И знаешь, что самое ужасное? – Джеймс горько рассмеялся. – Самое ужасное заключается в том, что мне некого в этом винить, кроме себя самого.
– Тот человек, о котором вы говорили, был одним из ваших товарищей, которых она убила?
– Одним из нескольких. В живых остался только один, который был так сильно избит, что вот уже несколько месяцев не приходит в себя, по сути, находится при смерти.
Джеймс одернул жилет и завязал галстук.
– Джеймс, я… я хочу, чтобы вы знали… я сожалею о том, что произошло этой ночью, принимая во внимание ваши чувства.
Джеймс с удивлением посмотрел на Филиппа.
– Ты не можешь сожалеть об этом больше, чем я, Флип. На сей раз пострадала только моя честь.
Первым ощущением Рена была боль. Глухая, отражающаяся боль, подобная доносящемуся откуда-то издалека стуку кузнечного молота. То ничто, в котором он бездумно плавал до этого момента, не имело ни ощущений, ни звуков, ни смысла, поэтому боль он воспринял как проявление жизни.
Прошли минуты, возможно, часы. Это не имело значения. В этом сером мире время не существовало. Ни света, ни темноты. Не было ничего, кроме нарастающих ударов отдаленной боли. Вначале каждый удар был не сильнее булавочного укола, и после стольких недель, проведенных в пустоте, эти уколы были даже приятны.
Собрав просыпающуюся вместе с чувствами волю, Рен заставил себя пойти навстречу боли. Уколы стали ощутимее, кроме того, в том месте, которое когда-то было его животом, он почувствовал нечто смутно знакомое. Голод? Он уже забыл, что это такое.
Он бездумно плыл к открывающейся двери сознания. Боль нарастала пульсирующими толчками, в животе появилась неприятное жжение, глаза, так давно не видевшие света, вдруг стали наполняться отвратительной раздирающей резью, теперь уже все его члены кто-то невидимый колол тупыми раскаленными иглами.
Нет.
«Я хочу вернуться обратно».
Уже поздно. Он зашел слишком далеко. Его затянуло в водоворот боли, как опавший лист затягивает в бурные воды. Страдание захватило его, немилосердно стегая невыносимой болью.
Болело все. Кожа пылала от соприкосновения с раскаленным постельным бельем. Яркий пронзительный свет пробивался сквозь закрытые веки, терзая глаза. От голоса, скрежетавшего, словно ржавая пила, болели уши.
– …ортер? Мистер Портер? Рен, вы меня слышите?
Рен захрипел, и голова взорвалась болью.
– Св… свет! Уберите… свет.
Мучительный яркий свет стал слабее. Он услышал шаги, грохот которых отдавался в его голове. Вновь царапающий, скрежещущий звук шепота.
– Свяжитесь с мистером Каннингтоном! Рен Портер пришел в себя!
«Рен Портер. Меня зовут Рен Портер, и я пришел в себя».
Страдания разрывали каждую клеточку его тела. Только болью мозг реагировал на возникающий из небытия мир. От этой мучительной боли дрожь сотрясла его тело, и каждое сотрясение вызывало еще больше страданий, терзая его плоть.
Рен Портер пришел, в себя.
«Лучше бы я умер».
Филиппа опустилась на нижнюю ступеньку ведущей на второй этаж клуба лестницы и опустила лицо в ладони. Джеймс, так искренне осудивший коварство женщин, даже не подозревал, что разрывает сердце своего юного друга.
«Вот как себя чувствуешь, когда твое сердце разбито».
Самое ужасное то, что все это она сделала сама. Джеймс не причинил ей такой боли, какую она причинила ему. Она все погубила. Узнав о его тайной мечте, она по собственной глупости совершила непоправимое. Попыталась манипулировать им, и этого он ей не простит. Никогда еще она так сильно не любила Джеймса, но после того, что произошло, он ее не полюбит. Скорее возненавидит.
