Ей казалось, что она уже никогда не перестанет плакать.
– Не надо, Дэвид, – услышала Ребекка голос графа. Джулиан повернул ее, чтобы обнять, и стал убаюкивать на своем плече.
– Бекка, – тихо прошептал он ей на ухо, – мы разберемся в этом. Сейчас я дома, дорогая. Ты снова в моих объятиях. Где и должна быть. Мне так не хватало тебя. Я тосковал по тебе. Ведь ты рада увидеть меня? Скажи мне, что рада. Скажи, что любишь меня.
Ребекку охватила волна прежней нежности, и она еще сильнее расплакалась у него на плече. Сейчас она уже совершенно не владела собой.
– Она в шоке, – снова услышала Ребекка голос графа. – Отведи ее, милая, наверх и дай ей что-нибудь успокаивающее. Пусть она немного поспит. Нет, Дэвид, останься здесь. Луиза сама определит, как ее лучше успокоить.
Ребекка не заметила, как Луиза вошла в библиотеку. Должно быть, граф успел послать за нею.
– Джулиан, пусть с Ребеккой пойдет она, – холодным тоном продолжал граф. – В настоящий момент для девочки лучшим лекарством будет Луиза. А нам троим есть о чем поговорить.
Джулиан разомкнул руки. Ребекка беспомощно плакала и в то же время как бы со стороны наблюдала за собой. Ей казалось, что она сейчас раздвоилась: одна ее часть все больше теряет присутствие духа, а вторая – бесстрастно наблюдает за этим.
– Пойдемте, Ребекка, – сказала Луиза. – Мы поднимемся наверх и выпьем чашечку чая. У меня есть лекарство. Я позабочусь также о разогретых кирпичах. Если их подложить под кровать, то в постели будет тепло и приятно.
Та вторая, бесстрастная часть Ребекки убеждала ее, что сейчас единственное разумное решение – это перестать думать. Ребекка позволила Луизе увести ее отсюда, прошла мимо молчаливого, неподвижного Дэвида. Вышла в холл. Дэвид… Перестать думать… Ее ноги сами собой взбирались по ступеням. Ей нужно пойти и посмотреть, как там Чарльз, и лишь потом предпринять что-то другое… Перестать думать…
– В вашей гостиной разожгли уютный камин, – сказала Луиза. – Может быть, Ребекка, нам пойти туда и немного посидеть? Нам сразу же подадут чай. Выпив горячего чая, вы почувствуете себя лучше. Чай всегда так действует.
Ребекка испытала безудержное желание разразиться безумным смехом. Джулиан вернулся из мертвых, и сейчас он дома. Ее муж – ее возлюбленный – вернулся к ней через четыре года. У нее два мужа. Она в двоемужии. У нее ребенок, обретенный в двоемужии. Чарльз – незаконнорожденный… Внебрачный сын… Неужели после чашки чая она почувствует себя лучше?
Ребекка, однако, сдержала смех. Она поняла, что если расхохочется, то окончательно потеряет над собой контроль и больше никогда не сможет остановиться.
* * *
– Нам хорошо бы сейчас пропустить по стаканчику бренди, – сказал граф Хартингтон, подойдя к стоявшему у другой стены библиотеки серванту и тщательно налив три бокала чуть ли не до краев. – Давайте сядем втроем у камина и все обговорим. – Он передал по бокалу бренди своему сыну и крестнику, молча подчинившимся его указаниям, и вернулся за своей порцией.
Все обговорим. Насколько понимал Дэвид, обговаривать нечего. Правда, его отец, может быть, и способен гораздо лучше оценить ситуацию. Сам же Дэвид, похоже, пока не в состоянии размышлять. Он пристально глядел на Джулиана, своего названого брата, в которого стрелял более трех лет назад. Дэвид с удивлением вспоминал сейчас тот злополучный эпизод – столь же жуткий, как и нынешнее появление Джулиана. Разве что теперь на капитане Кардвелле штатская одежда. Он все такой же симпатичный, не похудел и не выглядит старше.
