https://wodolei.ru/catalog/mebel/napolnye-shafy/
В самом деле, неужели нельзя было поручить Ренни или даже лакею отправить письмо лорду Девонширу в Чатсуорт? Так нет же, Дант решил сам отправиться в поселок на почту. И Беатрис взял с собой, якобы на прогулку. Потому что в глубине души знал, что они будут одни. А поход в пещеру лишь все усугубил. Между прочим, ничто не мешало ему предупредить Беатрис о том, чтобы она смотрела себе под ноги. Но он не предупредил. А когда она потеряла равновесие и упала ему на руки, он не преминул этим воспользоваться.
И все же Дант не мог не заметить, что она живо откликнулась на его поцелуй. Ее ответ был искренним и столь же пылким, что еще больше подстегнуло его. Данту приходилось общаться с женщинами, которые красотой своей могли бы составить конкуренцию самой Венере, но ни одна из них не возбуждала его так, как Беатрис.
«Нет, действительно, что в ней такого, в этой неловкой девочке?»
Беатрис перебирала безделушки, смотрела на изящные кружева, отрезы красивых тканей, но в действительности едва замечала их. Мысли ее были заняты Дантом и тем, что произошло между ними в пещере.
Она сама не знала, как объяснить тот поцелуй. Просто когда она оступилась и упала в его объятия, а потом подняла глаза, чтобы извиниться… она увидела в его лице такое, что последовавший за этим поцелуй показался ей чем-то совершенно естественным. И ее собственный ответ на этот поцелуй — тоже.
Смущало другое: чем все это закончилось.
Может быть, Дант решил, что она оскорбилась? Но ведь она не отталкивала его, не говорила ему, чтобы он прекратил. В таком случае, может, объяснение в другом? Может, он, напротив, был неприятно удивлен тем, что она столь горячо откликнулась на его поцелуй? Да… из-за этого, пожалуй, могут быть неприятности. Ну кто ее просил так глупо оступаться?
Впрочем, если бы она не потеряла равновесия и не упала на него, он не поцеловал бы ее.
Теперь необходимо было решить, что делать дальше. Не могут же они притворяться, что ничего не произошло? Так будет только хуже.
Беатрис отчаянно пыталась найти выход из сложившегося неловкого положения и, наконец, решила, что лучше всего будет дать ему понять, что этот поцелуй для нее ничего не значил. А, следовательно, им больше не стоит о нем и вспоминать.
Поцеловались, ну и что с того? Ничего. Другими словами, она решила солгать.
— Вы готовы, Беатрис? С почтой я все дела закончил, к тому же скоро будет смеркаться. Пора возвращаться в Уайлдвуд.
Она вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной его голос. Обернувшись, улыбнулась:
— Да, конечно. Но прежде чем мы тронемся в путь, я хотела бы кое-что сказать вам, Дант.
Беатрис сделала паузу. Он вежливо ждал продолжения.
— Пока вы ходили на почту, мне пришло в голову, что вы, возможно, думаете, что я переживаю из-за того поцелуя в пещере.
Дант оглянулся на уличного торговца-старика, который явно слышал их разговор. И даже подошел на шаг ближе.
— Понимаю.
— Так вот… Я просто хотела заверить вас, что совершенно не переживаю из-за этого. То есть это было с вашей стороны очень мило, но не думаю, что стоит придавать этому какое-то значение.
«Ага, ага…» Дант с трудом подавил улыбку.
— В самом деле?
— Да. Прошу вас, милорд, только не обижайтесь. Вы хорошо целуетесь, если уж на то пошло. Скажите, у вас большой опыт?
— Уж, наверное, побольше, чем у вас.
— О, конечно, что со мной сравнивать. Тем более вы должны понять меня. Давайте забудем об этом, и все. Вычеркнем этот эпизод так, как будто его вовсе не было. Нет, действительно, разве это повод для того, чтобы бередить разные сильные чувства? Между прочим, мне сильные переживания вообще не свойственны.
Дант молча смотрел на нее. Старик торговец ухмылялся в ус.
— Просто я хотела, чтобы вы это знали, — добавила Беатрис, радуясь тому, что у нее все так естественно вышло. — Мне не хочется, чтобы между нами из-за этого появились какие-то трения…
«Это надо же! Из мухи раздуть такого слона», — подумал Дант. Он был не настолько глуп, чтобы не понять, что она лжет ему.
