Он, казалось, наполнялся любовью, которую изливали на него мальчишки и девчонки, мужчины и женщины, даже какой-то обутый в шлепанцы престарелый бородач – тоже радикал, который, судя по его облику, вполне мог участвовать еще в Первой мировой войне".
– Послушай, парень, да они тебя любят, – заметил Донни.
– Просто я варюсь в этом котле семь долгих лет. Нужно хорошо знать народ. Хотя я серьезно устал. После этого уик-энда хочу спрятаться на ферме одного моего друга в Джермантауне. Порисовать птиц, покурить травки. Просто остыть от всего этого. Ты должен приехать туда вместе с Джулией, если она все еще здесь и нам удастся ее найти. Тридцать пятое шоссе, к северу от Джермантауна. Уилсон, на почте скажут, как туда проехать. Ну вот, кажется, это она.
Донни увидел ее почти сразу. Она обрядилась в длинное, почти до земли, индейское платье. Ее волосы были собраны на затылке и сколоты серебряной брошью работы индейцев-навахо. Это Донни подарил ей эту брошь. Она обошлась ему в семьдесят пять долларов.
Этот проклятущий Фаррис оказался неподалеку от нее. Впрочем, он не разговаривал с нею, а лишь пристально смотрел на нее, словно пытался загипнотизировать.
– Эй! – крикнул Донни.
– Я доставил с Запада юного Лохинвара, Лохинвар – герой романтической поэмы «Мармион» Вальтера Скотта.

– объявил Триг.
– О, Донни.
– Немного порадуйтесь жизни, – сказал Триг. – Скажешь мне, когда тебе нужно будет уехать. А я тем временем пойду послушаю жалобы Питера Фарриса.
Но Донни уже не слышал его слов. Он, не отводя глаз, уставился на Джулию, и его сердце снова разрывалось. Каждый раз, увидев ее, он испытывал такое чувство, будто это происходит впервые. У него перехватило дыхание. Ощущая, как в нем разгорается яркий огонь, он обнял девушку.
– Прости, что я не сделал этого вчера. Я просто не мог поверить, что на самом деле вижу тебя. Ты же знаешь, как медленно я соображаю.
– Донни. Я звонила в казарму.
– Иногда они передают сообщения, а иногда и забывают. К тому же вчера я почитай что и не был в казарме.
– Что же случилось?
– Ну-у... Это слишком сложно, чтобы я смог так вот наскоро все объяснить. В общем, из тех вещей, с которыми я ничего не могу поделать. А как ты? Боже мой, любимая, до чего же хорошо снова тебя увидеть!
– О, я в полном порядке. Только вполне могла бы обойтись без этого лагеря. Мне необходимо как следует помыться под душем. Где здесь ближайший «Холидэй»? «Холидэй-инн» – американская система стандартных гостиниц, как правило, трех-четырехзвездочных.


– Когда все это закончится, не уезжай, пожалуйста, – вдруг выпалил он с таким видом, будто ему в голову наконец-то внезапно пришло нечто заслуживающее внимания. – Оставайся здесь, со мною. Мы поженимся.
– Донни! А как же роскошное венчание в церкви? И медовый месяц в сельской гостинице? И потом, нельзя же не пригласить всех подруг моей матери.
– Я...
С некоторым запозданием он понял, что она шутит, а она поняла, что он говорит совершенно серьезно.
– Я хочу, чтобы мы поженились, – сказал он. – Сейчас же.
– Донни, я так хочу, чтобы мы поженились, мне иногда кажется, что я умру, если этого вскоре не случится.
– Тогда мы это сделаем сразу же после того, как закончатся все безобразия этого уик-энда.
– Да. Как только все кончится, я выйду за тебя замуж. Я сниму квартиру. Я найду работу. Я...
– Нет, мне бы хотелось, чтобы ты после этого вернулась домой и закончила обучение. Возможно, меня демобилизуют досрочно и я тоже приеду домой. Мне выплатят выходное пособие. Кое-что есть на счету. Я смогу найти работу на неполный день. Получим квартиру в доме для женатых студентов. Это будет так здорово! А матери скажи, что мы устроим все полагающиеся приемы и вечеринки, так что она тоже сможет повеселиться.
– А что это тебя вдруг ударило?
– Ничего. Я просто понял, как много ты значишь для меня. И не хочу, чтобы ты и это понимание когда-нибудь меня покинули. Вчера вечером я был чертовым ослом. Я хочу, чтобы мы с тобой вместе – ты и я – были важнее всего на свете. Когда я уйду из армии, то даже буду помогать тебе во всех этих пацифистских заморочках. Мы остановим войну. Ты и я. Это будет просто грандиозно.
Они немного погуляли среди ребятишек. Впрочем, эти ребятишки были их ровесниками, но только вели себя глупо и дико, как будто праздновали осознание смысла своих жизней, проявившегося в том, что они участвуют в большом веселом приключении в Вашингтоне, округ Колумбия, останавливают войну, напиваются допьяна и запасают в себе на будущее тот же самый порыв. Донни чувствовал себя ужасно далеким от них, и уж конечно он не был частью этой толпы. Но и частью корпуса морской пехоты он себя тоже больше не ощущал.
– Ладно, – сказал он в конце концов, – мне пора возвращаться. Нас могут поднять по тревоге. Если ничего не случится, можно я подойду завтра?
– Я тоже постараюсь вырваться завтра, если здесь не будет никаких происшествий. Мы даже сами не знаем, что должно произойти. Говорят, что мы пойдем маршем к Пентагону и будем торчать там до конца недели. Очередное театральное представление.
– Пожалуйста, будь осторожна.
– Я постараюсь.
– Я разузнаю, что нужно сделать, чтобы пожениться по всем правилам. Только лучше будет, если в корпусе об этом пока не узнают. Они все такие говнюки. А после того как дело будет сделано, бумажки нам пригодятся.
– Донни, я люблю тебя. С тех самых пор, когда ты был с Пегги Мартин и я поняла, что ненавижу ее за то, что она гуляет с тобой. С тех самых пор.
– Мы проживем замечательную жизнь. Я тебе обещаю. В этот момент он увидел, что к ним кто-то быстро приближается. Это был Триг, а следом за ним торопились Питер Фаррис и еще несколько человек.
– Эй, ребята, – крикнул Триг. – Только что сообщили по радио: военный округ Вашингтона объявил общую тревогу, и всем военнослужащим приказано немедленно прибыть к месту службы.
– Вот сволочи, – выругался Донни.
– Началось... – сказала Джулия.

