– Спасибо. У меня никогда не было иллюзий относительно собственной внешности.
– Тем не менее я мог бы хранить тебе верность. – Он пожирал глазами Мэри. – Не думаю, что у меня когда-нибудь появилось бы желание изменить тебе, Мэри.
– Чушь! У нас нет абсолютно ничего общего.
– Нет, кое-что есть.
– А почему мы бродим по парку, вместо того чтобы пройти через него, как все остальные? – спросила Мэри, оглядываясь по сторонам.
– Не стоит задавать вопрос, когда ответ так очевиден, Мэри, – ответил лорд Эдмонд, до этого момента и сам не замечавший, что они не идут вслед за остальными. – Конечно, мы могли сильно отстать.
– Если вы намерены соблазнить меня, то получите по рукам, милорд, – непослушными губами предупредила она.
– Большое искушение, но предлагаю вести себя культурно. Давай поговорим, Мэри. Расскажи, понравился ли тебе дом и что ты видела в парке.
Она немного расслабилась, когда они обогнули край английского парка и вслед за остальными направились к изгороди перед дорожкой через пастбище.
– О, мне он очень понравился. Не представляю себе, как люди, имеющие дома в провинции, могут бросать их, чтобы жить в городе.
– Они ищут удовольствия и общества. Или стремятся убежать от себя. Среди шума городских развлечений не приходится так часто сталкиваться лицом к лицу с самим собой.
– Поэтому и вы тоже все время живете в городе?
– Как всегда, Мэри, ты безошибочно знаешь, чем больнее ранить. Ты думаешь, мне неприятно смотреть на себя?
– А разве это не так?
Освободив свою руку, лорд Эдмонд перебрался через изгородь и повернулся к Мэри. Помогая ей, он не сдержался и, опуская ее на землю, прижал к себе. Мэри вспыхнула, но, ничего не сказав, вполне спокойно расправила платье и снова приняла предложенную ей руку.
– Почему я должен быть неприятен себе? – возобновил разговор лорд Эдмонд. – Я имею все, что человек может просить у жизни. У меня есть состояние, недвижимость и положение в обществе. Жизнь доставляет мне удовольствие.
– А душевное спокойствие? А самоуважение? А место, которое можно назвать домом, и заполняющие его любимые люди?
– О, Мэри, достаточно.
– Нет, – покачала головой Мэри, взглянув на него, – абсолютно недостаточно, потому что всегда, когда я с вами, милорд, я делаю то, против чего вы возражаете. Я наношу вам раны, если вы еще в состоянии чувствовать боль. Я ваша совесть. Вы очень ошибаетесь, если думаете, что будете со мной счастливы.
– Кажется, моя слабая попытка поддержать легкий разговор на общие темы не увенчалась успехом? – Лорд Эдмонд вздохнул. – Мы опять вернулись к пререканиям. Скажи мне, почему именно ты выходишь замуж за Гудрича? Ты просто считаешь, что в твоем возрасте уже нельзя откладывать? Или ради спокойствия и удовлетворения? Какие-то бесцветные слова. А любовь, огонь, волшебство – их нет?
– Причины моего поступка касаются только меня, – ледяным тоном ответила Мэри.
– Из твоих слов я заключаю, что в ваших отношениях нет ни одного из перечисленных мной элементов. А ты не из тех женщин, Мэри, которые могут всю жизнь прожить хотя бы без одного из них.
– О, – рассердилась Мэри, – как вы можете делать вид, что знаете обо мне что-то? Вам известно только то, что я панически боюсь грозы и, когда она начинается, совершенно теряю рассудок.
– Я знаю тебя, Мэри. Знаю очень хорошо, поверь мне.
– Все уже миновали пастбище и вошли в лес, – проворчала Мэри. – Думаю, с вашей стороны, милорд, неприлично так задерживать меня.
