Чрезвычайно крепкий сон не был ему свойствен. — Некоторые, просыпаясь, видят рядом любимую женщину. Другие — хирурга, четыре дня подряд боровшегося за жизнь пациента на операционном столе и одержавшего победу А я вижу вас, нависшего надо мной, как удав, намеревающийся полакомиться мышкой. От этого зрелища сердце переполняется весельем.
— Я посмотрел на ваши раны, — сказал Смит. — Ваше счастье, что вы хоть кого-то видите — А, раны... О них позаботился Чиун.
Римо обвел взглядом палату.
— Кстати, где он?
— Пошел в гимнастический зал. Сказал, что хочет увидеть место, где у него все пошло кувырком. Кажется, именно в этом гимнастическом зале вы с ним впервые встретились, — сухо молвил Смит.
— Точно. Ладно, не будем об этом. Слушайте, у вас не найдется закурить?
— Простите, я не курю. Бросил, как только появилось предупреждение Главного хирурга США. Тогда я решил, что с меня хватит и такой угрозы для моего здоровья, как вы.
— Как приятно вернуться домой! — сказал Римо. — Может, сгоняете в вестибюль за сигареткой?
— С каких пор вы закурили?
— Я то курю, то бросаю, — соврал Римо.
Ему и впрямь хотелось закурить, и он никак не мог взять в толк, в чем тут дело. Он не курил уже много лет. Годы тренировок привели его к пониманию того, что самое главное — это дыхание. Все приемы, все волшебство, вся техника Синанджу зиждились на дыхании. Без дыхания не получится никогда и ничего. При правильном дыхании становилось доступно буквально все. Первый урок заключался в том, чтобы не вдыхать дым.
И тем не менее он сходил с ума по сигарете.
Смит кивнул и вышел. В его отсутствие Римо как следует осмотрел палату и с легким содроганием пришел к выводу, что это была та самая палата, где он когда-то очнулся после инсценированной казни на электрическом стуле.
Ностальгия по былым временам? От Смитти этого ожидать не приходилось.
Римо поместили в эту палату по той простой причине, что она оказалась свободной. Если бы единственным свободным помещением оказалась бойлерная, Римо провел бы ночь у топки.
Это была обыкновенная больничная палата: белые стены, одна койка, один стул, одна тумбочка, одно окно. Впрочем, окно было непроницаемым для взгляда снаружи.
Смит вернулся с двумя сигаретами.
— Вы — должник медсестры из вестибюля. Я обещал ей, что вы вернете долг. Она сказала, что это необязательно, но я сказал, что завтра вы вернете ей две сигареты. Между прочим, она считает, что ваша фамилия Уилсон и что Чиун — ваш слуга.
— Только ему этого не говорите, — предупредил Римо и выхватил у Смита обе сигареты. Одна упала на пол.
Римо сунул сигарету с фильтром в рот. Смит вынул из коробка с двумя спичками одну спичку и зажег ее. Иногда Римо начинал сомневаться, человек ли он вообще. Две сигареты, две спички... Смит был способен потратить час на вылавливание в коридоре человека, который согласился бы отдать ему свой коробок с двумя оставшимися в нем спичками.
Пока Смит поднимал упавшую сигарету и клал ее вместе с оставшейся спичкой в тумбочку, Римо сделал первую могучую затяжку — и закашлялся.
Неужели курево всегда имело такой мерзкий вкус? Он знал, что так оно и было. Еще будучи курильщиком, он часто бросал и держался неделями. Первая затяжка после длительного воздержания всегда вызывала душащий кашель: этим способом организм делал ему последнее предупреждение, прежде чем сдаться. Вторая затяжка была куда лучше; докурив сигарету до половины, он уже чувствовал себя так, будто никогда не бросал, даже на час.
Сейчас он испытывал те же ощущения.
— Добудьте мне пачечку, ладно? — попросил Римо. — Включите это в счет.
— Постараюсь, — ответил Смит и кратко поведал Римо о событиях в Бостоне.
Жертвы множились. Полицейские застрелили одну особь человеко-тигра.
— Домохозяйка! На беду, она умерла, поэтому ее не удалось исследовать, чтобы попробовать получить противоядие.
— Какая неприятность! — посочувствовал Римо.
— Теперь они требуют массированного федерального вмешательства. Раз вы с Чиуном больше в этом не участвуете, то другого выхода действительно не остается. Кстати, что произошло с вами?
— Я сидел в машине с одним из них — с одной. Думаю, это была сама крошка Шийла, хотя выглядела она по-другому. Она разодрала мне глотку и попробовала вырвать желудок. Она почти добилась своего.
— Что стало с ней?
— Я немного ее проучил, но ей удалось сбежать.
Смиту стало нехорошо. Римо был его лучшим оружием — и даже он едва избежал смерти. На что в таком случае могут надеяться остальные? Шийла Файнберг могла производить людей-тигров в неограниченном количестве. Любой новичок в стае становился источником генетического материала для продолжения программы. Единственный выход заключался в том, чтобы истребить всю стаю, а главное — саму Шийлу Файнберг. Без ее научных знаний геометрическому прогрессированию напасти будет положен конец.