Глава 5

В ночной тьме метались и мигали световые вспышки. Забава получалась отличная, и настроение у всех было соответствующее – приподнятое и даже авантюрное. Все это походило на огромный ночной пикник или на слет бойскаутов. Кто отвечал за происходящее? Никто. Кто принимал решения? Никто. События просто происходили чуть ли не чудесным образом, благодаря обильному присутствию в толпе представителей Майской трибы.
Под стенами Пентагона почти ничего не происходило. Все это, похоже, и впрямь было просто театром. К тому времени, когда Джулия, Питер и все возглавляемое ими войско аризонских крестоносцев на самом деле вторглись на правительственную территорию, по толпе демонстрантов пролетел слух, что армия и полиция не собираются никого арестовывать и что они могут стоять на траве перед огромным зданием военного министерства хоть до скончания века без всякого результата. Кому-то пришло в голову, что Пентагон сам по себе не является настоящей болевой точкой и потому будет гораздо больше толку, если они до начала утреннего часа пик займут мосты и таким образом парализуют весь город и правительство. И раз уж такое дело, часть демонстрантов возьмет в осаду Министерство юстиции.
Поэтому, оставив справа огромный «Мэрриот-отель», они пошли дальше, к находившемуся впереди мосту Четырнадцатой улицы. Джулия никогда не видела ничего подобного: все напоминало ей сразу и кинофильм, и веселую игру в войну, и театральное шоу, и сборища болельщиков, и футбольные матчи, на которых ей когда-то доводилось бывать. Сырой воздух был наполнен тревожным ожиданием; над головами стрекотали полицейские и армейские вертолеты.
– Боже мой, ты когда-нибудь видел что-либо подобное? – возбужденно обратилась она к Питеру.
– Ты не можешь выйти за него, – невпопад ответил тот.
– О, Питер.
– Не можешь. Просто не можешь.
– Я собираюсь выйти за него замуж на следующей неделе.
– На следующей неделе ты, возможно, выйдешь из тюрьмы.
– Тогда мы с ним поженимся через неделю.
– Ему не разрешат.
– Мы сделаем это тайно.
– У нас слишком много других, куда более важных дел.
Растянувшейся, пожалуй, на полмили колонной по полсотни человек в ряд толпа молодежи миновала «Мэрриот». Кто их направлял? Шествовавшая впереди с рупорами кучка людей из Народной коалиции за мир и справедливость? Скорее всего они шли, подчиняясь собственным инстинктам. Профессиональные организаторы всего лишь слегка направляли и до поры до времени обуздывали энергию молодого поколения. А тем временем воздух все сильнее наполнялся запахом травки, все громче звучал смех; время от времени из темного неба возникал вертолет агентства новостей, зависал над колонной и заливал ее ярким светом прожектоpa. А демонстранты приплясывали, взявшись за руки, и скандировали:
Раз, два, три, четьфе, пять, На вашу войну нам всем насрать!
Или же:
Хо, Хо, Хо Ши Мин, Вьетконг Вьетконг – партизанская армия Фронта освобождения Южного Вьетнама.

