Допрашивая врага, он не принимал на веру его слова, хотя они и казались на первый взгляд вполне искренними. Но он, однако, и не рассматривал показания арестованного как заведомо ложные, рассчитанные на то, чтобы ввести следствие в заблуждение. Самое чистосердечное признание он проверял объективными данными, неопровержимыми фактами. Так он собирался поступить и в этом случае: неоднократно проверить по возможности все, что излагал Грончак. Пока же Зубавин расставлял более или менее заметные вехи на трудном пути следственного процесса, не мешал Грончаку выявлять систему своей обороны, ее сильные и уязвимые места. Это была разведка боем. Трудность ее заключалась в том, что противник делал вид, что не оказывает никакого сопротивления, изо всех сил старается изобразить покорную овцу, полностью раскаявшегося человека. Чем все это вызвано? Только ли страхом перед возмездием и надеждой хоть как-нибудь облегчить тяжесть наказания? А не скрывается ли за всем этим тонкий умысел? Не прикидывается ли матерый волк птичкой небольшого полета? Не исключен и крайне противоположный вариант: Грончак понял античеловеческую сущность своих хозяев, возненавидел их и не захотел быть орудием в их руках.
Ни один из этих вопросов Зубавин еще не решил для себя. Много труда и времени, чувствовал он, будет потрачено на то, чтобы добраться до истины.
– Куда вас нацелили? – продолжал Зубавин. – На какие объекты?
Карел Грончак подробно перечислил все, что должен был взорвать, что временно вывести из строя, что подготовить к диверсии.
– Не слишком ли это большое задание для одного человека? – спросил Зубавин.
– Я должен был действовать не один, – ответил парашютист.
– Вы чересчур скромны, Грончак, – улыбнулся Зубавин. – Рассказывайте, кто же ваши помощники?
– Нет, что вы, пан майор: я помощник! Уверяю вас.
Дверь кабинета распахнулась, и Зубавин увидел на пороге высокую, плечистую фигуру Громады, начальника войск пограничного округа. Золотая Звезда Героя Советского Союза блестела на широкой груди генерала.
– Вторгаюсь без всяких церемоний, так как кровно заинтересован в знакомстве с этим господином. – Генерал Громада кивнул седеющей головой в сторону парашютиста. – Тот самый, что упал с неба?
– Он, товарищ генерал.
Громада мельком взглянул на парашютиста, быстро, не по возрасту легко подошел к поднявшемуся майору, энергично и дружески пожал ему руку.
Зубавин давно знал генерала Громаду. Незадолго до войны, тогда еще рядовой пограничник, Зубавин начал службу на Дальнем Востоке, в отряде, начальником которого был Громада. Первая благодарность за первого задержанного нарушителя была получена им от Громады. Он же, генерал Громада, присваивал Зубавину звание сержанта. Став младшим офицером, работая в штабе отряда, Зубавин изо дня в день учился у генерала Громады сложному и трудному искусству борьбы с нарушителями. Потом война, учеба в академии и, наконец, самостоятельная работа в Яворе.
– Ну, что интересного он рассказывает? – Громада еще раз, теперь внимательно посмотрел на Карела Грончака, который вскочил со своего стула, вытянув руки по швам. – Садитесь!
Грончак сел.
Зубавин протянул генералу мелко исписанные листы. Громада достал очки в роговой оправе, молча прочитал показания парашютиста. Некоторые страницы перечитал дважды.
– Продолжим нашу работу, – сказал генерал, снимая очки и круто поворачиваясь к Грончаку. – Самолет, который вас доставил сюда, был одноместным?
– Нет, что вы, пан генерал! Многоместный. Транспортный. «Дуглас» последней модели.
– И в этом многоместном самолете вы находились один?
Грончак молчал. Генерал и майор спокойно ждали: один набивал трубку табаком, другой что-то чертил на бумаге, и оба, как заметил Грончак, иронически улыбались.
Повидимому, они уже знали, что он прилетел сюда не один.
– У меня были спутники, – сказал Грончак.
– Сколько? – Генерал зажег спичку, но не прикуривал.
– Только двое.
– Мужчины?
– Так точно.
– Вы их знали?
– Нет, я видел их впервые.
– Как они выглядели?
Грончак подробно описал внешность своих спутников. Один из них, судя по приметам, был «московский агроном», убитый при задержании; личность второго предстояло выяснить. Этим и занялся генерал.
– Вашего спутника, имевшего фальшивые документы научного работника сельскохозяйственной академии, звали Петром Ивановичем Каменевым. Правильно?
Грончак молча кивнул, и на его побледневшем лице резко обозначились искусственные оспинки: он понял, что попался не один.
– Как звали второго вашего спутника?