– С одной стороны, ты настойчиво повторяешь мне, что я не джентльмен, а с другой – требуешь, чтобы я вел себя прилично. Он собирается обосноваться с тобой в поместье? Тебе это должно понравиться.
– Он хочет повезти меня путешествовать. Хочет, чтобы после свадьбы мы провели год, а может быть, и больше, путешествуя по Европе. Говорит, что теперь цель его жизни – сделать меня счастливой.
– Тогда ты должна быть в восторге. Почему же этого не чувствуется?
– Я хочу иметь дом, – ответила Мэри, глядя вдаль на лес вековых деревьев вокруг озера. – Во время своего первого брака я только и делала, что путешествовала. У нас никогда не было другого дома, кроме палатки и изредка комнат, в которых нас расквартировывали. Правда, сейчас у меня в Лондоне есть дом, но в нем по временам так одиноко.
– Значит, путешествие тебя не привлекает. Если действительно твое счастье – его главная задача, Мэри, тогда все, что тебе нужно сделать, – это просто сказать ему о своем желании.
– Но он настаивает на своем, он настроен на то, что удовольствие должно быть главным в нашей совместной жизни. Я хочу иметь семью, но он говорит, что не станет обременять меня детьми.
– Он настроен на то, чтобы доставлять удовольствие себе и не обременять себя, Мэри, – спокойно пояснил лорд Эдмонд.
– Ох! – Она бросила на него быстрый взгляд и порозовела. – Как вам это удается? Что заставляет меня признаваться вам в таких вещах? Вам, а не кому-нибудь другому?
– Иногда сочувствующее ухо может развязать даже накрепко завязанный язык.
– Сочувствующее! – Она неприязненно посмотрела на него. – Интересно, как вы используете это мое признание. Думаю, поделитесь со всеми и сделаете из меня посмешище. Саймон придет в негодование.
– Я когда-нибудь делал всеобщим достоянием то, что знаю о тебе? – резко спросил он, повернув Мэри к себе и сжав ее плечи. – Уж от этого обвинения избавь меня, Мэри. И разве есть что-то позорное в том, что ты хочешь иметь дом и детей с человеком, за которого собираешься замуж?
– Во всяком случае, – коротко усмехнулась Мэри, – вы должны быть мне благодарны, что каким-либо образом я не спровоцировала вас сделать мне предложение.
Что может быть хуже, чем жизнь с женщиной, имеющей такие низменные стремления?
– У меня есть загородный дом, который я мог бы предложить тебе. Он уединенный и уютный, как тебе и хочется, Мэри. Он понравился бы тебе. Я пренебрегал им много лет, и вот только что прожил в нем несколько недель. Его нужно полностью отремонтировать и заново обставить, ему нужна женская рука, Мэри. Он не такой большой, как Рэндалл-Парк или дом Гудрича, но, могу поручиться, он очень уютный. Это самое маленькое поместье из принадлежавших моему отцу как раз подходящее, чтобы отделаться от меня. Я мог бы предложить его тебе.
– Значит, вы тоже могли бы так от меня отделаться? Что за ерунду вы говорите?! Иногда мне кажется, что вы сами верите своим словам. Неужели вы себя так плохо знаете?
– И ты могла бы принять мое семя, – отпустив ее плечи, лорд Эдмонд нежно провел косточками пальцев по щеке Мэри, как это было однажды ночью. – И у нас могли бы быть общие дети, Мэри.
Мэри открыла рот, собираясь заговорить, но почувствовала, что мышцы лица отказываются ей повиноваться.
– Только вы способны сказать такую непристойность леди, которая даже не помолвлена с вами, – удалось ей произнести в конце концов.
– Это мы могли бы изменить. Если бы только я встретил тебя лет пятнадцать назад. Ты тогда была еще совсем ребенком, верно? Да и я тоже, Мэри. Я был совершеннейшим младенцем до своего двадцать первого дня рождения и стал взрослым на следующий же день. Так пришло совершеннолетие, одарив меня тяжелым бременем последующих лет.