— Ну что ж, спасибо за откровенность, Беатрис. Я счастлив видеть, что вы нисколько не оскорбились моим поступком, как истинная бесстрастная леди.
— Вот именно, — сказала девушка, — это вы верно заметили. Честное слово, я не подвержена страстям. — С этими словами она вновь обернулась к прилавку и лишь добавила напоследок: — Значит, договорились, милорд. Не придавайте значения.
Дант по-прежнему смотрел на нее, стоя на месте. На своем веку он целовал многих женщин и научился распознавать их реакцию. Поэтому в отношении объяснения Беатрис он был совершенно уверен в том, что она покривила душой. Он хорошо помнил, как пылко она откликнулась на его поцелуй. В сущности, именно этот ее ответ и завел его. То, что она наговорила ему сейчас, — всего лишь нехитрая уловка. «Признаем это без ложной самонадеянности».
Дант был убежден в том, что поцелуй взволновал ее не меньше, чем его. И он решил доказать ей это.
Беатрис закончила осмотр рынка и направилась к тому месту, где были привязаны их лошади. Но не прошла она и двух шагов, как Дант догнал ее, схватил за руку и резко повернул к себе лицом. Прежде чем она успела что-то сказать или сделать, он крепко обнял ее и приник к ее губам. И не отрывался до тех пор, пока не почувствовал, что она обняла его в ответ и что у нее ослабели ноги. Только после того, как он доказал ей то, что хотел доказать, он отпустил ее.
Глаза Беатрис блестели, рот был полуоткрыт, дыхание прерывистое. Рынок притих. Все взгляды были устремлены на них.
— Уже поздно, и нам в самом деле пора возвращаться в Уайлдвуд, — негромко проговорил Дант.
С этими словами он направился к лошадям, думая про себя о том, что, пожалуй, никогда еще женщина, «не подверженная страстям», не целовалась столь страстно.
Глава 9
— Я так рад, милорд, что вы вернулись! Когда они подъезжали к Уайлдвуду, то увидели Ренни, который стоял на ступеньках крыльца. Точнее, он выбежал, услышав их приближение. Несмотря на то, что сумерки уже опустились, Данту бросилось в глаза выражение его лица. Казалось, управляющий только что повстречался с самим дьяволом.
Дант спрыгнул с Гнева на землю.
— Что случилось?
— У нас гости, милорд. Я сказал им, что вас нет и что вы неизвестно когда вернетесь, но они все равно остались. Приехали еще днем и все сидят.
— Надеюсь, ты предложил им подкрепиться? — сказал Дант, тут же решив, что это, должно быть, Кассия и Рольф, которые приехали по его письму.
Ему почему-то не пришло в ту минуту в голову, что письмо было отправлено всего несколько дней назад и они просто не успели бы прибыть в Уайлдвуд так быстро.
— Да, милорд, но они только попили чаю. Они в гостиной. — Тут, понизив голос, Ренни прибавил: — Может, будет лучше, если мисс Беатрис сейчас оставит вас наедине с этими людьми?
— Ерунда, Ренни. Я ждал их приезда. В сущности, это касается именно Беатрис, и я думаю, что будет лучше, если все мы сразу же приступим к делу.
Дант считал, что чем скорее он представит Беатрис Кассии, тем скорее им удастся установить ее личность и отправить домой. Тем самым он сам спасется от наваждения, которое охватило его в последнее время и с особенной силой проявилось сегодня. Он уже понимал, что тот поцелуй на глазах у всего поселка был его ошибкой. Ему хотелось сказать тем самым Беатрис: «Я знаю, что ты солгала мне насчет первого поцелуя». На самом деле он доказал самому себе, что его влечение к этой девушке уже переходит все границы и превращается в слепую страсть. Дант чувствовал, что над ним сгущаются тучи. Он дал знак Беатрис следовать за ним и, подойдя к гостиной, распахнул дверь,
— Надеюсь, вы простите меня за то, что я так задержался…
Дант замер на пороге. Беатрис налетела на него сзади, но он никак не отреагировал на нее. Взгляд его был устремлен на гостей. Мало того, что то были не Кассия с Рольфом, Дант вообще впервые в жизни видел этих людей.