непобедим!
Или же:
Хватит стрелять, Прекратите воевать!
Тогда-то и была предпринята первая атака слезоточивым газом.
Газ был едким и режущим и обладал могучей силой, лишая людей способности соображать и нормально ориентироваться. В глазах Джулии потемнело от боли, и весь мир вокруг нее внезапно начал вращаться. Самый воздух превратился во врага. Все громче слышались крики и иные звуки, свидетельствовавшие о нарастающей растерянности, от которой лишь один шаг до паники. Джулия рухнула на колени, ее тело сотрясалось от кашля. Целую секунду для нее не существовало ничего, кроме боли, от которой горели легкие, и огромной сокрушающей силы газа.
Но она осталась на месте с несколькими своими спутниками, хотя Питер куда-то исчез. Воздух был насыщен отравой, и глаза демонстрантов застилали слезы. Но она повторяла про себя: «Я не уйду отсюда. Они не заставят меня отступить».
Внезапно появился какой-то человек с ведром, наполненным мокрыми белыми тряпками.
– Дышите сквозь тряпки, – крикнул он, – и вам сразу полегчает. Если мы не сдадимся, они отступят. Вперед, мужайтесь, сохраняйте веру.
Кое-кто из юнцов все же подался назад, но большая часть оставалась на месте, следуя совету опытного ветерана движения. А кто-то – никто и никогда не смог бы сказать, кто или почему, – первым сделал несколько шагов. К нему присоединился второй, третий, остальные, а потом даже и те, кто оробел на первых порах. Людская масса двинулась вперед, не для нападения и, конечно, не для того, чтобы покарать тех, кто пытался преградить ей путь, а исключительно из уверенности в том, что никто не сможет удержать молодежь, потому что ее силам нет предела.
Пройдя немного дальше, Джулия увидела впереди заграждение из полицейских автомобилей, стоявших с зажженными фарами и беснующимися мигалками, а за ними множество людей в военной форме; вероятно, это были те самые семь с половиной тысяч национальных гвардейцев, вызванных по случаю беспрецедентных массовых беспорядков, о которых сообщали газеты. Они были похожи на насекомых: черные, с гигантскими глазами и вытянутыми мордами, снабженными внизу утолщениями вроде мощных мандибул. Маски, поняла она. Они надели противогазы, все до одного. Это привело ее в бешенство.
– Предлагаем вам разойтись! – загремел усиленный мегафоном голос. – Предлагаем немедленно разойтись. Те, кто не подчинится, будут арестованы. У вас нет разрешения на шествие.
– Ах вот, оказывается, в чем дело, – со смехом выкрикнул кто-то. – Знал бы, что у нас нет разрешения, нипочем не вышел бы из дома!
Над головами все так же стрекотал вертолет. Направо, за Потомаком, показалось солнце. Джулия взглянула на часы. Почти шесть.
– Не останавливайтесь! – скомандовал кто-то из демонстрантов. – Раз, два, три, четыре, пять, на вашу войну нам всем насрать!
Джулия терпеть не могла ругани, ее прямо-таки коробило, когда Донни случалось выругаться при ней, но сейчас, когда она была стиснута в толпе, обоняла едкий запах рассеивавшегося газа, из глаз текли слезы, а сердце гневно колотилось, она сама не задумываясь выкрикивала бранные слова вместе со всеми остальными.
Раз, два, три, четыре, пять, На вашу войну нам всем насрать!
Эти незатейливые слова звучали как гимн, как боевой клич, вливали новые силы в души замявшихся было на месте ребят, и те двинулись быстрее. Освещенные мятущимся светом мигалок полицейских автомобилей, скачущими лучами прожекторов вертолетов, они сплошным потоком неслись вперед. Те, кто на первых порах поддались страху, вновь обрели утраченную храбрость, прекратили отступление и, вдохновленные примером тех, кто не покинул шествие, снова влились в колонну.
Пум! Пум! Пум!
Еще один залп донесся из-за заграждения, маленькие гранатки, злобно шипя, упали на асфальт в самой людской гуще и принялись извергать густые облака отравы. Но юнцы теперь знали, что этот яд не может убить их и что ветер через считанные секунды унесет ядовитое облако прочь.
Раз, два, три, четыре, пять, На вашу войну нам всем насрать!
Джулия кричала во все горло. Она кричала от имени несчастного бледного Донни, лежавшего на больничной койке с подвешенным над ним мешком плазмы, с ввалившимися щеками, с глазами, только-только освободившимися от страха смерти, которая лишь немного промахнулась. Она кричала от имени других мальчиков, оказавшихся в этом ужасном месте, оставшихся покалеченными и утративших надежды – лишившихся лиц, лишившихся ног, лишившихся пенисов: она кричала от имени знакомых девочек, которым суждено всю жизнь горевать, потому что их женихи, или братья, или мужья вернулись домой в пластиковых мешках, заколоченных в деревянные ящики; она кричала от имени своего отца, который проповедовал «чувство долга», но сам на протяжении всей Второй мировой войны сколачивал состояние, продавая страховки; она кричала от имени всех детей, избитых во время всех демонстраций, которые проводились в течение последних семи лет; она кричала от имени насмерть перепуганной голой маленькой девочки, пытающейся убежать от напалмового облака;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14