Медленно переместила огонек свечи вначале из верхнего правого угла в нижний левый, затем наоборот, капнула с кончика свечи на подоконник расплавленным воском, укрепила в нем свечу. Отступила от окна.— Я сделала все, что вы хотели, — обратилась она к прапорщику. — Надеюсь, за это мне будет оказано снисхождение?—Да, если вы были с нами откровенны. А это мы сейчас проверим, устроив достойную встречу вашим соотечественникам из оврага. Пока же вам придется остаться здесь. Урядник, позаботьтесь о надлежащей охране сей особы. 4 Опустив голову и прикрыв глаза, Мари неподвижно сидела на лавке до тех пор, покуда не затих вдали стук лошадиных копыт. Лишь когда на мосту вновь застучали топоры и завизжали пилы оставленных для продолжения восстановительных работ казаков, она подняла голову, внимательно огляделась. Урядник позаботился о ее охране на совесть: один часовой находился внутри избы у порога, другой с ружьем на плече мерно вышагивал взад и вперед за единственным окошком. Однако страж снаружи Мари не волновал: бежать она собиралась через дверь и уже до мельчайших подробностей продумала план предстоящего побега.Громко скрипнув лавкой, чтобы привлечь внимание часового, француженка поднялась, медленно направилась к двери. Казак, сидевший с ружьем на коленях у порога на опрокинутой вверх дном деревянной бадье, перестал дымить трубкой, насторожился.— Господин казак, — робко произнесла Мари, останавливаясь перед черноморцем и застенчиво улыбаясь. — Разрешите выйти во двор. У меня болит живот… Надеюсь, вы понимаете меня?— Никуда пускать не велено, — отрубил черноморец, снова суя в рот трубку и затягиваясь дымом.— Но мне необходимо выйти… крайне необходимо. Это не прихоть, а естественная потребность, — начала объяснять Мари. — Не могу же я делать… это… в избе перед иконами. Вы ведь тоже христианин, господин казак. Позвольте выйти хоть в сени.Заискивающе улыбаясь часовому, Мари осторожно нащупала под зипуном рукоять короткого, остро отточенного кинжала, спрятанного среди старушечьих лохмотьев. Наивные, доверчивые русские! Они даже не удосужились или посчитали излишним обыскать ее! Решили проявить благородство по отношению к женщине? А может, глупцы, поверили в чистосердечное раскаяние пленницы и перестали считать ее опасной? Как бы там ни было, в настоящий момент Мари имела при себе оружие и ради собственного спасения была готова на все. Неизвестно, что больше подействовало на казака: упоминание об иконах или смиренный и дрожащий голосок хорошенькой пленницы, однако он смягчился.— Ладно, ступай в сени, — добродушно пробасил он. — А я покуда покараулю со двора.Опираясь обеими руками на ружье, казак начал приподниматься с бадьи. Воспользовавшись этим обстоятельством, француженка выхватила из-под зипуна кинжал и вонзила его в горло часового. Захрипев, тот рухнул на колени, его правая ладонь потянулась к поясу, за которым торчали два пистолета. Но у Мари недаром заранее была учтена и продумана каждая деталь! Схватив упавшее ружье за ствол и коротко размахнувшись, она опустила приклад на голову часового, прежде чем тот успел вытащить из-за пояса пистолет. Казак тяжело свалился на пол, а француженка торопливо взглянула на окошко, прислушалась. Вокруг было спокойно: наружный страж все также вымерял шагами расстояние от одного угла избы до другого; на мосту, не переставая, стучали топоры и визжали пилы.Сбросив старушечий зипун, Мари накинула на плечи висевшую на стене избы длинную меховую шубу, сунула в ее карманы оба казачьих пистолета, отворила дверь в сени. Мгновенье — и легкая, едва заметная в лунном свете фигура юркнула в подступивший вплотную к избе лес…С французами, затаившимися в овраге, было покончено гораздо быстрее и проще, чем предполагал Владимир Петрович. Опасаясь не найти в темноте на незнакомой местности нужный овраг, казаки устроили засаду сбоку зимника, невдалеке от моста, и вскоре заметили следующий в их направлении конный отряд. Когда приблизившиеся французы оказались между болотом и спрятавшимися за деревьями казаками, сотник хотел было дать команду открыть огонь, однако в последний момент передумал.— Прапорщик, предложи им сдаться, а не доводить дело до кровопролития. Признаюсь: рука не поднимается на эту дохлятину.