Но запаха пищи или скрипа колес ресторанной тележки по ту сторону двери не было, и Римо открыл дверь левой рукой, пряча за спиной порезанную правую.
Ворвавшись, словно вихрь, в комнату. Вики Энгус с разбега кинулась ему на шею.
— Римо, слава тебе, Господи, Римо, — всхлипывала она, плотно прижимая к нему свою пышную грудь, которую с трудом прикрывала — при отсутствии лифчика — сатиновая рубашка. Уронив голову ему на плечо. Вики разрыдалась.
— Ну, ну, давай-ка успокоимся, — приговаривал Римо, помогая Вик присесть на диван. — Что случилось?
Прикрыв лицо руками, Вики еще немножко поплакала, а затем, подняв голову, поглядела на дверь.
— Я... я была одна дома. И мне было так страшно одной, а потом я выглянула в окно и увидела... по-моему, я увидела... о, это было ужасно! — Вскочив, она вновь вцепилась в Римо. — Мне страшно даже подумать об этом!
— Успокойся же, — повторил Римо, в то время как Вики уже распласталась по его телу и терлась бедрами о перед его штанов. — Что там было такое? Тебе придется вспомнить, если хочешь, чтобы мы помогли тебе.
— Не оставляй меня, — Вики всхлипнула. — Не оставляй меня одну больше. — Ее груди снова, как бомбы, обрушились на грудную клетку Римо.
— Не волнуйся. Теперь все будет в порядке. Присядь, я принесу тебе воды.
Всхлипывания Вики начали понемногу стихать.
— Ну... ладно. — Она следила, как в ванной Римо наливает из-под крана воду в стакан.
А потом Вики заметила рядом с собой Чиуна — и ей потребовалось ровно две секунды, чтобы придать лицу скорбное выражение и опять начать всхлипывать.
— Когда ты вошла, — спросил Чиун, — ты сказала “Римо, Римо, хвала небесам” или “Римо, Римо, слава тебе, Господи”?
Вики беспомощно посмотрела на него.
— “Слава тебе, Господи”, по-моему.
— Благодарю тебя, юная дева, — снова сев на ковер, Чиун что-то вычеркнул в разостланном пергаменте и затем зацарапал по нему с удвоенной силой.
Римо вышел из ванной со стаканом воды в руке и сел на кровать рядом с Вики.
Взяв у него стакан. Вики пила воду маленькими глотками.
— Так что ты видела во дворе? — спросил Римо. — Или кого? Это были люди?
— Да, Римо. Люди. В нашем дворе.
— Их было много? Вида какого — восточного? Сколько их было там? Трое? Четверо?
— По-моему, четверо. Было уже темно. И они были именно восточного вида, я в этом совершенно уверена. Ой, это было так страшно!
Римо взглянул на Чиуна.
— Похоже, они теперь и за Вики охотятся.
Чиун пожал плечами.
— Придется взять ее с нами в Хьюстон.
Чиун повторил свой жест. В дверь постучали.
Вики вскрикнула. Римо посмотрел на дверь. Чиун по-прежнему скреб пером по пергаменту.
— Ваш заказ, — послышался из-за двери нерешительный голос.
— Скажи, чтобы они унесли его, — не поднимая головы, заявил Чиун. — Опять залили рис мясной подливкой.
Глава седьмая
Ровным, спокойным голосом главарь объяснял своим подчиненным, что им еще предстоит и что уже сделано.
Нападение, сказал он, не провалилось, отнюдь — оно было весьма успешным.
Трижды кашлянув, главарь, повернув голову, сплюнул в пепельницу, стоявшую на окне номера на восемнадцатом этаже отеля “Шератон” — Техас, город Хьюстон.
— Но мы потеряли троих наших лучших людей, — сказал один из сидевших перед ним. Он говорил по-китайски.
— Но приобрели знание, — возразил главный. — Теперь мы лучше понимаем врага. Утраты жаль, — добавил он, — но она была необходимой. Скажите же, что удалось нам узнать?
Молодой голос так же по-китайски доложил главному о нападении в “Митамейшн”, и как тот белый по очереди вывел из строя троих лучших бойцов Веры. На улице в машине его ожидал, продолжал тот же молодой голос, человек с желтой кожей.
— С желтой кожей, — прошептал главарь, поднося к лицу правую руку. Фаланга правого мизинца оказалась на уровне его груди, в то время как конец ногтя на указательном пальце — в восемь дюймов длиной — почти касался левой щеки говорившего. — С желтой кожей и глазами стального цвета?
— Именно так, — ответил голос.
— Я боялся этого, — главарь опустил голову. — Он пришел. Он все же пришел. — Он опустил руку, и губы его зашевелились в беззвучной молитве. В такой позе он оставался несколько секунд — затем резко вскинул седую голову. — Вы заплатили остальным?
— Пикетчикам? Да, заплатили.
— Кто-нибудь из них знает о нас?
— Нет.
— Наши потери восполнены?
— То есть, наняли ли мы новых? Да, наняли.