Джулиан уставился на него:
– Ты действительно смотришь на меня так, Дэйв, будто перед тобой привидение. Думаю, два дня назад у меня было такое же выражение лица, когда отец мне сказал, где находится Бекка… Лучше бы тебе допить бренди.
Дэвид последовал его совету и на несколько мгновений сосредоточил внимание на спиртном, обжигавшем желудок.
– Ты же был мертв, – сказал он. – Я перевернул твое тело, и у тебя на шее тогда не прощупывался пульс.
– Казалось, на протяжении нескольких недель, а возможно, и месяцев, я не слышал ничего, кроме предположений, будто я мертв и что больше нет никакого смысла тратить на меня время, – ответил Джулиан. – Но я все-таки остался жив, и мне повезло, что по крайней мере еще один человек это заметил.
К этому моменту Дэвид уже опустошил свой бокал. Он поставил его на стол и встал.
– Лучше я пойду и посмотрю, как там Ребекка, – сказал он и тут же опустился на прежнее место. О Боже! Ноги совершенно не держат его – какие-то ватные
Наступило молчание, и никто не торопился нарушить его.
– Вчера, Дэвид, у меня был долгий разговор с викарием, – сказал граф. – Я просил его организовать мне встречу с епископом. Тот любезно согласился завтра приехать в деревню. Полагаю, что ему стоит нас посетить. Вероятно, он захочет переговорить с каждым из нас троих. А может, и с Ребеккой.
У Дэвида вновь закружилась голова, и он закрыл глаза.
– Конечно, некоторые факты вполне очевидны, – продолжал граф. Его голос звучал холодно и сухо. Наверное, только Дэвид мог понять, какие усилия прилагает отец, чтобы скрыть переполнявшие его чувства. – Так, Ребекка – жена Джулиана. Несколько других проблем более каверзны. Викарий проявляет полную симпатию и понимание, но он не способен дать мне ответ, относящийся к точному определению характера этого… – э-э – брака Ребекки с Дэвидом. Епископу предстоит решить, подпадает ли этот брак под понятие двоемужия.
– Она вышла за меня замуж вполне законно, – сказал Дэвид, сделав вдох. – Она полагала, что Джулиан мертв. Она носила траур по нему почти два года.
– Не надо, Дэвид, оправдывать передо мной свою позицию, – заявил отец. – Окончательное решение Должна будет принять церковь.
Дэвид взглянул на него в полном отчаянии. «Если бы только я снова мог стать ребенком, – пришла ему в голову нелепая мысль. – Если бы только я мог понадеяться на своего отца и знать, что все станет на место». Дэвид почувствовал непреодолимую тяжесть лежащих на его плечах зрелости и прожитой жизни.
Он снова ощутил в себе способность размышлять. Ребекка больше не его жена. Она, выходит, никогда ею и не была. Она больше не будет жить вместе с ним в Стэдвелле. Их совместной жизни пришел конец. Ребекка больше никогда не будет частью его жизни. Дэвид почувствовал, что близок к панике.
– Мне жаль, Дэйв, – сказал Джулиан. – Мне по-настоящему жаль. Тебе будет трудно. Но мне, старина, тоже трудно. Я, понимаешь ли, тоже испытал шок, когда, пережив тяжелые времена, вернулся домой и узнал, что все считали меня мертвым и что моя жена вышла замуж за моего брата, что она от него родила ребенка.
Дэвид вскочил на ноги, почувствовав, что реальность наконец взяла его за горло.
– Чарльз… – произнес он.
– Решать предстоит епископу, – сказал граф. Говорил он по-прежнему хладнокровно, но в глазах светилось беспокойство. – Завтра, Дэвид… Нам надо только потерпеть.
