Громкий смех великого князя неожиданно прервал слова Адомаса.
— Боярин, я это знал всегда, без тебя и перехваченных сегодня писем. Чем выше положение человека, тем больше у него недругов и завистников, имеются они и у меня, великого литовского князя. Но кто они, с кем связаны, каковы их планы? Вот на что должны дать ответ послания моего брата Андрея.
— Великий князь, мне неизвестно, когда удастся проникнуть в тайну перехваченных лоскутов. Пока хочу предупредить тебя о следующем. Мои надежные соглядатаи донесли, что боярин Витаутас выступал против твоего похода на Русь и говорил, что пока московский Дмитрий борется с Мамаем, надобно собрать все наши силы и, не опасаясь Москвы, ударить по крестоносцам. Они против твоего союза с Ордой, считая его ошибкой.
— Бородатый козел! — выкрикнул Ягайло. — Ишь, ему не нравится мой союз с Мамаем и то, что я иду на Русь. Еще бы, ведь его старший сын женился на смоленской княжне и принял православие. Ничего, боярин, дай только разделаться с Москвой…
— Князь Юстас тоже против союза с Мамаем, — вкрадчивым голосом продолжал Адомас, подступая ближе к Ягайле. — Третьего дня на охоте он говорил, что Литве вместе с Москвой следует обрушиться вначале на Орду, после чего сообща выступить против тевтонов. Он хвалил твоих братьев и заявил, что только союз с Русью и Польшей может спасти Литву от крестоносцев.
— Лишь его советов мне не хватало, — еле сдерживаясь, проговорил Ягайло. — Желает союза с Москвой? То-то два его племянника ушли с моим братом Дмитрием на Русь. Ничего, дайте мне только покончить с Москвой…
— А боярин Юлиус, сказавшись хворым и оставшись в усадьбе, прислал с сыном только половину воинов, а остальных распустил по домам, — шептал Адомас уже в ухо Ягайле. — А жене сказал, что за Орду пусть воюет великий князь, а у него имеются дела поважнее в собственной усадьбе.
Грохнув кулаком по столу, Ягайло вскочил на ноги, метнулся сначала в угол комнаты, затем остановился против Адомаса.
— До сегодняшнего дня я опасался только русичей, теперь не должен верить и литовским князьям и боярам! Как могу идти на Русь, если в самой Литве вокруг меня измена? Подскажи, что мне делать, как быть?
— Великий князь, мои верные люди неотступно следят за всеми твоими врагами, будь они русскими князьями или литовскими боярами. Конечно, лучше всего поскорее вырвать их змеиные жала, да не пришло еще это время. Но придет, нужно только ждать.
— Ждать? Сколько? Московский Дмитрий со своей ратью уже выступил из Коломны против Мамая, а из Орды ни слуху ни духу. Я не могу спокойно сидеть и ждать, видя, что победа уходит из моих рук.
— О какой победе ты говоришь, великий князь?
— Мои братья остались одни, князь Дмитрий уже не в состоянии помочь им, Владимир Серпуховский с его малой дружиной мне не страшен. Я могу разбить братьев поодиночке, покуда они разобщены, а затем двинуться на Москву. Пусть тогда Мамай попробует сказать, что Литва не помогла ему.
— Твои братья не новички в воинском деле, великий князь, разбить их будет не так просто. Поэтому нужно ждать, тем более что осталось недолго. Час назад ко мне прискакал гонец с южного порубежья и сообщил, что их дозор видел в степи татарский чамбул в тысячу сабель. Он следует в нашу сторону. Думаю, это и есть обещанный гонец от Мамая.
Глаза Ягайлы весело блеснули.
— Боярин, ты исцелил меня! Но смотри, чтобы эту грамоту я получил от Мамаева гонца, а не из чужих рук, как прошлый раз.
— Великий князь, та грамота оказалась настоящей, а боярин Векша верен нам, как собака хозяину. Клянется всеми святыми, что отбил ее у казаков-ватажников.
— Тысяча сабель — не сто, — проговорил Ягайло. — Будем надеяться, что целый чамбул окажется не по зубам степным разбойникам.
— Я вышлю навстречу гонцу пять сотен панцирников. Но кроме этого, дабы обезопасить грамоту, я решил сделать и кое-что другое. Выслушай меня, великий князь…
Осторожный стук в дверь прервал разговор князя Данилы с Боброком и воеводой Богданом.
— Княже, дозволь весть передать, — негромко донеслось из-за двери.
— Входи, — разрешил князь Данило и остановил Боброка, поднявшегося было из-за стола. — Сиди, это верный человек. От него можно не хорониться.
Вошедший слуга плотно прикрыл за собой дверь, отвесил присутствующим почтительный поклон.
— Княже, какой-то человек хочет видеть тебя. На обличье худороден, по одежде незнатен, однако говорит, что единожды встречался с тобой на охоте, и уверяет, что ты будешь рад видеть его. Только потому и смею тебя беспокоить, что уж больно настырен он.
Князь переглянулся с Боброком.
— Говорит, встречался со мной на охоте? Невелик ростом, горбат, кутается в плащ? Таков или нет?
