Ему велели по мере возможности вести себя сдержанно. Сначала просто вежливо попросить уйти, а если не послушается, сломать ногу металлической трубой. Потом вы звать полицию и “скорую помощь”, которые его и заберут. Если же пришелец окажется уж слишком наглым, еле дует сломать ему и челюсть.— Выметайся отсюда! — велел Гонсалес-и-Гонсалес-и-Гонсалес.Это считалось вторым предупреждением. А всего надо было сделать три. Гонсалес прижал два пальца к маленькому передатчику, стоявшему в его будке. Таким образом он не собьется со счета. Осталось еще одно предупреждение.— Нет, — ответил Римо.— Чего?— Я не собираюсь никуда уходить. Я здесь, чтобы прикончить твоего хозяина, — объяснил Римо. — Я намерен убить его и унизить. Мне сообщили, что его дети тоже тут.— Чего? — проворчал Гонсалес.Теперь уже сделаны все три предупреждения. Он потянулся было к шее незнакомца. Его огромные кулаки оторвались от передатчика, но замерли на полпути к шее нахала. Гонсалес внимательно посмотрел на свои руки. Пальцы, на которых он отсчитывал предупреждения, теперь болтались в воздухе. Гонсалес потерял счет и теперь не был уверен, сделал ли он все три предупреждения или все-таки нет.— Эй, сколько раз я велел тебе убираться отсюда? — спросил Гонсалес. Может, чужак сам помнит?— Я не собираюсь уходить. У меня дело к твоему хозяину.— Нет, нет, — отмахнулся Гонсалес. — Я только хочу точно знать, сколько раз я повторял тебе, чтоб ты убирался отсюда. Как это было? Один раз? Или уже два?— Не знаю, — ответил Римо. — Помню, ты в самом начале сказал “выметайся отсюда”.— Верно. Эта первый.— Кажется, был и второй раз, — припомнил Римо.— Ладно. Три, — решил Гонсалес.— Нет, было только два.— Ну тогда считай, что получил еще раз.— Еще раз что? — переспросил Римо.— Три раза я предупреждал тебя перед тем, как удивить, — пояснил Гонсалес. Он уже начинал хитрить. — Ладно, получай третье предупреждение. Уноси отсюда свою задницу, пока я не переломал тебе ноги.— Нет, — отказался Римо.Гонсалес взялся за молоток. Ему нравилось слышать, как трещат кости, нравилось ощущать, как поддаются они под славным уверенным ударом. Нацелившись молотком на бедро наглого пришельца, Гонсалес хотел было попридержать парня свободной рукой. Однако же в руке, которой полагалось держать незнакомца, он вдруг ощутил какую-то странную легкость, объяснявшуюся тем, что рука больше ничего не держала. Она вообще пропала, а странный парень, кажется, даже не пошевелился.Левая рука Гонсалеса превратилась в кровоточащий обрубок. Потом окошко в его будке захлопнулось, а дверь открылась, и Гонсалес увидел, куда делась его рука. Она шлепнулась ему на колени.Он не заметил движения незнакомца, потому что оно полностью совпало во времени с его собственным. Он успел увидеть только молоток. Но не смог уловить невероятно быстрое движение, которым рука незнакомца оторвала ему кисть так же легко, как кухонные ножницы отрезают сосиску к завтраку. Кость отделилась от кости с такой скоростью, что у Гонсалеса даже не было времени ощутить боль.Сначала только чувство легкости, потом рука на коленях, а затем наступила вечная тьма. Гонсалес не видел, как обрушился на его голову удар. Его последним ощущением было лишь поразительно ясное видение действительности. Гонсалес увидел передатчик. И на нем — два своих пальца. Значит, он остановился на счете два. Теперь все встало на свое место. Два предупреждения. Он это запомнит, если опять возникнет разговор.Но больше ничего не было.Римо почувствовал собак прежде, чем услышал или увидел их. Собакам присуща определенная, весьма характерная манера нападения. Эти животные привыкли жить в стае и, хотя их можно научить вести себя иначе, лучше всего они работают группами. Человека же, наоборот, надо приучать работать с партнерами. А кроме того на протяжении многих веков существовали люди, которых специально тренировали и воспитывали, чтобы они в одиночку могли достичь совершенства, могли полностью использовать все физические возможности, таящиеся в человеческом теле. Такой человек способен был издали почувствовать, как через просторную лужайку несутся на него разъяренные псы.Римо принадлежал к такого рода избранным. Римо прошел столь совершенную школу, что ему уже не приходилось даже думать о том, что он знает и умеет. Задумываться о том, что делаешь, означало для него просто не знать предмета. Полное знание собственного тела предполагало совершение действия без всякого представления о том, каким образом это происходит.