Но кому это под силу? Кому, если не Римо? Введение военного положения вряд ли спугнет Шийлу и ее людей-тигров. Ведь на вид они — обыкновенные люди. История с агентом ФБР Галлаханом — наглядное тому свидетельство.
Днем, перед попыткой убить Римо и Чиуна, он прилежно трудился за своим рабочим столом.
Если их не остановить, причем скоро, угроза перекинется с Бостона на другие города. На автомобиле или самолете они способны добраться куда угодно, и не только в стране, но и во всем мире. Нельзя же объявить военное положение на всем земном шаре!
Даже если бы это было осуществимо, это вряд ли дало бы результат.
Главное — обезвредить Шийлу Файнберг. Тогда появлению новых монстров будет положен конец. Существующих на данный момент можно будет извести нескоро, но до последней твари.
— Вы собираетесь возобновить преследование? — спросил Смит у Римо. — Вы в состоянии это сделать?
— Что?
Вместо того, чтобы слушать Смита, Римо наблюдал, как поднимается к потолку дымок от тлеющей сигареты, и наслаждался вкусом табака.
— Я говорю, вы сможете опять приняться за Файнберг?
— Не знаю, — сказал Римо. — Я здорово ослаб и, кажется, утратил форму.
Не думаю, чтобы Чиун дал добро. Он сильно напуган одной легендой.
— Чиун всегда встревожен той или иной легендой, — возразил Смит.
— Даже если я ее снова выслежу, ума не приложу, что с ней делать. Один раз мне уже не удалось ее схватить.
— Можете позвать подмогу, — сказал Смит.
Римо сердито уставился на него, словно Смит усомнился в его способностях. Потом он поостыл. В конце концов, почему бы действительно не позвать на помощь? Если он снова повстречается с Шийлой, без помощи ему не обойтись.
— Не знаю, Смитти, — сказал он.
— Почему, собственно, они пришли за вами? — спросил Смит. — Вряд ли они сочли, что вы представляете для них какую-то особенную угрозу, даже после того, как вы ранили Файнберг. Почему бы просто не оставить вас в покое? Если они настоящие звери, они не должны мстить. Месть — занятие для людей, а не для животных. Животные бегут от опасности. Они не возвращаются, чтобы расквитаться.
— Может, я им просто приглянулся? С моими-то замашками! — предположил Римо.
— Сомнительно, весьма сомнительно, — сказал Смит, глядя на Римо, который в последний раз набрал в легкие дыму, понаблюдал за тем, как огонек дошел до пластмассового фильтра, который превратился от смолы из белого и волокнистого в коричневый и липкий, и раздавил окурок в пепельнице.
— А теперь я должен вас покинуть, — сказал Смит.
— Не забудьте про пачку сигарет, — сказал Римо ему вдогонку, но Смит не услышал.
Он размышлял над задачкой, ответ на которую был ему заранее известен.
Просто он не торопился взглянуть правде в глаза.
Он охотится на стаю Шийлы Файнберг, а стая охотится на Римо. Значит, чтобы схватить их, надо использовать Римо в качестве приманки.
Все было ясно и безупречно логично. Альтернатив не просматривалось.
Либо рискнуть Римо, либо поставить под удар всю страну и остальной мир.
Смит знал, что ему делать. Он решил действовать так, как действовал всегда, то есть выполнять свой долг. Ловушкой стало платное объявление в бостонской «Таймс»: «Пациент Ш.Ф. в Фолкрофте, Рай».
* * *
Капкан торчал на виду. Стоило одному из стаи показать объявление Шийле Файнберг, как она поняла, что оно значит.
— Ловушка, — сразу определила она.
— Тогда не будем обращать на нее внимания, — сказала другая женщина, пышногрудая брюнетка с узкими бедрами и длинными ногами. — В Бостоне и без того хватает мяса.
Однако вековой инстинкт выживания уступил у Шийлы Файнберг не менее древнему инстинкту — продолжения рода. Она ласково улыбнулась брюнетке, демонстрируя длинные белые зубы, отполированные благодаря частому разгрызанию костей, и ответила:
— Нет, наоборот. Отправимся туда. Он мне нужен.
Глава 11
Римо задрал голову к высокому потолку гимнастического зала санатория Фолкрофт, обвел взглядом переплетение канатов для лазания, напоминавшее паутину телефонных проводов на станции, и провел носком мокасина из итальянской кожи по зеркальному полу.
— Здесь мы впервые встретились, — сказал Чиун.
На Чиуне было желтое утреннее кимоно, и он оглядывал гимнастический зал, как творение собственных рук.
— Да, — ответил Римо. — Тогда я попытался тебя убить.
— Верно. Именно тогда я понял, что в тебе есть что-то такое, что я готов тебя переносить.
— Чего нельзя было сказать обо мне, поэтому ты меня здорово отделал, — сказал Римо.
— Помню. Это доставило мне удовлетворение.
— Могу себе представить!