Забыв на мгновение о своем мужском обличье, о том, где она находится, Филиппа не сдержала слез. Она действительно потеряла Джеймса.
Слишком поздно Филиппа услышала мягкий щелчок замка и резко вскинула голову. Дверь.
Кто-то вошел с улицы. Скорее всего член этого странного клуба. Он наверняка удивится, что Филипп Уолтерс, гувернер мистера Каннингтона, плачет, сидя в темноте на ступеньках лестницы. Филиппа метнулась на второй этаж, чтобы укрыться в верхнем холле, и в этот самый момент в клуб вошел Коллиз Тремейн, за которым следовал Стаббс.
Филиппа вжалась в стену, моля Бога, чтобы ее не увидели. Как только они пройдут в гостиную, она проскользнет к парадной двери.
Мистер Тремейн отдал Стаббсу свою шляпу и перчатки.
– Джеймс здесь?
– Да, я здесь, Коллиз. – Поправляя кружевные манжеты, Джеймс вошел в вестибюль. Филиппе он показался восхитительным, но очень далеким.
Коллиз Тремейн усмехнулся:
– У меня есть для тебя новости, касающиеся некоей тициановской леди с медно-золотистыми волосами.
Филиппа похолодела. Неужели он говорит о ней? Коллиз бросил многозначительный взгляд в сторону Стаббса.
– Прошу нас извинить, Стаббс. – Джеймс кивнул в сторону лестницы. – Может, обсудим это здесь, Коллиз?
– Не буду вам мешать, господа, – сказал Стаббс. Дородный швейцар вернулся на свой пост.
Только тогда Джеймс дал волю своим чувствам. Едва за Стаббсрм закрылась дверь, он схватил Коллиза за плечо.
– Ты нашел ее?
– Не стоит так волноваться, сэр, К сожалению, успехи не столь велики. – Коллиз одернул сюртук. – Видишь ли, столь приметные локоны девушка должна прятать, но при нынешней моде невозможно постоянно ходить в капоре. Вероятно, она постаралась от них избавиться. В пабах Чипсайда я пустил слух, будто собираюсь купить длинные рыжие волосы для парика. И вчера вечером один изготовитель париков сообщил мне, что у него есть волосы, которые некая молодая леди продала ему неделю назад.
Ох, черт побери. Филиппа обомлела.
– Неделю назад? В тот самый день, когда она съехала с квартиры? – Джеймс потер подбородок.
– Она знала, что за ней следят, и решила изменить прическу.
– Есть еще кое-что, Джеймс. Она не просто остригла волосы, она их продала изготовителю париков.
Джеймс удивленно вскинув брови.
– Странно.
Филиппа сжалась, увидев недобрый блеск в глазах Джеймса. Ей не следовало продавать волосы, надо было выбросить их, на худой конец – спрятать. А Филиппа вместо этого оставила след, по которому ее можно найти.
Вот Джеймс ее и найдет.
Коллиз встретился с этим изготовителем париков. Тот запомнил девушку. Она остриглась почти наголо, что бывает достаточно редко, и выглядела просто ужасно, как отощавший мальчишка.
Коллиз задумался.
– Может, сейчас она сама носит парик, как ты считаешь?
Джеймс некоторое время метался по вестибюлю, потом резко повернулся.
– Неделю назад? Это точно?
– Да, А в чем дело?
Джеймс побелел от ярости, на скулах заходили тяжелые желваки, Филиппа поняла, что он ее вычислил.
– Поднимайся наверх и захвати Фишера, – бросил Джеймс. – А я найду экипаж.
– Куда мы едем?
Джеймс уже был возле парадной двери.
– Ко мне домой.
Филиппа побежала изо всей мочи. Только бежать было некуда. Длинный коридор и всего несколько выходящих в него дверей, ни одна из них не открылась, когда беглянка изо всех сил нажимала на ручки.