Высунув голову из-за дерева, Владимир Петрович громко крикнул по-французски:— Солдаты! Ваша лазутчица разоблачена и находится в наших руках! Вы окружены! Считаю до трех, и кто за это время не сложит оружия, будет уничтожен! Раз…Он не успел сказать даже «два», как драгуны начали останавливать лошадей и торопливо швырять на дорогу оружие. Наскоро допросив лейтенанта Сези, от которого не удалось узнать о планах капитана и маршруте обоза ничего нового, пленных французов под конвоем десятка казаков отправили в ближайшую деревню, приказав сдать их под расписку старосте. Однако радость от бескровной победы на зимнике по возвращении к мосту была омрачена известием о побеге задержанной лазутчицы.— Ну и ляд с ней, — беспечно махнул рукой сотник. — Главное, что часовой жив остался и теперь на всю жизнь запомнит, что бабе нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Да и зачем нам пленница? Обоз с ее помощью мы уже оставили с половинной охраной, в его дальнейшем преследовании она не смогла бы содействовать ничем. Пускай пошляется пешочком по лесам и сугробам! Не захочет волкам на корм пойти, сама в плен прибежит.— Это страшная женщина, — заметил прапорщик. — Уверен, что ранение часового — не последнее зло, которое ей суждено нам причинить. Но забудем о ней. Прежде всего необходимо заняться мостом. Ведь каждый час, что мы сейчас теряем, приближает французов к их войскам.— Сотня настолько вырвалась вперед, что скоро не мы за французами, а они за нами гоняться станут. Поэтому обоз надобно отбивать как можно скорее. Однако разрушенный мост для нас что кость в горле.— А если попытаться перебраться на тот берег вброд? — кивнул прапорщик на раскинувшуюся под остатками моста топь.— Уже пробовали, — с безнадежностью в голосе ответил командир сотни. — От трясины смердит так, что лошади близко к ней не подходят. Потом, сейчас не лето. К другому берегу по хляби добираться не меньше получаса, а за такой срок при сегодняшнем морозе коней ничего не стоит застудить и на тот свет отправить.Урядник, сопровождавший командира сотни, словно тень, громко кашлянул, и тот, прекрасно изучивший привычки своего ближайшего помощника, спросил:— Чего тебе?— Думка имеется. Верно, в такую погоду коней в болоте сгубить можно запросто. Только можно и нет. Що такое добрая наливка? Истинный клад: при жаре холодит, в мороз душу и тело греет, благодать и отвагу им придает. Так не пожалеем ее для нужного дела. Разотрем ею коней как следует, дадим маленько самим хлебнуть, щоб храбрей стали и болотного запаха вонючего не страшились. И двинемся с Божьей помощью на тот берег. Там снова разотрем их наливкой и погоним во весь скок. Такой маневр мы не раз на Кубани и Лабе проделывали, когда в набеги на немирных черкесов ходили. Наши деды этим способом еще на Сечи пользовались.— Это реально, сотник? — поинтересовался прапорщик.— Мыслю, что да. На скольких лошадей наливки хватит? — спросил командир сотни у урядника.Тот озабоченно наморщил лоб, засопел носом.— Сейчас прикину. Один бочонок хлопцы на мосту уже выпили. Жаль, що клятая баба помешала и нам сделать это, — вздохнул он. — Еще один бочонок оставим для казаченек, которые отправятся вброд на тот берег. Чем они хуже коней, щоб трезвыми в болоте мерзнуть и смрад нюхать? А трех оставшихся хватит лошадей на сорок-пятьдесят, — подвел итог собственным рассуждениям урядник.— Напоишь пятьдесят. Чтоб и казакам поменьше досталось, и коням легче на похмелье с непривычки было, — усмехнулся сотник. — Приступай к делу.Владимир Петрович с интересом наблюдал, как полусотня отобранных для переправы казаков старательно растирали тряпками, смоченными в наливке, крупы и ноги скакунов. Как затем урядник, намазав губы своего коня наливкой, ласково, но настойчиво заставил его облизать их и повторил эту операцию несколько раз. А когда на глазах повеселевший жеребец сам потянулся к мокрой от наливки руке хозяина и принялся жадно слизывать с нее ароматную и сладковатую жидкость, урядник поставил перед ним наполненную хмельным зельем бадью.Через несколько минут цепочка всадников, чьи кони оглашали окрестности неестественно радостным и звонким ржанием, виднелась среди болотной жижи. Впереди рядом с урядником ехал Владимир Петрович, а сотник с оставшимися казаками должен был догнать их после восстановления моста.