— А потом я научил тебя приемам каратэ, причем так, чтобы они смотрелись устрашающе.
— Я так и не понял, зачем это тебе понадобилось, Чиун. Какая связь между каратэ и Синанджу?
— Никакой. Просто я знал, что эти психи никогда не предоставят мне достаточно времени, чтобы я научил тебя чему-нибудь толком. Поэтому я и выбрал каратэ, решив, что эти приемы ты запомнишь. Но если бы я сказал тебе, что с помощью каратэ бесполезно нападать на противника, если это не мягкая сосновая палка, ты бы стал меня слушать? Нет. Человек всегда должен быть уверен, что подарок имеет какую-то ценность. Поэтому я сказал тебе, что каратэ — это чудо, что с его помощью ты станешь непобедимым. Потом я привел доказательства, сокрушая доски и показывая разные фокусы.
Только таким способом я мог добиться твоего внимания на те пять минут в день, которые были необходимы, чтобы ты освоил игру. Как другие учили тебя, раз ты все моментально забываешь?
— Прекрати, папочка. Потом я оставил тебя и отправился убивать вербовщика.
Чиун кивнул.
— Да. Макклири был славный малый. Храбрый, умный.
— Он завербовал меня, — сказал Римо.
— У него почти хватило храбрости и ума, чтобы исправить эту ошибку, — сказал Чиун.
— И с тех пор мы вместе, Чиун. Сколько это лет?
— Двадцать семь, — ответил Чиун.
— Только не двадцать семь! Десять-двенадцать.
— А мне кажется, что двадцать семь. Или тридцать. Я начал молодым. Я отдал тебе свою молодость, свои лучшие годы. Они ушли, унесенные раздражением, волнением, отсутствием истинного уважения, они были растрачены на субъекта, питающегося мясом и стреляющего сигаретки, как ребенок.
Римо, для которого оказалась сюрпризом осведомленность Чиуна о его курении, быстро ответил:
— Всего-то две штучки! Мне захотелось попробовать, как это будет после стольких лет.
— Ну и как?
— Чудесно, — сказал Римо.
— Ты отказался от дыхательных упражнений, чтобы вдыхать частицы горелого конского навоза? Ведь эти штуки делают из коровьего и конского навоза.
— Из табака. А от дыхательных упражнений я не отказываюсь. Разве нельзя сочетать одно и другое?
— Как же ты теперь будешь дышать? Для дыхания нужен воздух, а твой белый рот теперь занят втягиванием дыма. Это только так говорится, что на сигареты идет табак. На самом деле это испражнения. Так поступают у вас в Америке, это дает большие прибыли, благодаря которым работает вся ваша страна.
— Ты говоришь, как коммунист.
— А они курят сигареты? — осведомился Чиун.
— Да. И у них они точно из дерьма. Я пробовал.
— Тогда я не коммунист. Я просто бедный, непонятый наставник, которому недоплачивают и который не смог добиться уважения от своего подопечного.
— Я тебя уважаю, Чиун.
— Тогда брось курить.
— Брошу.
— Вот и хорошо.
— Завтра.
Перед Чиуном свисали с потолка гимнастические кольца. Не поворачиваясь к Римо, он потянулся к ним. Кольца рванулись в направлении головы Римо, как боксерские кулаки в перчатках. Первым Римо заметил кольцо, подлетавшее справа. Он отскочил влево, чтобы миновать встречи с ним, и получил в лоб кольцом, настигшим его слева. Пока он выпрямлялся, правое кольцо, возвращавшееся обратно, угодило ему в затылок.
Чиун взглянул на него с отвращением.
— Кури, кури. За тобой придут и сделают из тебя свиную отбивную.
— Ты так уверен, что за мной придут? — спросил Римо, потирая голову.
— Обязательно придут. Ты безнадежен. И не проси меня о помощи: я не могу вытерпеть запаха у тебя изо рта.
Он проскочил мимо Римо и покинул гимнастический зал. Римо, продолжая потирать голову, уставился на покачивающиеся кольца, удивляясь, что так быстро потерял сноровку.
Смит усилил охрану палаты Римо и раздал фотографии доктора Шийлы Файнберг, велев повесить их на стене сторожки при въезде в санаторий. Женщину было приказано пропустить, но немедленно уведомить о ее появлении Смита.
Смит подумывал, не приставить ли к Римо неотлучного телохранителя, но потом спохватился: Чиун счел бы это оскорблением. Приставить к Римо телохранителя в присутствии Чиуна было все равно, что влить в Седьмую армию для усиления ее огневой мощи звено бойскаутов. Теперь оставалось только ждать. Смит занимался этим в своем кабинете, читая последние сообщения о двух убийствах, случившихся в Бостоне за ночь. Губернатор ввел военное положение, что означало, что покой жителей будет охраняться почти так же ревностно, как до того, как полицейским было вменено в обязанность заниматься психиатрией, социальным вспомоществованием и спасением заблудших душ. Смит думал о том, что если бы был жив Достоевский, он бы назвал свой шедевр просто «Преступление».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20