Она добежала до конца коридора. В этот момент на лестнице показалась темноволосая макушка Коллиза. В отчаянии она тщетно попыталась вытереть залитые слезами глаза и привалилась спиной к стене, обшитой деревянными панелями. Сейчас ее обнаружат.
Стена позади Филиппы подалась, и она куда-то провалилась.
Больно ударившись копчиком и прикусив язык, Филиппа неловко растянулась на пыльном ковре и увидела перед собой пару небольших изношенных ботинок.
Робби схватил ее за воротник и резко дернул назад.
– Втяни ноги! – прошипел он.
Филиппа машинально повиновалась. Робби вставил на место панель, закрыв Коллиза, который уже поднимался на площадку.
Поднявшись на колени. Филиппа огляделась. Она находилась в другом холле, точной копии первого, но более обветшалом и очень пыльном.
– Что ты здесь делаешь, Роб? Что это за место?
– Ищу тебя и Джеймса. – Подбоченившись, Робби сердито смотрел на нее. – А место это то самое, которое ты не должна видеть, – прошептал он раздраженно. – А ты увидела.
– Не понимаю, о чем ты говоришь?
– Ш-ш! Не бери в голову. Если я выведу тебя отсюда раньше, чем сам тебя увидит, возможно, они не убьют тебя.
– Кто они? Шпионы?
Ужас появился на лице Робби, он схватил ее за руку и потащил по пыльному коридору.
– Ты, черт возьми, этого не говорила, а я, черт возьми, этого не слышал.
– Не ругайся на английском, – одернула его Филиппа. Ее мозг лихорадочно работал.
Джеймс – британский шпион. Значит, и лорд Этеридж тоже. Она мысленно вспомнила тех людей, которых встретила за эти последние несколько дней. Коллиз Тремейн. Сэр Рейнз.
– Денни? – неожиданно произнесла она вслух.
Робби мотнул головой:
– Только не Денни.
Спохватившись, мальчишка хлопнул себе ладошкой по губам – ведь этим отрицанием он подтвердил принадлежность к шпионской когорте всех остальных.
– Приятно узнать, что будущее Англии не находится в руках Денни, – пробормотала Филиппа. Она запаниковала.
Они завернули за угол и вышли к крошечному окошку, расположенному довольно высоко. Зеркальное отражение коридора, в котором она соблазнила Джеймса. Вновь боль пронзила ее. О своем сердце она позаботится, когда ее жизнь будет вне опасности.
Они нырнули в кладовую, очень похожую на ту, в которой она провела ночь с Джеймсом. В этой комнатке было окно, и Робби, подбежав к нему, начал ловко открывать сложную на вид защелку. Мелькнула искра надежды, но тут же погасла.
Снаружи окно было забрано тяжелой, запертой на замок железной решеткой.
– Нам тут не выбраться, Робби.
Окно распахнулось внутрь. Мелькнула рука Робби, и решетка открылась, причем старый проржавевший замок так и остался запертым. Мальчишка с ловкостью обезьяны взобрался на подоконник и протянул ей руку.
– Давай!
Филиппа в испуге отшатнулась.
– Робби, сейчас же слезай, упадешь!
Он закатил глаза.
– Все «лжецы» пользуются этим ходом.
Филиппа шагнула к окну и посмотрела вниз. Там виднелся грязный узкий проход между домами, который тянулся позади клуба. Снаружи, под окном, фута на четыре ниже подоконника, шел узкий выступ, по всей видимости, опоясывавший особняк.
– А ты раньше когда-нибудь пользовался этим ходом, Робби?
– Вообще-то нет. Но я делал кое-что и почище, когда работал у трубочиста. А тут-то чего опасного! Джеймс иногда даже в дождь это делает.
Филиппа покачала головой.
– Значит, Джеймс. Прошу прощения, но в таком случае он просто ненормальный.
Бросив на нее взгляд, полный высокомерного пренебрежения, Робби свесил наружу ноги.
– Не будь девчонкой, Флип.
И прежде чем она успела его остановить, он скользнул, окончательно скрывшись из виду.