Грончак приложил руки к груди и умоляюще посмотрел на генерала и майора:
– Не знаю. Клянусь, не знаю! Он прыгнул раньше, и мы с ним мало разговаривали.
– Мало, но все-таки разговаривали? – Громада закурил, поднялся и прошелся по кабинету из угла в угол. – О чем же вы разговаривали?
– Он сказал: «Надеюсь, Тарута, у вас хорошая память на лица?»
– Всё?
– Перед тем как выброситься в люк, он протянул руку мне и Каменеву и сказал: «До скорого свидания!»
– «До скорого свидания»! – повторил Громада. – Как вы это поняли?
– Мне и Петру Ивановичу Каменеву стало ясно, что мы еще увидимся.
– Где? Здесь, в Закарпатье? В Яворе?
– Этого я не знаю.
– Вы, конечно, запомнили время, когда ваш самолет поднялся в воздух?
– В два тридцать шесть ночи.
– А когда прыгнул ваш спутник?
– Примерно через час.
«Если это верно, – заключил про себя Громада, – то второй спутник Грончака приземлился на венгерской территории. Когда же и каким путем он попадет сюда, в Закарпатье? Самолет теперь уже исключается. Значит, через сухопутную границу. Но если его нацелили на Закарпатье, почему он сбросился над Венгрией?»
– Какой он национальности? – вслух спросил Громада.
– Не знаю. Говорил я с ним только по-немецки.
– И хорошо он владел немецким? Как родным языком?
– Нет, с небольшим акцентом.
– С каким?
– Простите, пан генерал, я не понял.
– Был он знаком с вашими школьными шефами?
– Да, они поздоровались с ним.
– Как именно?
– Не понимаю. – Грончак виновато и заискивающе посмотрел на генерала.
– Я спрашиваю, как поздоровались: небрежно или почтительно? Может быть, как равные с равным?
– По-дружески, – сказал Грончак после продолжительной паузы.
– Как же вы должны были найти друг друга?
– Я сказал, что о встрече никак не договаривались. Поверьте, я больше ничего о нем не знаю. – Грончак скривил губы. – Он барин, а я… черная кость…
Генерал Громада и майор Зубавин переглянулись.
Первый допрос был закончен. Грончака увели.
– Ну? – спросил Громада, глядя на майора.
Зубавин привык понимать генерала с полуслова. Он пожал плечами:
– Верю и не верю.
– Это, конечно, вообще правильно, но иногда надо набраться мужества, смелости и рискнуть поверить даже врагу. На этот раз я должен поверить, товарищ Зубавин. Грончак спасает собственную шкуру. Теперь мы должны принять меры к задержанию шефа Грончака.
– Товарищ генерал, разрешите задать один вопрос: вы уже твердо решили, что шеф Грончака попытается проникнуть к нам через сухопутную границу?
– Он обязательно пойдет через сухопутную границу.
– Почему, товарищ генерал? Мне это еще не до конца ясно.
– Давайте разберемся. – Громада взял лист бумаги, начертил черным карандашом конфигурацию венгеро-советской границы и примыкающих кней государственных рубежей Румынии, Чехословакии и Польши. – Здесь пролегает старая шпионская дорога, по которой на протяжении десятилетий пробирались лазутчики. Здесь, на этом международном перекрестке, на стыке нескольких границ, остались глубоко законспирированные гнезда иностранных разведок, которые…
– Все ясно, товарищ генерал. Барин бросил в Закарпатье пробную черную кость, чтобы не подвергать опасности свои белые косточки.
– Правильно. Если операция с парашютистами провалится, рассудил шеф Грончака, то я, дескать, останусь цел и невредим, вне пределов досягаемости советского правосудия, под защитой тайных друзей…
– Если же все будет в порядке, – подхватил Зубавин, – то он незамедлительно сухопутным, испытанным путем прибудет на место назначения.
– Верно, – согласился генерал. – Шеф Грончака должен получить сигнал от «Медведя», что все в порядке.
– Об этом я уже позаботился, товарищ генерал.
– Вот и хорошо. Об остальном мы позаботимся. До свидания!
Части генерала Громады охраняли границу на протяжении нескольких сот километров по берегам рек и речушек, в неприступных горах, укрытых вечными снегами, на альпийских лугах, в зеленых тихих и солнечных долинах, на черных землях равнины, по окраинам городов, по околицам деревень.
Куда пойдет нарушитель – тот самый, которого парашютист Карел Грончак видел в самолете? Какое направление покажется ему наиболее выгодным? Богатый опыт генерала Громады говорил о том, что эти вопросы могут и должны быть разрешены.
