит, когда на него давят. Необходимо провести это дело с большой осторожностью, чтобы не обидеть старика и не спугнуть немецкую разведку! – Иоланта нервно забарабанила пальцами по столу. – Он может и не признаться, что документы зятя находятся у него.– Пригласим Зосю, ведь это касается непосредственно ее.Ротмистр встал и направился к двери, и в эту минуту она неожиданно открылась. На пороге стоял крепкий, рослый мужчина.– Мое почтение, пан ротмистр. Целую ручки прекрасной пани. Прошу прощения, что без предупреждения.– Как вы здесь оказались? – строго спросил Маевский.– Пан ротмистр, как всегда говорит начальственным тоном, желая напомнить о том времени, когда я был у него рядовым. А теперь я имею небольшой личный интерес к пану ротмистру. Милая пани, позвольте представиться. Писарский Винцент, уроженец Карчмисок. – Он с галантностью поцеловал руку Иоланты.– Известный контрабандист и спекулянт, – ехидно добавил Эдвард. – Король контрабандистов!– Без таких деятелей, как я, пан поручик, – повернулся к нему Писарский, – люди в городе с голоду бы умерли. После войны поставят памятник неизвестному контрабандисту, попомните мое слово. Я мог бы предложить и вам кое-что, Панове. Что бы вы сказали о транспорте с консервами! Свеженькие, гарантированные, переправлялись на Восточный фронт, но на одной из железнодорожных веток вагончик отцепился от состава. Случайность, совершенная случайность, – с удовольствием потер руки Писарский.– Подумаем, пан Писарский, а почему бы и нет?– Сегодня я буду ночевать здесь, – сказал гость. – У пана ротмистра есть время до утра, чтобы подумать. Только предупреждаю, что на этот товар уже имеются купцы… Вы расположились наверху? – спросил он и, не дожидаясь ответа, вышел из гостиной.– Консервы из немецкого транспорта? – спросила Иоланта. – Они что, не охраняют его?– Писарский ловко умеет подкупить жандармов и железнодорожную охрану. В Карчмисках все от него зависят.Ротмистр вышел в коридор и через несколько минут возвратился с Зосей.– Извините, пан ротмистр, – говорила она, – но я думала, что сказанное касается только немецкого офицера.– Пустяки, Писарский ничего не слышал и ни о чем не догадывается, а если бы даже… то это его не интересует. Тебе известно что-нибудь о бумагах, которые оставил твой отец на хранение дедушке?Зося ничего не знала. Она помнила только, что приехала в ту ночь в усадьбу с родителями. Вскоре пошла вместе с матерью спать, а отец закрылся с дедушкой в его кабинете. Это было еще в замке…Маевский внимательно выслушал ее, потом коротко объяснил ситуацию. Когда он закончил, Зося спросила:– Иоланта, скажи мне только одно: жив ли мой отец?– Кто-то сообщил командованию, и, как мне кажется… Этого тебе достаточно?– Нет. Жив ли он, жив ли?.. – голос Зоси дрогнул. – Если бы они были в Лондоне, то передали бы мне хоть весточку…– Тебе, Зося, уже семнадцать лет, и ты приняла присягу солдата на верность родине в борьбе с фашизмом, а ведешь себя как ребенок. Мне ничего не известно о твоем отце. Я только получила приказ доставить его бумаги, вот и все.– Ты даже не спросила у меня… – Зося посмотрела на Иоланту с упреком.– Не имею привычки задавать вопросы без надобности.– Как это без надобности?– Пойми, Зося, – нетерпеливо ответила Иоланта, – тебя я совсем не знала, твоего дедушку почти не помнила. После сентября я первый раз приехала на родину. Была в Кракове, но даже не встретилась со своим отцом. Единственное, что я смогла сделать, – позвонить из автомата, услышать его голос и убедиться, что он жив. Я боялась даже говорить. Его телефонные разговоры могли подслушать. Теперь понимаешь?– Зося, идет война, и нет времени для личных дел, – поучающе сказал ротмистр. Он взял девушку под руку и отеческим жестом погладил по голове.– Значит пани Иоланта впервые на родине после злополучного сентября, когда на нас напали немцы? – спросил Эдвард.Девушка отвернулась, вытирая слезы.– Извините, – сказала она. – Что я должна делать?– Выполнять приказ, – ответил ротмистр. – Ты должна передать дедушке распоряжение подпольного руководства Армии Крайовой. Но никаких подробностей, никаких имен.– А может быть дедушка…– Хочешь сказать, что он догадывается? Тем лучше. Ты уже взрослая, а эти документы принадлежат твоему отцу, и тебе должно быть небезразлично, в чьи руки они попадут.– Верно. Но даст ли он их мне?– Я убежден в этом, – ответил ротмистр, хотя прекрасно понимал, что старик Пшетоцкий так просто не расстанется с важными документами своего зятя. И убедить его будет нелегко. 8 Солдаты Клоса, скучая от безделья, действительно играли в карты. Увидев обер-лейтенанта, они хотели вскочить, но Клос остановил их взмахом руки. Поговорил немного с фельдфебелем, который расхваливал спокойную и сытую жизнь в Пшетоке и был готов, по его словам, остаться здесь до самого конца войны.Клос слушал своего подчиненного невнимательно, ибо через его голову наблюдал за бричкой, въехавшей во двор усадьбы. Из нее вышел крепкий, рослый мужчина. Видно было, что люди Пшетоцкого хорошо знают его. Кто-то из конюхов подбежал к бричке, выпряг красавца-гнедого и, похлопав по крупу, отвел в конюшню.Незнакомец на минуту задержался на крыльце флигеля, перебросился с Зосей несколькими словами и без колебаний вошел в дом. Даже с такого расстояния можно было заметить, что этот человек, державшийся свободно и уверенно, не был новичком в доме Пшетоцкого.Фельдфебель еще о чем-то доложил Клосу, а потом спросил:– Долго ли мы здесь пробудем, господин обер-лейтенант?– Должен огорчить вас, – ответил Клос. – Видимо завтра покидаем Пшетоку. – И подумал: «Сегодня, не позднее ночи, все должно решиться».Приезд еще одного гостя убедил его в этом. По всему чувствовалось, что заканчивается время томительного ожидания и наступает пора решительных действий.Фельдфебель даже не старался скрыть недовольство, вызванное сообщением командира.– Будут ли какие указания, господин обер-лейтенант?– Да, да, – ответил Клос, и в эту минуту его осенила оригинальная мысль. – Да, да, – повторил он. – До моего особого распоряжения никто из находящихся в доме Пшетоцкого не должен покинуть Пшетоку. Всех, кто будет приезжать в усадьбу, пропускать беспрепятственно. Понятно? Вы отвечаете за все. Приведите в готовность своих солдат!– А если кто-то попытается… – решил уточнить фельдфебель.– Нет! – Клос сразу понял, что он хотел сказать. – Не стрелять! Принимайте любые меры, но не стрелять!Клос пересек двор усадьбы и направился к конюшне, чтобы скрыться с глаз Зоси, сидевшей на крыльце и наблюдавшей за ним.
1 2 3 4 5 6 7