Женщина сидела так прямо, словно аршин проглотила. На ее черном платье был глухой узкий воротник под самое горло. Волосы настолько туго стянуты сзади, что на лице натянулась кожа, и оттого глаза казались чуть раскосыми. Тонкие губы сурово поджаты.
Рядом с ней стояла маленькая девочка с темными густыми кудряшками, обрамлявшими маленькое испуганное личико. А поскольку она смотрела прямо на Данта, тому ничего другого не оставалось, как прийти к выводу, что ребенок испугался именно его.
— Прошу прощения, — сказал он. — Я обознался.
— Вот именно, — проговорила женщина тоном, исполненным презрения.
— Может быть, вы все же назоветесь и объясните цель своего появления здесь? — после тягостной паузы спросил Дант.
— Я гувернантка этой девочки, Абигаль Стаутвел. Мисс Абигаль Стаутвел, — прибавила она, сделав ударение на первом слове. — А это леди Феба Хэйвлок. Точнее, она считалась леди Фебой Хэйвлок до самого последнего времени. Пока не выяснилось, что на самом деле она является вашей незаконнорожденной дочерью.
В комнате наступила тишина. Обычно такого рода сообщения сопровождаются пораженными восклицаниями, но Дант промолчал. И первым чувством, которое он испытал в следующее мгновение, было отнюдь не изумление, а ярость. Неистовая ярость.
— Одну минуточку, мисс Стаутвел, — с трудом сдерживаясь, проговорил он. Обернувшись к Беатрис, на лице которой застыло каменное выражение, он сказал: — Беатрис, я буду вам очень признателен, если вы заберете ребенка, пока я поговорю с мисс Стаутвел.
Беатрис молча вышла вперед и протянула руку девочке. Та вложила в нее свою маленькую ручку, и они обе вышли из комнаты. Дант проводил их взглядом. Затем обернулся к гувернантке:
— Поражаюсь, как такой женщине, которая говорит, словно ядом плюется, доверяют воспитание ребенка!
Мисс Стаутвел, судя по всему, не задела эта реплика. Усмехнувшись, она проговорила:
— У меня есть безупречные рекомендации.
— Что ж, по крайней мере, от меня таковой не ждите. А теперь, может быть, вы все-таки изъяснитесь более вразумительно?
Женщина костлявой рукой протянула ему письмо. Дант взял его, отвернувшись от нее, подошел к окну и прочитал:
Да будет это письмо всем, кто прочтет его, твердым уверением в том, что их светлость Роджер Хэйвлок, маркиз Овертонский, с этой минуты слагает с себя всю ответственность — как материальную, так в равной степени и какую бы то ни было иную — за воспитание девочки, известной как леди Феба Хэйвлок, и передает ее в руки ее настоящего отца — Данта Тремейна, графа Моргана.
Дант перечитал письмо во второй раз, в третий… пока, наконец, не понял его смысл. Затем он обернулся к мисс Стаутвел.
— Черт возьми, как все это понимать? — воскликнул он, тряся письмом перед надменно вздернутым носом гувернантки.
— А как написано, так и понимайте, лорд Морган. Не так давно их светлости, маркизу Овертонскому, стало известно о том, что его супруга одно время встречалась с вами. И плодом этой связи стал ребенок, которого он в течение последних пяти лет считал своей дочерью. Маркизу посоветовали положить этому конец, и вот он передал леди Фебу вам.
— А что же Элиза? Неужели она согласилась с тем, чтобы…
— Леди Овертонская умерла. В начале года ее прибрала чума.
У Данта холодок пробежал по коже. Элизы нет в живых? Боже, нет…
— Разбирая личные вещи леди Овертонской, — продолжала мисс Стаутвел, — ее муж наткнулся на одно письмо, написанное ею… — Она помолчала и после паузы веско добавила: — Вам. В нем сообщалось о том, что леди Феба на самом деле является вашим ребенком. Письмо было составлено вскоре после ее рождения. Судя по всему, леди Овертонская тогда не решилась его отправить.
— Но и не уничтожила.
— Очевидно, она просто ждала удобного случая. И не хотела лишать ребенка привилегии быть выращенной в доме маркиза Овертонского. Мне это ясно как день.