Дэвид снова погрузился в кресло… Его сын незаконнорожден… Ублюдок… Не может законно наследовать ему… Сын его и Ребекки… Невинный, счастливый, маленький златокудрый ребенок… Эти беспорядочные мысли отдавались в его голове, словно удары молота.
– Похоже, мне не стоило возвращаться домой, – предположил Джулиан. – Наверное, мне лучше было бы остаться в России. Ведь, понимаете, там было не так уж неприятно. Просто все выглядело совсем другим. Но я все больше скучал и тосковал по дому. Нигде не бывает так хорошо, как в Англии. И мне недоставало Бекки.
Дэвид внимательно смотрел на него невидящим и непонимающим взглядом
– Ты должен был вернуться домой, – спокойно заметил граф. – Ты жив и принадлежишь этому месту, мой мальчик. И именно здесь твоя жена.
«Его жена. Жена Джулиана», – думал Дэвид – Ребекка!
Дэвид внезапно увидел Джулиана. Своего брата. Человека, которого он убил и из-за которого более трех лет терзался. Который чудесным образом вернулся к жизни. Человека, которого он сегодня обнимал и из-за которого лил слезы, пока ему не стало понятно, какие удары начинают наносить по нему, Дэвиду, последствия возвращения Джулиана.
Джулиан жив. И дома. Он сидит здесь ближе чем в шести футах, живой и теплый, улыбающийся и лишь чуть-чуть бледный. Дэвид заставлял себя смириться с правдой. В конце концов он не убил своего брата. Джулиан остался жив.
– Расскажи мне все, что произошло, – попросил он. – Расскажи мне все, что случилось с тобой, Джулиан. Сейчас миновало более трех лет с тех пор, как ты… как ты исчез.
Рассказ Джулиана был довольно расплывчатым. Капитана Кардвелла привезли в какой-то дом, где выходили. Через некоторое время ему удалось полностью выздороветь. Русские вообще-то вряд ли могут похвастать репутацией людей, пекущихся о своих пленных, особенно раненых пленных. Но их женщины, добавил с усмешкой Джулиан, совсем другие. Они проявили упрямство и не позволили парню своевольничать, когда тот собирался незаметно ускользнуть на тот свет.
Одна из этих женщин старалась больше всех и в конце концов поставила его на ноги.
После этого Джулиана отправили подальше в тыл – он говорил очень расплывчато, и было непонятно, куда именно, – и там его содержали в «джентльменском» заключении. Он очень даже не скоро узнал об окончании войны. Казалось, что о его существовании вообще забыли. Когда же он наконец узнал, что война давно кончилась и встал вопрос о его освобождении, ему сказали, что он может уехать в любой момент.
– Как мило – после трех лет заточения, – завершил свой рассказ Джулиан. – Можно было, наверное, ожидать какой-то патетики, фанфар. А я просто вернулся домой. И вот я здесь.
– А я думал, – сказал граф, – что всех пленных освободили сразу же после заключения мира.
Джулиан пожал плечами.
– Я оказался в числе тех, о ком просто забыли, – объяснил он. – Я мог бы там оставаться хоть до девяностолетнего возраста, если бы не решил поинтересоваться, могу ли возвратиться домой. «Попроси и тебе воздается», – хихикнул он. – Я точно процитировал? Ведь я никогда не был силен в Библии.
– Я видел твою могилу, – сказал Дэвид. – Я ездил туда и разыскал ее. Это была братская могила. Меня привело в ярость, что они никак не могли более пристойным образом почтить память капитана гвардии. Обычно офицеров не хоронят в братских могилах.
Джулиан хихикнул.
– Я миновал преисподнюю, – сказал он. – Ты вернулся на фронт, Дэйв, хотя, получив раны, мог отправиться домой? Но в то время нельзя было ждать от тебя ничего иного. Ты был всегда героем, доблестным офицером. Разве ты всегда не ставил долг выше личных устремлений? Тебя ведь наградили «Крестом Виктории»?
Дэвид кивнул.
Они погрузились в молчание.