— Таков, княже. Уродлив и мерзопакостен на вид.
— Где он?
— Остался на тропинке у трех камней. Сказал, будет ждать тебя с важным известием.
— Хорошо, иди.
Едва за слугой закрылась дверь, князь Данило взглянул на Боброка.
— Это конюший Адомаса, о котором я рассказывал. Тот, что предупредил меня о воеводской измене и обещал прийти снова. С той первой встречи не было от него никаких вестей, а вот сегодня он явился с важным разговором. Интересно, что у него на сей раз?
Боброк задумался.
— Помню о нем, князь, хорошо помню. Много думал я о нем и его известии, только ни к какому выводу так и не пришел. Непонятный он человек, странным кажется его поступок А главное, нет причин ни верить ему, ни подозревать в злом умысле. Ведь будь воевода Богдан на самом деле изменником, конюший своим доносом сослужил бы нам неплохую службу. Может, зря мы не верим ему?
— Возможно, и так, боярин. Люди предают себе подобных из-за золота или из ненависти, и если отпадает одно, остается другое. Прошлый раз конюший отказался от моего золота, думаю, вряд ли нужно ему в таком случае и Ягайлово. Значит, остается ненависть. Я проверил и узнал, что старая боярыня, мать Адомаса, действительно велела в детстве искалечить его. Как знать, может, именно ненависть и желание отомстить за свою исковерканную по чужой прихоти жизнь привели его ко мне. Лишь так и никак иначе могу объяснить я поведение конюшего.
— Может, так оно и есть. — Воевода поднял глаза на князя Данилу. — А возможно…
Боброк не договорил, встал из-за стола. Протянул руку к висевшему на стене плащу, набросил на себя.
— Хватит, князь, гадать нам, как бабам-ворожеям, давай лучше посмотрим еще раз на ночного гостя, теперь уже вдвоем. На месте и решим, что он за человек.
— Добро, боярин.
Князь тоже поднялся со скамьи, положил руку на плечо воеводы Богдана.
— Подожди нас здесь. Рано тебе еще ходить со мной, пускай Адомасовы глаза и уши думают, что ты у меня в опале.
Князь прихватил со скамьи плащ, отворил скрытую в стене потайную дверь и исчез за ней вместе с Боброком…
Тропа возле трех больших камней-валунов была пуста, и князь уже собрался окликнуть конюшего, как тот сам выступил из-за одной из глыб. Был он в том же, что прошлый раз, темном плаще, нижнюю часть лица скрывали складки сброшенного с головы капюшона. Нечто от хищной ночной птицы было в его черной согнутой фигуре.
— Вечер добрый, князь, — отвешивая низкий поклон, приветствовал он Данилу. — Вечер добрый и тебе, боярин Боброк, верный слуга московского князя Дмитрия, — продолжил он, склоняя голову перед стоявшим рядом с князем Боброком. — Не думал, что вы оба почтите меня своим высоким присутствием.
Боброк, закутавшийся в плащ так, что его лицо невозможно было рассмотреть, невольно сделал шаг назад и едва удержал руку, потянувшуюся к мечу.
— Откуда знаешь меня? — спросил он, впиваясь глазами в черную фигуру. — Видел где? А может, я встречал тебя когда-нибудь? Ответствуй.
Хриплые, булькающие звуки, лишь отчасти напоминающие человеческий смех, донеслись из-под складок капюшона, которым был прикрыт рот конюшего.
— О нет, боярин Боброк, никогда не видел я тебя. Не знаешь и ты меня, жалкого литовского холопа, — сказал конюший, перестав смеяться. — Впервые сегодня встречаемся мы с тобой, русский боярин Боброк-Волынец, впервые ведем разговор.
— Тогда как сумел узнать меня? Говори.
— Посуди сам, трудно ли это. Я знал, что ты в Литве, причем в этих местах, постоянно держишь связь с князем Данилой. Кого еще он мог привести с собой, дабы решить, стоит ли верить мне? Князь Данило горд и знатен, он не пожелал бы слушать советов человека ниже его по родовитости. Князь также умен, опытен и не стал бы открывать нашу с ним дружбу человеку, которому не доверял бы полностью. Вот почему он мог привести с собой лишь тебя, боярин Боброк, равного ему по знатности и уму, которому верит, как самому себе, вершит вместе одно общее дело и наравне рискует жизнью. Как видишь, боярин, не такой уж сложной задачей было признать тебя, — закончил конюший.
— Ты не ошибся, — сухо сказал Боброк — Перед тобой действительно русский боярин Дмитрий Волынец. Ты верно сказал, что у нас с князем одно общее дело и нет друг от друга тайн. Посему можешь смело говорить при мне все, с чем пришел. Приступай.
— Хорошо. Начну с самого главного.
Черная фигура конюшего, до этого стоявшая неподвижно, качнулась, голова повернулась в сторону Данилы.
— Князь, воевода Богдан вчера вечером ждал у родника в Волчьей балке гонца от боярина Боброка. Скажи, дождался ли он его?