После этих слов Данту очень захотелось ее ударить. Лишь усилием воли ему удалось взять себя в руки. Глубоко вздохнув, он проговорил:
— Весьма признателен вам, мисс Стаутвел, за то, что вы удержали свое мнение при себе. Тем более что оно здесь никому не интересно.
Она фыркнула, но благоразумно промолчала. Дант, отойдя к окну, оперся плечом о стену и стал смотреть наружу. Мысли его были о бедняжке Элизе, милой несчастной Элизе. Будучи чистой, невинной девушкой, она, увы, рано познала все темные стороны неудачного замужества, живя под одной крышей с маркизом. В каком-то смысле это даже лучше, что она умерла. Дант знал, что Овертон и без всякого письма обращался с ней зверски. Страшно было даже подумать, что сталось бы с Элизой, если бы он узнал всю правду еще при ее жизни.
— Сколько ей? — спросил он, не поворачиваясь от окна.
— В феврале исполнилось пять.
Дант произвел в уме несложные подсчеты и, закрыв глаза, тяжело вздохнул. Да, судя по всему, Феба действительно была от него.
— Она знает?
— Леди Фебе сказали, что тот человек, который считался ее отцом, на самом деле не является таковым. Ей известно, что мать умерла, и что ее привезли сюда для знакомства с настоящим родителем.
«Ага, отсюда и выражение такого ужаса при виде меня…»
Дант обернулся:
— И это все?
Мисс Стаутвел смерила его ледяным взглядом:
— Да.
Он почему-то ей не поверил.
— Благодарю вас, мисс Стаутвел. Вы свободны, — проговорил он, отходя от окна.
Гувернантка поднялась:
— Свободна? Что вы имеете в виду? Я ее гувернантка и единственный человек здесь, которого она знает.
Дант остановился напротив нее и посмотрел так, что она вынуждена была опять сесть.
— Одна поправочка, мисс Стаутвел. Вы были ее гувернанткой. В письме говорится о том, что отныне я несу за Фебу всю полноту ответственности. Поэтому первое, что я считаю своим долгом сделать, — это уволить вас. Без всяких рекомендаций. Девочку оторвали от дома, который она привыкла считать своим, ее привезли сюда, к совершенно чужим людям. По-моему, сильных переживаний с Фебы достаточно. Я не собираюсь усугублять ее положение и травмировать общением с вами. Я решил сию же минуту положить конец тому влиянию, которое вы оказываете на нее. Вы можете уехать той же дорогой, что и приехали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
И все же Дант не мог не заметить, что она живо откликнулась на его поцелуй. Ее ответ был искренним и столь же пылким, что еще больше подстегнуло его. Данту приходилось общаться с женщинами, которые красотой своей могли бы составить конкуренцию самой Венере, но ни одна из них не возбуждала его так, как Беатрис.
«Нет, действительно, что в ней такого, в этой неловкой девочке?»
Беатрис перебирала безделушки, смотрела на изящные кружева, отрезы красивых тканей, но в действительности едва замечала их. Мысли ее были заняты Дантом и тем, что произошло между ними в пещере.
Она сама не знала, как объяснить тот поцелуй. Просто когда она оступилась и упала в его объятия, а потом подняла глаза, чтобы извиниться… она увидела в его лице такое, что последовавший за этим поцелуй показался ей чем-то совершенно естественным. И ее собственный ответ на этот поцелуй — тоже.
Смущало другое: чем все это закончилось.
Может быть, Дант решил, что она оскорбилась? Но ведь она не отталкивала его, не говорила ему, чтобы он прекратил. В таком случае, может, объяснение в другом? Может, он, напротив, был неприятно удивлен тем, что она столь горячо откликнулась на его поцелуй? Да… из-за этого, пожалуй, могут быть неприятности. Ну кто ее просил так глупо оступаться?
Впрочем, если бы она не потеряла равновесия и не упала на него, он не поцеловал бы ее.
Теперь необходимо было решить, что делать дальше. Не могут же они притворяться, что ничего не произошло? Так будет только хуже.
Беатрис отчаянно пыталась найти выход из сложившегося неловкого положения и, наконец, решила, что лучше всего будет дать ему понять, что этот поцелуй для нее ничего не значил. А, следовательно, им больше не стоит о нем и вспоминать.