– Робби! – Она выглянула из окна и увидела макушку Робби. Он стоял на узком карнизе, но по растерянному выражению его лица девушка поняла, что он не знает, что делать дальше. Филиппа с облегчением вздохнула. – Робби, протяни мне руку.
Он упрямо покачал головой:
– Тебе меня не поднять. Я буду спускаться.
– Спускаться?
Насколько видела Филиппа, с этого выступа можно было только упасть.
– Они прыгают, – объяснил Робби, указывая на расположенное напротив здание с довольно широким карнизом вдоль стены, который вел к мощной железной лестнице, спускавшейся почти до самой земли.
– Господи, ну почему мы не можем выйти, как все нормальные люди? – спросила Филиппа.
– Шпионы не должны пользоваться одним и тем же путем. Им надо отрываться от слежки, – заговорщическим тоном прошептал Робби и судорожно сглотнул, видно было, что мальчик не в восторге от предстоящего прыжка.
Проход между домами был узким. Для длинноногого человека вроде Джеймса прыжок не составил бы труда, чего не скажешь о Робби.
– Нет, Робби, не надо. Я смогу тебя втащить, – сказала Филиппа, хотя не была в этом уверена. – Робби! Стой и не двигайся.
Я приведу Джеймса:
– Но тогда он тебя точно поймает!
– Мне все равно, милый. Я тебя люблю и не хочу, чтобы ты пострадал.
Робби удивленно посмотрел на нее. Ободренная Филиппа улыбнулась и вновь потянулась к нему.
– Возьмись за мою руку, Робби. Ты не должен повторять все, что делает Джеймс. Он взрослый мужчина, а ты маленький мальчик.
Ей не следовало этого говорить. Робби упрямо, по-каннингтонски вскинул подбородок и сделал первый шаг по карнизу. У Филиппы кровь застыла в жилах.
– Роберт Джеймс Каннингтон, не смей двигаться, слышишь?!
Она закинула ногу на подоконник. Трясущимися руками цепляясь за оконную раму, она оседлала широкий подоконник. Но даже сложившись почти пополам, не смогла дотянуться до ребенка.
– Пожалуйста, дорогой, подвинься ближе, – выдохнула Филиппа. – Прошу, возьмись за мою руку!
Однако Робби, несколько секунд опасно балансировавший на выступе, вдруг успокоился и, обретя уверенность, усмехнулся ей в ответ:
– Давай за мной, Флип. Если пойти в эту сторону, можно спуститься по трубе.
Филиппа обвела взглядом выступ и увидела водосточную трубу, закрепленную на здании. Тяжелая и черная, она выглядела ободряюще прочной, несмотря на слои ржавчины. Ну что ж, наверное, действительно по этой трубе можно спуститься, если, конечно, удастся добраться до нее, не свалившись с карниза.
Филиппа покачала головой.
– Робби, вернись.
– Но это же легко! Видишь?
Чувствуя себя совершенно уверенно – городской мальчишка в своей стихии, – Робби, прижимаясь к стене, двигался дальше. Он добрался до трубы и вытянул руку, намереваясь крепко за нее ухватиться.
– Смотри, как я это сделаю, Филипп. Смотри!
Но как только он коснулся проржавевшей жести, старая труба раскрошилась, оставив в его руке лишь горсть грязно-коричневой ржавчины. Робби качнулся, бросил на Филиппу полный ужаса взгляд и замахал руками в безнадежной попытке не рухнуть вниз.
Глава 27
Женский крик разорвал воздух, заставив Джеймса резко остановиться, когда он уже садился в нанятый экипаж. Это был крик, преисполненный ужаса. Джеймс повернул голову, пытаясь определить, откуда он донесся. Из переулка? Он бросился в узкий проход между домами и, перепрыгивая через кучи разного хлама, побежал дальше, благодаря многолетней практике легко ориентируясь в сумеречном свете узкого переулка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41