— Капитан, за спиной снова казаки, — сообщил Мишель, останавливая коня возле командира отряда.— Далеко?— Самое большее — в получасе хорошей скачки. Нашему арьергарду удалось ускакать от них лишь потому, что драгуны имели запасных лошадей.— Сколько казаков?— Полусотня.— Плохо. Значит, Сези смог только уменьшить их число, а не избавить нас от погони. Правда, людей у нас примерно столько же: два десятка верхом и сорок возницами на санях. Однако казаки есть казаки, и открытого боя с ними нам не выиграть. Остается одно — опять хитрость. Но на этот раз я сам преподнесу русским сюрпризец. Скажите, лейтенант, на сколько саней можно поместить все бочонки с лилиями?— Думаю, на шесть-семь.— Постарайтесь уложить на шесть и оставьте в каждых на всякий случай по паре бочонков с настоящим порохом. Как только сделаете это, скачите с шестью санями что есть сил вперед: место условленной встречи с генералом Жювом рядом и вам известно.— А вы, капитан?— Пока задержусь здесь. Но думаю, что скоро мы снова будем вместе, — загадочно усмехнулся командир отряда. — А сейчас прикажите остановиться и объявите большой привал. Можно даже распрячь лошадей и развести костры.У Мишеля от изумления глаза полезли на лоб.— Но ведь казаки… — начал было он, но капитан не позволил ему договорить.— Выполняйте приказ, лейтенант, — грубо оборвал он Мишеля. — И не забудьте напомнить солдатам, что чем быстрее они перегрузят поклажу, тем скорее смогут отдохнуть…Проводив глазами шесть тяжело груженных саней, исчезнувших за ближайшим поворотом, капитан подошел к единственному оставшемуся с ним офицеру.— Жак, я возьму сержанта с парой солдат и осмотрю предстоящий после привала маршрут. Пока не вернемся, никуда не трогайтесь.Доскакав до изгиба дороги, за которым их не могли видеть отдыхавшие товарищи, капитан приказал спутникам остановиться и кратко изложил им суть предстоящего дела. Он хорошо знал, кого брать с собой, потому и не услышал в ответ ни одного отказа либо какого возражения. Привязав лошадей к деревьям, капитан с солдатами взобрался на заросший кустарником пригорок, с которого полностью просматривался оставленный ими привал.— Стрелять только по моей команде, — еще раз напомнил капитан, присаживаясь в кустах на корточки и поворачиваясь лицом к ветру.Ждать пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как вдали на дороге показалось снежное облачко, превратившееся вскоре в колонну всадников. До слуха капитана донеслись два ружейных выстрела, которыми предупреждали отдыхавших французов об опасности дозорные, после чего к обозу прискакали и они сами. С пригорка было хорошо видно, как охваченные паникой драгуны стремглав бросились к распряженным лошадям, принялись торопливо запрягать их в сани. Однако капитан предусмотрительно выбрал место для привала в стороне от дороги среди деревьев, приказав поставить сани вплотную друг к другу. Поэтому в поднявшейся суматохе их оказалось не так просто растащить и запрячь. Десяток вскочивших на лошадей французов, решив бросить обоз на произвол судьбы и помышляя лишь о собственном спасении, ринулись напрямик сквозь кусты и сугробы к дороге. Однако было поздно: на ней уже виднелись казаки.Соскакивая на ходу с коней, потрясая в воздухе искрящимися на солнце саблями, они широким полукругом, увязая по колени в снегу, двигались к обозу. От саней и костров навстречу им грянул нестройный залп, трое или четверо русских упали. На этом сопротивление французов прекратилось: побросав оружие, они подняли руки. Достигнувшие обоза казаки густо облепили сани, стали срывать покрывавшую груз парусину, возиться среди поклажи. Капитан выждал, пока к саням подоспели отставшие казаки, и сбросил с плеча ружье. Удобно устроил ствол в развилке куста, прицелился в ближайшие сани. Повернулся к драгунам, тоже припавшим к ружьям.— Огонь! — и выстрелил первым.Велев поставить сани как можно теснее друг к другу, капитан преследовал две цели. Первая: чтобы взрыв даже единственного бочонка с порохом неминуемо вызвал детонацию не только в своих санях, но и на рядом стоящих.Этот замысел блестяще удался: во время казачьей атаки место привала не смогли покинуть ни одни сани. А два взрыва, грянувших после залпа четверых французов с пригорка, тотчас переросли в бушующее море огня и дыма.
— Урядник, собери уцелевших, — приказал Владимир Петрович, когда взрывы стихли.Урядник, который теперь неотлучно находился с прапорщиком и только поэтому избежал участи товарищей, захвативших обоз, не тронулся с места.— Некого собирать, ваше благородие, — угрюмо пробасил он. — Из всей полусотни остались мы с вами. Не считая тройки хлопцев, що скачут позади в дозоре. А из людей, що оказались возле обоза, ни один не спасся. Ни наш, ни ихний… всех на куски пошматовало.— Значит, пятеро, — отвечая собственным мыслям, произнес Владимир Петрович. — Маловато, но… Дождемся своих и вперед.— Вперед? — удивился казак. — Это куда? Ни обоза, ни францев уже нет, все в огне сгинуло.— Нет, не все. Смотри, — и Владимир Петрович указал на слабо различимые санные следы, присыпанные падающим снегом. В отличие от тех, что сворачивали к развороченному взрывами месту сбоку дороги, эти продолжали бег дальше по зимнику. — Так что, урядник, наш путь еще не закончен.Казак внимательно всмотрелся в следы, присвистнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10