Поцеловались, ну и что с того? Ничего. Другими словами, она решила солгать.
— Вы готовы, Беатрис? С почтой я все дела закончил, к тому же скоро будет смеркаться. Пора возвращаться в Уайлдвуд.
Она вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной его голос. Обернувшись, улыбнулась:
— Да, конечно. Но прежде чем мы тронемся в путь, я хотела бы кое-что сказать вам, Дант.
Беатрис сделала паузу. Он вежливо ждал продолжения.
— Пока вы ходили на почту, мне пришло в голову, что вы, возможно, думаете, что я переживаю из-за того поцелуя в пещере.
Дант оглянулся на уличного торговца-старика, который явно слышал их разговор. И даже подошел на шаг ближе.
— Понимаю.
— Так вот… Я просто хотела заверить вас, что совершенно не переживаю из-за этого. То есть это было с вашей стороны очень мило, но не думаю, что стоит придавать этому какое-то значение.
«Ага, ага…» Дант с трудом подавил улыбку.
— В самом деле?
— Да. Прошу вас, милорд, только не обижайтесь. Вы хорошо целуетесь, если уж на то пошло. Скажите, у вас большой опыт?
— Уж, наверное, побольше, чем у вас.
— О, конечно, что со мной сравнивать. Тем более вы должны понять меня. Давайте забудем об этом, и все. Вычеркнем этот эпизод так, как будто его вовсе не было. Нет, действительно, разве это повод для того, чтобы бередить разные сильные чувства? Между прочим, мне сильные переживания вообще не свойственны.
Дант молча смотрел на нее. Старик торговец ухмылялся в ус.
— Просто я хотела, чтобы вы это знали, — добавила Беатрис, радуясь тому, что у нее все так естественно вышло. — Мне не хочется, чтобы между нами из-за этого появились какие-то трения…
«Это надо же! Из мухи раздуть такого слона», — подумал Дант. Он был не настолько глуп, чтобы не понять, что она лжет ему.
— Ну что ж, спасибо за откровенность, Беатрис. Я счастлив видеть, что вы нисколько не оскорбились моим поступком, как истинная бесстрастная леди.
— Вот именно, — сказала девушка, — это вы верно заметили. Честное слово, я не подвержена страстям. — С этими словами она вновь обернулась к прилавку и лишь добавила напоследок: — Значит, договорились, милорд. Не придавайте значения.
Дант по-прежнему смотрел на нее, стоя на месте. На своем веку он целовал многих женщин и научился распознавать их реакцию. Поэтому в отношении объяснения Беатрис он был совершенно уверен в том, что она покривила душой. Он хорошо помнил, как пылко она откликнулась на его поцелуй. В сущности, именно этот ее ответ и завел его. То, что она наговорила ему сейчас, — всего лишь нехитрая уловка. «Признаем это без ложной самонадеянности».
Дант был убежден в том, что поцелуй взволновал ее не меньше, чем его. И он решил доказать ей это.
Беатрис закончила осмотр рынка и направилась к тому месту, где были привязаны их лошади. Но не прошла она и двух шагов, как Дант догнал ее, схватил за руку и резко повернул к себе лицом. Прежде чем она успела что-то сказать или сделать, он крепко обнял ее и приник к ее губам. И не отрывался до тех пор, пока не почувствовал, что она обняла его в ответ и что у нее ослабели ноги. Только после того, как он доказал ей то, что хотел доказать, он отпустил ее.
Глаза Беатрис блестели, рот был полуоткрыт, дыхание прерывистое. Рынок притих. Все взгляды были устремлены на них.
— Уже поздно, и нам в самом деле пора возвращаться в Уайлдвуд, — негромко проговорил Дант.
С этими словами он направился к лошадям, думая про себя о том, что, пожалуй, никогда еще женщина, «не подверженная страстям», не целовалась столь страстно.
Глава 9
— Я так рад, милорд, что вы вернулись! Когда они подъезжали к Уайлдвуду, то увидели Ренни, который стоял на ступеньках крыльца. Точнее, он выбежал, услышав их приближение. Несмотря на то, что сумерки уже опустились, Данту бросилось в глаза выражение его лица. Казалось, управляющий только что повстречался с самим дьяволом.
Дант спрыгнул с Гнева на землю.
— Что случилось?