– Вы просто пожинали плоды пьянства.
– Да. – Он убрал руку от ее щеки. – Именно так. В этом ты права. – Опустив руки, лорд Эдмонд резко повернулся и зашагал по тропинке.
– Почему вы не остановились после несчастья? – спросила Мэри, едва поспевая за ним. – Неужели оно не послужило вам уроком?
Внезапно ему захотелось уйти от Мэри, захотелось остаться одному, но он не мог бросить ее здесь. Они были среди деревьев, и им предстояло по узкой тропинке пробраться к беседке Аполлона, где стояла круглая скамейка и откуда открывался вид на озеро.
– Мэри, если бы ты убила брата, ты что, просто шлепнула бы себя по руке и пообещала никогда больше такого не делать? Пообещала бы до конца жизни быть хорошей девочкой? Когда твой брат мертв в двадцать три года? Когда он не оживет, и рассчитывать на это нечего? А для тебя эта единственная ошибка обернулась адской жизнью, ужасом до самой смерти.
– Одна ошибка. Это был единственный раз, когда вы напились допьяна? Или это был единственный раз, повлекший за собой тяжкие последствия?
– Это был единственный раз. – Лорд Эдмонд чувствовал, что готов расплакаться, что-то до боли сжало ему горло и сдавило грудь, и он больно стиснул за спиной руки. – Первый раз. Ты не представляешь себе, Мэри, каким я был. Невинным. Рассудительным. Книжным червем. Моралистом. Я витал в облаках, и они решили в мой день рождения напоить меня. Не Дик, другие – Уоллес, мой отец, друзья. Они добились того, о чем даже не мечтали. Я был еще пьян даже на следующее утро, когда, подняв Дика с земли со сломанной шеей, гладил его по голове, говорил, что все будет хорошо, и ругал за то, что ему пришла в голову такая глупость – пытаться взять это препятствие.
Остановившись, Мэри смотрела на лорда Эдмонда широко раскрытыми глазами.
– Ты смотришь так, словно увидела привидение. Не хочешь ли снова взять меня под руку?
– О, не знаю. Хотя я, возможно, начала догадываться. Значит, это правда? Вы действительно были другим до того несчастного случая? Вы учились в университете? Собирались стать священником?
– Шутка века, верно? – усмехнулся лорд Эдмонд.
– И вы так и не смогли простить себя? – Мэри с трудом перевела дыхание.
– За убийство? – Он пожал плечами. – Это было давным-давно, Мэри, и я такой, какой есть. Вероятно, это к лучшему, что ты так презираешь меня. Если бы я хоть немного тебе нравился, ты постаралась бы переделать меня. Женщины этим славятся, верно? Но мне уже тридцать шесть лет, меня поздно переделывать.
– Это не было убийством. Остальные тоже виноваты, включая и самого Дика. Ваша тетя была права, объясняя мне некоторые вещи, – это была просто ужасная случайность.
– Погладь меня по головке, Мэри, и мне сразу станет легче, – криво усмехнулся он. – Где же, черт возьми, все остальные?
Добравшись до беседки, они обнаружили, что там никого нет, но откуда-то доносились голоса.
– Они впереди, – сказала Мэри. – Вы специально устроили все так, чтобы мы тащились сзади.
– Вот как. Может, я планировал украсть у тебя поцелуй?
– Возможно.
– Я, вероятно, и так уже навлек на себя гнев твоего суженого, – сказал лорд Эдмонд, первым усаживаясь на каменную скамейку внутри беседки, – так что, по-моему, имею полное право оправдать его возмущение. Если ты соизволишь подойти чуть ближе, Мэри, я отважусь на этот поцелуй.
– Значит, я все-таки была права? Вы себя ненавидите.