— Гонца еще нет, и воевода с людьми до сих пор в овраге. Всякое может случиться в пути, особенно в наше тревожное и опасное время, однако те, кто должен прийти к роднику, храбры и надежны, и Богдан обязательно дождется их.
— Нет, князь, воевода напрасно теряет в лесу время, он не дождется гонца. Точно так, как вы с боярином Боброком никогда больше не увидите этих людей. Дмитрий Волынец — ближайшего слугу Иванка, ты — вернейшего десятского Бориса.
— Что знаешь о них, литвин? — насторожился князь Данило.
— Я видел их сегодня мертвыми в подземелье великокняжеского замка. Мне удалось узнать, что ваших гонцов перехватили люди Адомаса и те погибли в бою.
— Что смог выведать еще?
— При Иванке нашли зашитые в шапке письма, боярин, — повернулся конюший к Боброку — И писанное тобой собственноручно, и те, что пересылались от князя Андрея Ольгердовича. Сейчас Адомасовы подручные пытаются разгадать их тайнопись.
— Опять воевода? — отрывисто спросил Данило.
— Да, князь. Ты, видимо, не поверил мне прошлый раз — и вот результат. Но это дело твое, не мне давать советы.
— Тогда мы сомневались в твоих словах, литвин, а сейчас верим, — сказал Боброк. — Ты много сделал для нас, мы благодарны за это. Князь передал, что ты отказался от золота, в таком случае возьми на память обо мне вот это.
Боброк снял с пальца золотой перстень с драгоценным камнем, протянул конюшему. Тот лишь мельком взглянул на подарок и даже не протянул к нему руки.
— Боярин, я благодарен за добрые слова, но твой дар мне не нужен. Зачем он холопу? Да и откуда у него может быть золотой перстень с таким яхонтом? Не для мужицких рук сработан он и не принесет такому, как я, счастья. Оставь его себе, а коли желаешь отплатить мне добром за добро, сделай совсем иное.
— Мы оба, я и князь, обещаем выполнить твою просьбу.
Черная фигура в знак признательности склонила голову.
— Я прошу помощи, чтобы отомстить моему и вашему врагу — боярину Адомасу, нанести ему наконец смертельный удар.
Князь Данило удивленно сдвинул брови.
— Смертельный удар? Как свершить это? Боярин Адомас хитрее лисы и осторожнее змеи.
Боброк остановил его.
— Князь, мы не дослушали конюшего до конца. Мне кажется, он не просто говорит о мести, а имеет план, как осуществить ее. Я прав, литвин?
— Ты не ошибся, боярин. План моей мести уже созрел полностью, я лишь прошу вас помочь мне.
— Что должны мы сделать?
— Князь и боярин, вы оба сильны и здоровы, потому не знаю, поймете ли меня, калеку, но все равно слушайте. Хил и немощен наш враг, боярин Адомас, нет у него ни друзей, ни товарищей, ненависть и презрение окружают его. Только одно удерживает его в этой жизни — непомерное тщеславие и жажда власти над другими людьми. Они ему заменяют все. Самое страшное для Адомаса — почувствовать себя простым смертным, жалким и презираемым калекой, а значит, лишиться той единственной нити, которая заставляет его цепляться за жизнь. Именно это я и собираюсь сделать с вашей помощью.
Конюший сделал паузу, судорожно сглотнул, поочередно глянул на князя и боярина. Те молчали, и он заговорил снова:
— Сила и могущество Адомаса в его близости к великому князю, в том доверии, которое Ягайло к нему питает. Чтобы уничтожить Адомаса, надобно лишить его милости и благожелательности великого князя. Все остальное доделают его многочисленные и могущественные враги, которые только и ждут, когда он споткнется, дабы навсегда втоптать его в грязь… Умен и расчетлив боярин Адомас, хитер и изворотлив, однако с твоим появлением в Литве, боярин Боброк, ушла от него всегдашняя удача. Не смог он ни поймать тебя, ни отбить московское золото, не удалось ему помешать уходу из Литвы полоцких дружин. Сгинуло в степи ордынское посольство, и пропала Мамаева, грамота. Не сумел он захватить живьем твоего гонца с письмами Андрея Ольгердовича и до сей поры не может прочесть их. Недоволен им в последнее время великий князь, нет у него к Адомасу былого доверия и любви. Именно сейчас, князь и боярин, мы можем сообща нанести нашему общему врагу удар, который навсегда покончит с ним.
— Ты неплохо осведомлен о делах своего господина, — заметил князь Данило. — Но где же замысленный план?
— Вот он. Прежде чем выступить в поход, князь Ягайло должен дождаться гонца от Мамая, который сообщит, что и когда ему делать. Этот посланец уже в пути, его видели на степном порубежье. Грамота у него, видать, непростая, поскольку охраняет его чамбул в тысячу сабель. А чтобы с грамотой ничего не случилось, как в прошлый раз, великий князь посылает навстречу гонцу боярина Адомаса с пятью сотнями панцирников. Если вы согласитесь помочь мне, ни боярин Адомас, ни князь Ягайло никогда не увидят ордынской грамоты. После этого всемогущий боярин Адомас исчезнет, а в Литве появится убогий калека с его именем и обличьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16