— У нас гости, милорд. Я сказал им, что вас нет и что вы неизвестно когда вернетесь, но они все равно остались. Приехали еще днем и все сидят.
— Надеюсь, ты предложил им подкрепиться? — сказал Дант, тут же решив, что это, должно быть, Кассия и Рольф, которые приехали по его письму.
Ему почему-то не пришло в ту минуту в голову, что письмо было отправлено всего несколько дней назад и они просто не успели бы прибыть в Уайлдвуд так быстро.
— Да, милорд, но они только попили чаю. Они в гостиной. — Тут, понизив голос, Ренни прибавил: — Может, будет лучше, если мисс Беатрис сейчас оставит вас наедине с этими людьми?
— Ерунда, Ренни. Я ждал их приезда. В сущности, это касается именно Беатрис, и я думаю, что будет лучше, если все мы сразу же приступим к делу.
Дант считал, что чем скорее он представит Беатрис Кассии, тем скорее им удастся установить ее личность и отправить домой. Тем самым он сам спасется от наваждения, которое охватило его в последнее время и с особенной силой проявилось сегодня. Он уже понимал, что тот поцелуй на глазах у всего поселка был его ошибкой. Ему хотелось сказать тем самым Беатрис: «Я знаю, что ты солгала мне насчет первого поцелуя». На самом деле он доказал самому себе, что его влечение к этой девушке уже переходит все границы и превращается в слепую страсть. Дант чувствовал, что над ним сгущаются тучи. Он дал знак Беатрис следовать за ним и, подойдя к гостиной, распахнул дверь,
— Надеюсь, вы простите меня за то, что я так задержался…
Дант замер на пороге. Беатрис налетела на него сзади, но он никак не отреагировал на нее. Взгляд его был устремлен на гостей. Мало того, что то были не Кассия с Рольфом, Дант вообще впервые в жизни видел этих людей.
Женщина сидела так прямо, словно аршин проглотила. На ее черном платье был глухой узкий воротник под самое горло. Волосы настолько туго стянуты сзади, что на лице натянулась кожа, и оттого глаза казались чуть раскосыми. Тонкие губы сурово поджаты.
Рядом с ней стояла маленькая девочка с темными густыми кудряшками, обрамлявшими маленькое испуганное личико. А поскольку она смотрела прямо на Данта, тому ничего другого не оставалось, как прийти к выводу, что ребенок испугался именно его.
— Прошу прощения, — сказал он. — Я обознался.
— Вот именно, — проговорила женщина тоном, исполненным презрения.
— Может быть, вы все же назоветесь и объясните цель своего появления здесь? — после тягостной паузы спросил Дант.
— Я гувернантка этой девочки, Абигаль Стаутвел. Мисс Абигаль Стаутвел, — прибавила она, сделав ударение на первом слове. — А это леди Феба Хэйвлок. Точнее, она считалась леди Фебой Хэйвлок до самого последнего времени. Пока не выяснилось, что на самом деле она является вашей незаконнорожденной дочерью.
В комнате наступила тишина. Обычно такого рода сообщения сопровождаются пораженными восклицаниями, но Дант промолчал. И первым чувством, которое он испытал в следующее мгновение, было отнюдь не изумление, а ярость. Неистовая ярость.
— Одну минуточку, мисс Стаутвел, — с трудом сдерживаясь, проговорил он. Обернувшись к Беатрис, на лице которой застыло каменное выражение, он сказал: — Беатрис, я буду вам очень признателен, если вы заберете ребенка, пока я поговорю с мисс Стаутвел.
Беатрис молча вышла вперед и протянула руку девочке. Та вложила в нее свою маленькую ручку, и они обе вышли из комнаты. Дант проводил их взглядом. Затем обернулся к гувернантке:
— Поражаюсь, как такой женщине, которая говорит, словно ядом плюется, доверяют воспитание ребенка!
Мисс Стаутвел, судя по всему, не задела эта реплика. Усмехнувшись, она проговорила:
— У меня есть безупречные рекомендации.
— Что ж, по крайней мере, от меня таковой не ждите. А теперь, может быть, вы все-таки изъяснитесь более вразумительно?