– Ребекка тяжело переживала, – спросил наконец Джулиан, – когда узнала, что я мертв?
– Она очень любила тебя, Джулиан, – ответил граф. – Мне кажется, что в течение долгого, долгого времени она тоже хотела умереть.
– Бедная Бекка, – сказал Джулиан. – О Боже, мне так недоставало ее.
Дэвид неотрывно смотрел на горевший в камине огонь.
– Ну а теперь я приехал домой и собираюсь здесь остаться, – сказал Джулиан. – Я никогда больше не покину ее. Поверьте, я люблю ее больше жизни.
– Да, – сказал граф, – ты должен лелеять ее, Джулиан. Она уже много выстрадала. Все обернется нелегко для нее. Особенно если епископ окажется человеком, который придерживается буквы церковного закона больше, чем духа христианского сострадания.
– Я все сделаю для нее, – произнес Джулиан. – Клянусь, что поступлю так. Я знаю, Дэйв, что ты заботился о ней. Но тебе нет нужды беспокоиться, что я стану пренебрегать ею или вообще когда-нибудь покину ее. Я собираюсь ее сделать самой счастливой женщиной на свете. – Джулиан поднялся – прежний улыбающийся, жизнерадостный Джулиан. – Я пойду наверх посмотрю, как она там чувствует себя.
Дэвиду казалось, будто кто-то нанес ему удар в живот ножом и поворачивает его в ране. Ему пришлось остаться в кресле. Он должен позволить Джулиану пойти наверх – в комнату Ребекки, в ее спальню. Он должен спокойно сидеть и ждать. Что будет, то и будет.
Ее настоящий муж – Джулиан.
Дэвид сидел очень спокойно, снова пытаясь преодолеть панику.
– Пусть она поспит, – посоветовал граф. – Но она твоя жена, Джулиан. Ты можешь поступить, как считаешь нужным.
– Я не стану ее будить, – пообещал Джулиан. Дэвид услышал, как дверь библиотеки открылась, а потом затворилась. Он оперся локтями на расставленные колени и прикрыл глаза ладонями.
– Дэвид, – сказал после продолжительного молчания граф. В его голосе не осталось и следа хладнокровия. Теперь в нем звучала боль. – Что я могу сказать тебе, сынок? Мне просто нечего сказать.
– Да, – ответил Дэвид. Он ощущал себя постаревшим. – Сказать действительно просто нечего.
На него обрушилась жестокая правда этих слов. Нечего сказать. Нечего делать.
Просто нечего.
* * *
Когда Ребекка проснулась, ей почудилось, что на краю кровати сидит Дэвид. Она явственно ощущала его присутствие. Ей казалось, что она все еще глубоко спит и не хочет просыпаться, словно боится увидеть то, чего отнюдь не желает. И тут она вдруг все сразу вспомнила. Она открыла глаза.
На краю кровати сидел Джулиан.
Улыбающийся, красивый, близкий, родной Джулиан. Джулиан, ее дорогой возлюбленный, вернулся из мертвых. Это было то, что ей так много раз снилось в те первые ужасные месяцы, – сон о пробуждении в тот момент, когда Джулиан оказывался на краю ее постели. Но она знала, что теперь это не сон. Она ощутила и какую-то тяжесть, и прилив радости.
Он прикоснулся пальцем к кончику ее носа – знакомым, давно забытым жестом.
– Привет, соня, – сказал он. – Ну, как чувствуешь себя, лучше?
– Джулиан, – прошептала она. О, Джулиан.
– Опять слезы? – произнес он. – Ты что, их до сих пор не выплакала, Бекка?
– Джулиан, – сказала она, – я думала, что умру. Я хотела умереть. Я не думала, что смогу выдержать такую боль.
– Я дома, дорогая. – Он оперся рукой о подушку и наклонился над Ребеккой. Глаза его были теплыми и ласковыми. – Я не собираюсь куда-то уезжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57