— Зови остальных, — приказал главарь. — Час приближается. Откладывать больше нельзя. Мы должны сделать это.
Молодой китаец вышел из комнаты, и главарь поднялся с кресла. Движения были медленными, как и его речь. Выпрямившись во весь рост — чуть больше четырех футов — он зашаркал по цветастому нейлоновому ковру, устилавшему пол номера, к окну; худая, покрытая пергаментной кожей рука отдернула тяжелые зеленые шторы.
Комнату заполнил яркий солнечный свет. Хьюстон за окном словно висел в воздухе всей своей светло-серой громадой, невыносимо сверкавшей, как будто невидимая рука натерла сияющие квадраты небоскребов вазелином.
Огромные машины, словно только что сошедшие с конвейера, подмигивали выстроившимся вдоль тротуаров угрюмым пыльным грузовикам; рабочие убирали с улиц разноцветные украшения — праздник только что прошел, и в магазинах заканчивалась новогодняя распродажа.
И жарко. В Техасе всегда жарко. Поэтому главарю это место нравилось больше, чем Коннектикут. Жара — и ночью, и днем. Именно жара и нравилась ему, он мог ощущать ее. Почти видеть.
Светло-голубой цвет оболочки его глаз резко контрастировал со зрачками — большими, темными и совершенно неподвижными. Главарь был абсолютно слеп.
Он услышал, как отворилась дверь. Значит, все уже собрались.
— Садитесь, — главарь медленно произносил китайские слова.
— Садитесь, — повторил по-английски один из пришедших.
Главарь подождал, пока слух его не уловил звук движений двух тел, устраивавшихся в глубоких креслах. Задернув штору, он вернулся к месту, на котором сидел, отлично зная, что пути его не помешает ни неубранная вовремя чья-то нога, ни замешкавшееся в проходе тело.
Опершись о резные подлокотники кресла, главарь откинулся на спинку, обтянутую ярко-алой материей с изображением танцующих зеленых драконов.
— Итак, Синанджу все-таки здесь, — промолвил он. — После многих веков снова пересеклись наши с ними дороги.
— Придется убить еще нескольких человек, — английский вариант несколько отличался от сказанного.
— Мы не станем нападать первыми, — продолжал главарь. — Наша история говорит о множестве жертв, которые Вера понесла при попытке противостоять этим корейцам со стальными глазами. Этот же воин Синанджу опасен вдвойне — с ним белый человек, в жилах которого течет кровь тигра.
— Нападать не будем, — последовал перевод.
— Их можно уничтожить лишь поодиночке, — кивнул головой главарь.
— Уничтожим по одному, — повторил переводчик. Один из сидевших в креслах пошевелился и произнес:
— Без разницы.
Перевод этой реплики, выданный молодым китайцем по знаку главаря, гласил:
— Тысяча извинений, мудрейший. Не говорите ли вы об одновременной атаке?
— Дурак, — недовольно произнес главарь. — Ты можешь биться головой о стену хоть целый день — и она не дрогнет. Но вынь снизу один кирпич — и через миг стена будет лежать в развалинах.
— Дурак, — последовал перевод. — Есть разница.
Главарь услышал, как один из сидевших перед ним нетерпеливо заерзал в кресле. Затем раздался голос:
— Кончим их тем же способом? Новички вообще-то не понимают, для чего сдирать с каждого шкуру и вешать на дерево.
Переводчик приложил все усилия.
— О, невежды, невежды, невежды, — воздел руки главарь. — Не вам и не мне менять наши обычаи. В них — легенды. В них — наша сила и мощь. Ибо с их помощью несем мы не только смерть жертвам, но и смертельный страх тем, кто еще остался в живых.
Правая рука главаря мелко постукивала по подлокотнику.
— Мы — последние из великих, и деяния наши воистину велики. Черная смерть, разившая Европу — дело наших рук. Голод 1904 — также дело рук бойцов Веры. Но сейчас, — главарь откашлялся, — сейчас нам надлежит вступить на путь, о котором говорится в нашем древнем пророчестве, и мы должны расчистить его для тех, кто идет следом.
— Старик говорит — валяйте в том же духе, — кратко пояснил переводчик.
— Достаточно. — Главарь махнул рукой. — Теперь обратитесь в слух и не полагайтесь только на свою память.
Переводчик извлек ручку и блокнот, в который последующие десять минут переносил бисерным почерком каждое слово, срывавшееся с губ главного.
— И пусть люди будут готовы, — закончил главарь.
— Пошли, — кивнул переводчик.
Главарь слышал, как двое встали с кресел; дверь распахнулась, затем снова захлопнулась.
Он снова откинулся на спинку. Годы и колоссальное напряжение иссушили и ослабили его; он не мог позволить, разумеется, чтобы те трое это заметили, но это было так. Времена безвозвратно изменились. Новые последователи Веры соглашались теперь лишь за деньги исполнять вековой обряд. Не говорили на родном языке. Утратили способность изменяться и обращаться в иные предметы. Все это умел только он. Он один.
Силы его на исходе. И это — последний шанс. А он в том, чтобы следовать легенде, имя коей — Последний порог.