Женщина костлявой рукой протянула ему письмо. Дант взял его, отвернувшись от нее, подошел к окну и прочитал:
Да будет это письмо всем, кто прочтет его, твердым уверением в том, что их светлость Роджер Хэйвлок, маркиз Овертонский, с этой минуты слагает с себя всю ответственность — как материальную, так в равной степени и какую бы то ни было иную — за воспитание девочки, известной как леди Феба Хэйвлок, и передает ее в руки ее настоящего отца — Данта Тремейна, графа Моргана.
Дант перечитал письмо во второй раз, в третий… пока, наконец, не понял его смысл. Затем он обернулся к мисс Стаутвел.
— Черт возьми, как все это понимать? — воскликнул он, тряся письмом перед надменно вздернутым носом гувернантки.
— А как написано, так и понимайте, лорд Морган. Не так давно их светлости, маркизу Овертонскому, стало известно о том, что его супруга одно время встречалась с вами. И плодом этой связи стал ребенок, которого он в течение последних пяти лет считал своей дочерью. Маркизу посоветовали положить этому конец, и вот он передал леди Фебу вам.
— А что же Элиза? Неужели она согласилась с тем, чтобы…
— Леди Овертонская умерла. В начале года ее прибрала чума.
У Данта холодок пробежал по коже. Элизы нет в живых? Боже, нет…
— Разбирая личные вещи леди Овертонской, — продолжала мисс Стаутвел, — ее муж наткнулся на одно письмо, написанное ею… — Она помолчала и после паузы веско добавила: — Вам. В нем сообщалось о том, что леди Феба на самом деле является вашим ребенком. Письмо было составлено вскоре после ее рождения. Судя по всему, леди Овертонская тогда не решилась его отправить.
— Но и не уничтожила.
— Очевидно, она просто ждала удобного случая. И не хотела лишать ребенка привилегии быть выращенной в доме маркиза Овертонского. Мне это ясно как день.
После этих слов Данту очень захотелось ее ударить. Лишь усилием воли ему удалось взять себя в руки. Глубоко вздохнув, он проговорил:
— Весьма признателен вам, мисс Стаутвел, за то, что вы удержали свое мнение при себе. Тем более что оно здесь никому не интересно.
Она фыркнула, но благоразумно промолчала. Дант, отойдя к окну, оперся плечом о стену и стал смотреть наружу. Мысли его были о бедняжке Элизе, милой несчастной Элизе. Будучи чистой, невинной девушкой, она, увы, рано познала все темные стороны неудачного замужества, живя под одной крышей с маркизом. В каком-то смысле это даже лучше, что она умерла. Дант знал, что Овертон и без всякого письма обращался с ней зверски. Страшно было даже подумать, что сталось бы с Элизой, если бы он узнал всю правду еще при ее жизни.
— Сколько ей? — спросил он, не поворачиваясь от окна.
— В феврале исполнилось пять.
Дант произвел в уме несложные подсчеты и, закрыв глаза, тяжело вздохнул. Да, судя по всему, Феба действительно была от него.
— Она знает?
— Леди Фебе сказали, что тот человек, который считался ее отцом, на самом деле не является таковым. Ей известно, что мать умерла, и что ее привезли сюда для знакомства с настоящим родителем.
«Ага, отсюда и выражение такого ужаса при виде меня…»
Дант обернулся:
— И это все?
Мисс Стаутвел смерила его ледяным взглядом:
— Да.
Он почему-то ей не поверил.
— Благодарю вас, мисс Стаутвел. Вы свободны, — проговорил он, отходя от окна.
Гувернантка поднялась:
— Свободна? Что вы имеете в виду? Я ее гувернантка и единственный человек здесь, которого она знает.
Дант остановился напротив нее и посмотрел так, что она вынуждена была опять сесть.
— Одна поправочка, мисс Стаутвел. Вы были ее гувернанткой. В письме говорится о том, что отныне я несу за Фебу всю полноту ответственности. Поэтому первое, что я считаю своим долгом сделать, — это уволить вас. Без всяких рекомендаций. Девочку оторвали от дома, который она привыкла считать своим, ее привезли сюда, к совершенно чужим людям. По-моему, сильных переживаний с Фебы достаточно. Я не собираюсь усугублять ее положение и травмировать общением с вами. Я решил сию же минуту положить конец тому влиянию, которое вы оказываете на нее. Вы можете уехать той же дорогой, что и приехали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42