Тело обычного человека в ожидании нападения невольно напрягается. Это происходит потому, что оно подвержено дурной привычке использовать мускулы и физическую силу. Едва собаки вскинули лапы для решительного прыжка, Римо ощутил некую податливость в воздухе, точно наблюдал все со стороны. Его левая рука качнулась вперед ладонью кверху, коснулась живота собаки и слегка подтолкнула животное, так что пес промахнулся в прыжке, пролетев на два фута выше головы Римо. Он пропустил еще двух псов, по одному с каждой стороны, точно матадор, работающий на арене.А из окна большого белого дома с оранжевой крышей за Римо наблюдали в бинокль. Человек недоуменно протер линзы бинокля, потому что не поверил своим глазам. Если бинокль его не обманывает, он только что видел, как три боевых пса-призера прыгнули на человека и не только промахнулись, но как бы проскочили сквозь него. А нарушитель даже не сбился с шага, не изменил выражения лица.Три собаки, Лобо, Рафаэль и Берсерка, успели уже не раз отведать вкус крови и убийства после того, как их обучение было полностью закончено, а теперь они вдруг проскочили сквозь этого незнакомца.Может, на нем надета какая-то специальная одежда? Тогда что это могло бы быть? Ведь на незнакомце только черная футболка, черные просторные штаны и мокасины. Да еще улыбка. Очевидно, он знал, что за ним наблюдают, потому что губы его снова сложились в слова:— Ты уже мертв!Лобо проскочил вперед по инерции, а потом, как и полагалось настоящему доберману, развернулся для новой атаки. На этот раз впечатление было такое, будто он налетел на стену. И остановился. Расплющенный. Без признаков жизни.Никчемная собака, решил человек с биноклем. Рафаэль справится лучше. Однажды этот мастиф одним движением порвал глотку дровосеку.Рафаэль с рыком метнулся к животу пришельца. В следующее мгновение собака непонятным образом разделилась на две половины. Хозяин мастифа видел, как умер его пес и подумал: “Всю жизнь меня грабили торговцы собаками. Если бы в моей жизни был хотя бы один день, когда меня, Хуана Валдеса Гарсия, никто не предал, я бы согласился, что на земле существует справедливость”.Худа Валдес редко молился и никогда без надежды на благополучный исход. Он был не из тех людей, которые просят Всевышнего о милости, не веря, что это благодеяние прежде всего в интересах самого Всевышнего. В конце концов, Хуан Валдес ведь не крестьянин, который просит невозможного, вроде исцеления от неизлечимой болезни.Хуан предоставил Всевышнему весьма удобную возможность оказать ему услугу. Собственно говоря, разве он, Валдес, не жертвовал дважды золотые подсвечники храмам Боготы и Попайана? Он не из тех, кто пытается отделаться от Господа простой медяшкой!Хорошо заплатив за будущие услуги, Хуан Валдес теперь ожидал их исполнения. Молитва, сорвавшаяся с его губ, была очень простой, зато искренней и честной:— Боже, я хочу, чтобы этот гринго попал в пасть Берсерки. Или верни подсвечники.Хуан получше настроил бинокль. Приятно будет посмотреть, как убивает Берсерка. В отличие от других собак, сразу хватающих врага за горло, она не так быстро приканчивала свою жертву. Берсерка умела убивать, как кошка, измываясь над беспомощным человеком. И вот Берсерка, которая однажды в давние дни, когда Хуан занимался сбором листьев коки, раскромсала на клочки двух, мужчин с ружьями, а третий бежал от нее в джунгли без обеих рук, метнулась к лодыжке гринго. Клыки у этой собаки были точно у акулы, а когти — как рог носорога. Ее мощные лапы оставляли следы на мягком дерне лужайки. Берсерка сжалась перед прыжком, чтобы, ударив всем телом, опрокинуть врага.Но она завертелась в воздухе. Стовосьмидесятифунтовая собака подпрыгивала в руках незнакомца, точно щенок. А тот гладил ее по животу и приговаривал слова, которые Хуан Валдес сумел прочитать по его губам.— Хорошая собачка! — говорил гринго. А потом он поставил ее на землю, и Берсерка, виляя хвостом, пошла рядом с теми каблуками, которые должна была вздернуть в воздух. У Хуана перехватило дыхание. Это же была Берсерка, он и сам не мог точно сказать. Скольким людям она выпустила кишки, а вот теперь она радостно идет за человеком, который непрошено вторгся в его дом! Хуана уже не заботило, в какой стране он живет. В конце концов, дом-то его. Какая разница, что он находится в Америке? Это его дом, а потому надо пустить в ход пулеметы.Но его кузены воспротивились. Пулеметы могут повредить собственность соседей. Пули того и гляди заденут больницу, находящуюся всего в миле отсюда. Вообще, пулеметы способны повсюду натворить бед. Почему это Хуану взбрело в голову применять пулеметы в обычном американском пригородном районе?— Только потому что я не смог достать атомную бомбу, estupido, — отрезал Хуан и лично проследил за установкой пулемета 50-го калибра.