Медленными шагами главарь направился в противоположный угол комнаты, где стояла кровать, и в изнеможении опустил на матрац свое усталое тело. Несколько минут изучал оштукатуренный потолок. Сознание его затуманилось; он снова был там. Там, в деревне Тай-Пин, где прошли его лучшие годы.
Он вспомнил золотые чертоги, построенные в знак признания могущества Веры и бога ее — единственного истинного бога, властителя загробного мира, владыки перевоплощения.
Он вспомнил своего наставника, духовного отца, который передал ему тайное знание о Последнем пороге.
И, лежа на голубом с золотом покрывале кровати в номере отеля “Шератон”, он вновь шептал те слова, что с того дня остались в его памяти.
Средоточие всего есть желудок. В нем — жизнь, и в нем — смерть. Жизнь здесь начинается и кончается; здесь же живет душа. Вскрой его — и ты уничтожишь жизнь. Жертва перешагнет тогда Последний порог.
За которым не будет больше перевоплощений. И закрытый окажется путь к трону господа. Мы, люди Веры — лишь хранители наших желудков, но мы шагаем по земле как бессмертные, с нами — покорность господу, в руках наших — жизни смертных.
Главарь вспомнил, как они умирали.
Как ручьем вытекала кровь через перерезанные артерии.
Как уходила из них сила жизни — через продольный разрез в желудке.
Затем, когда вместилище жизни разрушено — снять кожу с тела...
И последнее посвящение господу — тело высоко в древесных ветвях, символ нашей мощи и нашей преданности.
Наконец — захоронение внутренностей. Последний порог.
И так продолжалось тысячелетия. Еще до того, как Вера распространилась за пределы Китая — в Румынию, Россию, Литву, Трансильванию — легенды о них ходили по всей стране. Жуткие рассказы об их небывалой силе, об их способности превращаться в деревья и бестелесные существа, как чума, бродили между деревнями.
Но затем, когда Вера покинула пределы родины... Жертвы множились, вера росла, но они потеряли легенду. Для белых они были не более чем маньяки-кровососы, красноглазые люди-карлики. Их запомнили как слуг дьявола, которые ночами прокрадывались в спальни и запускали клыки в трепещущую плоть юных дев.
Жертвы множились, но была утеряна цель. Ряды их таяли — один за другим соратники главаря освобождались от суеты мира. Бог вознаграждал их за труд, впереди их ждала вечная жизнь. До тех пор, пока не остался лишь последний из них — он сам.
И он ездил, выискивал, убивал и намечал новые жертвы, но этого было мало. Богу нужна была кровь. И в конце концов он оказался в Америке, самом чреве обезумевших мясоедов, убивавших свои желудки. И, призвав на помощь тысячелетние тайны Веры, он задумал последнюю, великую жертву, и ей должны были стать многие и многие тысячи.
Но времена изменились, и он был немощен и стар, и бог поразил его слепотой в наказание. Украшениями золотых чертогов ему приходилось платить за кровь, и передавать секреты веры в руки непосвященных — бог требовал жертв, а ряды преданных все таяли.
И вот золота почти нет, но замысел близок к осуществлению. Скоро, скоро господь сможет оценить его труд. Он получит прощение, и воссоединится с ушедшими в вечной жизни.
Но сначала нужно покончить с Синанджу. Заставить белого и корейца со стальным взглядом перешагнуть Последний порог. Многие века длилось между ними перемирие, чтобы закончиться именно сегодня.
Глава восьмая
— Для чего ты носишь этот дурацкий костюм?
Вики Энгус посмотрела на свое голубое мини-платье с золотой нашивкой на рукаве, затем — с обидой — на Римо.
— Почему это дурацкий? Это форма лейтенанта Звездной экспедиции. Я всегда ношу ее, когда летаю.
— Ты, значит, тоже из этих, — кивнул Римо.
— Из этих?
— Ну... звезданутых.
— Звездных! — сердито поправила его Вики. — Но я не люблю, когда меня называют так. А теперь тихо, я буду выводить корабль на околопланетную орбиту.
Вики несколько раз нажала на пустой пластиковый поднос от завтрака, издавая бибикающие звуки.
Владелец фабрики унитазных сидений, занимавший кресло через проход от Вики, привлеченный необычным шумом, поднял голову.
— Координаты посадки введены! — произнесла Вики.
В динамике над ее головой раздалось гудение, а затем послышался голос стюардессы:
— Прошу всех пристегнуть ремни. Через несколько минут наш самолет совершит посадку в Хьюстоне.
Расцепив скрещенные ноги, Вики застегнула ремень, при этом юбка ее поднялась еще на сантиметр. Владелец фабрики унитазных сидений опустил журнал, чтобы не упустить редкостное зрелище.
Несколько минут спустя самолет, коснувшись колесами посадочной полосы, заскользил к зданию аэропорта. Голос в динамике выразил надежду, что пассажирам полет понравился.
Подпрыгивая на сиденье. Вики громким голосом отдавала приказания штурману космического корабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18