– Пропади все пропадом. – Потянувшись, лорд Эдмонд крепко схватил Мэри за руку. – К чему этот разговор? Что из того, если я не в восторге от себя? Во всяком случае, таким образом я поддерживаю единодушное мнение общества.
Мэри очень удивила лорда Эдмонда тем, что вдруг, даже не пытаясь выдернуть свою руку, вплотную придвинулась по скамье к нему.
– Мне очень жаль Дика и больно за те страдания, которые вы перенесли после его смерти. Я раскаиваюсь во всех отвратительных и бесчувственных словах, которые говорила по поводу того, что случилось. Но ад не может длиться вечно, если только человек сам не обрек себя на это. Ваш брат любил вас?
– Дик? Он заслуженно был всеобщим любимцем. У него не было ни одной плохой черты. Как ты думаешь, почему он поскакал за мной? Ведь больше никто этого не сделал. Они все со смехом наблюдали за мной, и только Дик бросился спасать меня, глупый.
– Он бросился спасать вас, так разве он приговорил бы вас пятнадцать лет, а может быть, и всю жизнь жить в аду?
– Довольно, Мэри. – Лорд Эдмонд резко поднялся на ноги. – Кто говорил про ад? Я? Иногда я склонен чересчур все драматизировать. Разве ты не замечала этого за мной? Знаешь, многие отдали бы правую руку в обмен на тот ад, в котором я живу. – Он протянул Мэри руку, приглашая ее встать.
– Да, самые глупые.
– Он тебя целует? – неожиданно спросил лорд Эдмонд. – А ты отвечаешь ему, как отвечала мне?
– Нет, – она покачала головой, – пожалуйста, не нужно.
– Что не нужно? Задавать вопросы или целовать тебя?
Но Мэри не стала противиться, когда он привлек ее к себе. Ее грудь прижалась к его сюртуку, руки, чуть сжатые в кулаки, уперлись ему в плечи, и, закрыв глаза, Мэри подняла к нему лицо.
Лорд Эдмонд поцеловал ее глаза, легко, как перышком проведя по ним губами, потом коснулся губами ее губ, упиваясь их нежностью и теплотой и в то же время ненавидя себя за любовь к этой женщине. А когда Мэри, открыв глаза, взглянула на него с выражением полной беззащитности перед ним, он понял, что в это мгновение она принадлежит ему. Искушение было слишком велико.
– Итак, Мэри, что ты ответишь на мой вопрос? Он тебя целует? Он пробуждает в тебе страсть? Он спит с тобой?
– Прошу вас, не смотрите так на меня. Лорд Эдмонд не знал, как именно он смотрит на Мэри, но знал, что поборол искушение.
– Не смейтесь, – сказала Мэри, – но иногда мне кажется, что за вашим взглядом прячется кто-то – кто-то удивительный, кто мог бы мне понравиться. Но, наверное, я ошибаюсь? Возможно, он был, был когда-то давно, а теперь его больше нет. Мне хотелось бы, чтобы у меня этого не было.
– Этого?
– Этого влечения, – пояснила Мэри, – этого страстного желания, чтобы вы поцеловали меня по-настоящему, а не так сдержанно, как это было только что. – Она резко отодвинулась от него и расправила ленты шляпы. – Где же все? Мы будем их догонять?
– Хорошая мысль и очень смахивает на приглашение, Мэри. Ты очень быстро можешь вернуться на землю и потом горько сожалеть об отсутствии у меня сдержанности. Если ты меня хочешь, то это произойдет. Только скажи слово, и мы все устроим. Но я люблю проводить время с любовницами в цивилизованной обстановке.
– В алой комнате? – с презрительной усмешкой уточнила Мэри. – Вы сказали «любовница»? О женитьбе уже не идет речи?
– Зачем жениться на тебе, Мэри, если ты вполне доступна и без церковного благословения?
Она внезапно шарахнулась от него и торопливо направилась по дорожке к следующей беседке, имитировавшей превратившуюся в руины башенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31