Смертоносный ливень перепахал просторную лужайку перед домом Хуана, разнес на мелкие клочки его любимую Берсерку и оставил невредимым пришельца. Хуан не сомневался, что странный парень остался невредимым, потому что тот вообще исчез. Пропал, подобно туману, мгновенно испаряющемуся с восходом солнца. А потом вдруг очутился у самого окна и без единой царапины.Отныне Хуан Валдес больше не станет полагаться на Бога. Всевышний явно не заслуживает большего, нежели жалкая лепта вдовицы, которой он так усердно продолжает домогаться. А если ему, Хуану, удастся пережить этот страшный день, он заберет золотые подсвечники из храмов в Боготе и Попайане.Его тупые кузены все еще продолжали поливать из пулеметов дорогостоящий газон, когда пришедший заговорил.— Я пришел, чтобы повидаться с Хуаном Валдесом, — сказал Римо.Хуан ткнул пальцем в сторону своих глупых кузенов.— Который из них Хуан Валдес? — спросил Римо.— Оба. Возьмите их с моего благословения и отправляйтесь восвояси, — посоветовал Хуан.— Я думаю, это вы.— Правильно, — ответил Хуан.Он и не ожидал, что уловка сработает. Что он мог сказать человеку, который убил его привратника, двух собак просто уничтожил, а третью, считай, тоже сделал непригодной к службе, а теперь вот ломал кости его кузенам, точно то были хрупкие панцири крабов?Новые слова легко пришли на ум Хуану Валдесу и прозвучали они искренне.— Незнакомец, я не знаю, кто вы, но я беру вас на службу.— Я не работаю на мертвых, — отрезал Римо и схватил Валдеса за затылок, втискивая в кожу густые лоснящиеся волосы.У Хуана потемнело в глаза, он почувствовал резкую боль, а потом гринго спросил его о детях, и, к своему величайшему удивлению, Валдес услышал собственный ответ.Валдеса протащили, точно мешок с кофейными зернами, в детскую, откуда была изгнана немка-гувернантка.В комнате остались Чико, Пако и Наполеон.— Дети, — сказал гринго. — Это ваш отец. Он помог доставить к берегам Америки новый вид смерти. Ваш отец не просто убивает свидетелей, этого ему мало, он убивает также их жен и детей. Вот так убивает ваш отец.При этих словах Римо ощутил то же самое бешенство, которое охватило его, когда он услышал, что десять детей и их матери были убиты в Нью-Йорке в ходе разборок между торговцами наркотиками. Римо успел повидать не одно убийство на своем веку, но такого еще не встречал. Бывало, дети гибли в ходе войны, но при мысли о том, что их сознательно выбрали в качестве жертв, кровь стыла у него в жилах, а когда Римо получил свое задание, он уже точно знал, как его выполнит.— Вы тоже считаете, что в борьбе за наркотики следует убивать детей?От страха их маленькие темные глазки расширились. Дети отрицательно покачали головами.— Разве вам не кажется, что люди, убивающие детей, это mierda? — спросил снова Римо, использовав испанское слово, обозначающее экскременты.Они дружно кивнули.— Ваш папочка убивает детей. Кто он по-вашему?И едва они успели ответить испуганными дрожащими голосками, Римо прикончил Валдеса и вытер руки о его рубашку. И вот перед ним стояли дети, глядя на мертвого отца, который умер, успев услышать перед смертью из уст своих родных детей, что он не стоит и горсти придорожной пыли.А Римо почувствовал себя запачканным. И зачем только он так сделал? Надо было просто уничтожить Валдеса, а теперь он остро ощущал собственную нечистоту.Он посмотрел на детей и сказал:— Простите меня.За что он просил прощения? И его страна, и весь мир стали неизмеримо лучше после смерти этого человека. Валдес, несмотря на крайнюю жестокость и страшное убийство семей свидетелей, оставался вне досягаемости закона. Как раз такими случаями и занимался Римо. Когда нации угрожал человек, против которого закон оказывался бессилен, тогда в игру вступала организация, где работал Римо. Она действовала такими методами, которыми закон не располагал.И он выполнил задание. Почти так, как было приказано. Только никто не велел ему убивать человека в присутствии его детей. И, что еще хуже, Римо дал волю прежним своим чувствам, с которыми вырос, но которые после многолетних тренировок научился подавлять.— Простите меня, — повторил Римо.— Да что там, — откликнулся самый старший мальчик, которого звали Наполеон. — Это ведь работа, приятель. В конце концов, ты же не убил детей. Да здравствует добрый гринго!Два других мальчика захлопали: в ладоши.— Добрый гринго, пожалуйста, захвати с собой папочку, когда уйдешь отсюда, ладно? А то через некоторое время от него весь дом пропахнет.— Конечно, — ответил Римо.Этот малыш смотрел на вещи весьма мило и практично. Вероятно, и сам Римо лишь на короткий миг поддался прежним чувствам, одолевавшим его еще до обучения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22