Диверсант, шпион, связист служат одному хозяину, действуют по его указке. Стало быть, не пренебрегая изучением повадок каждого нарушителя, надо прежде всего знать главное: повадки их хозяина и цель, к которой он стремится.
Почти все нарушители, с какими Громаде пришлось иметь дело в последние годы, выползали из одного гнезда. Громада знал не только географические пункты, где снаряжались лазутчики, но и тех, кто обучал и снаряжал их. Зная это, он мог предвидеть, как они будут действовать в том или ином случае.
Стремясь прочно обосноваться в Закарпатье, рассуждал Громада, иностранная разведка, конечно, прежде всего будет интересоваться Явором. Лазутчик, специализировавшийся на железнодорожных диверсиях, тем более.
Взгляните на карту Закарпатской области. Не задерживайтесь на известных городах: Ужгороде, Мукачеве, Хусте, Рахове. Обратите внимание на черную извилистую линию железной дороги, рассекающую светло-коричневое пятно гор и закарпатскую равнину. Вот где-то здесь, у Тиссы, на стыке Карпатских гор и венгерских степей, и находится Явор.
Со станции Явор поезда уходят в пяти направлениях: на север – в Карпаты и дальше – на Львов, Киев, Москву; на северо-запад – к горным районам Польши; на запад – в Чехословакию; на юго-запад – в Венгрию; на юго-восток – в Румынию.
«Пять частей света» – так назвали железнодорожники яворский узел, эти главные закарпатские пограничные ворота.
Ежечасно в Явор прибывают поезда из-за границы или из глубинных районов нашей страны. Никогда не пустуют ширококолейные и узкоколейные пути товарного парка. Днем и ночью не прекращает своей напряженной работы перевалочная база. Подъемные краны, лебедки и артели грузчиков перекантовывают импортные и экспортные грузы.
На путях Явора можно видеть не только узкоколейные, с покатыми черными крышами заграничные вагоны, но и людей в заграничной железнодорожной форме: кондукторов, поездных мастеров, паровозников, коммерческих агентов. Неподалеку от вокзала стоит большой благоустроенный дом-гостиница, где отдыхают заграничные бригады.
В обширных вокзальных залах Явора – таможенном, концертном, ресторанном, в зале отдыха – всегда людно, шумно, одна людская волна сменяется другой.
Всякий нарушитель, перейдя границу, стремится как можно скорее достигнуть пункта, где бы он мог затеряться в большом людском потоке. А в Яворе ожидаемому лазутчику затеряться легче всего.
Несколько часов совещался генерал Громада со своими офицерами, выяснял и уточнял обстановку. Выработалось единодушное мнение.
Огромное пространство границы было условно сужено до небольшого, в несколько километров, коридора и объявлено особо важным направлением. В этот временный коридор вошли город Явор, прилегающий к нему горнолесистый район и часть равнинного берега Тиссы. В этом коридоре ожидался безыменный шеф Карела Грончака.
Весь следующий день велась подготовка задуманной операции.
Всякий, кто не знал Громаду как строевика, как боевого командира, как неутомимого солдата, глядя сейчас на самозабвенно занятого своим делом генерала, вправе был сказать, что начальник войск рожден для работы с карандашом и картой, что это его родная стихия, что он штабист до мозга костей, и только штабист.
Но так не сказал бы тот, кто видел Громаду на границе, на заставе: поверяющим дозор, разжигающим свою трубку в солдатской сушилке, беседующим с пограничниками в комнате политпросветработы, шагающим с начальником заставы по его участку.
…Прошла неделя, а лазутчик, для встречи которого была проведена большая работа, не появлялся. Все было спокойно на яворском участке.
Громада ждал. Его солдаты зорко охраняли яворский коридор.

2

В те же мартовские дни на карпатских вершинах, в одной из глубоких пропастей у подножия Ночь-горы, вокруг которой вьется автомобильная дорога, был обнаружен убитый человек. Судя по нежной коже на лице, по светлым кудрям, по крепким и белым зубам, он прожил на свете не более двадцати пяти – двадцати шести лет. Человек был умерщвлен предательски: его ударили каким-то тяжелым металлическим предметом в затылок, размозжив череп. Потом уже, когда он упал, ему расчетливо нанесли две ножевые раны в грудь, раздели догола и бросили с обрыва в заснеженную пропасть.
Осматривая труп, майор Зубавин обратил особое внимание на кисть правой руки. Она была жестоко изуродована – тоже, как определил Зубавин, после убийства. Зачем? Конечно же, для того, чтобы устранить надпись, которая была вытатуирована на тыльной стороне ладони. Убийцы не до конца оказались предусмотрительными, им что-то помешало: они уничтожили большинство букв татуировки, но одна буква – «Е» – все же ясно читалась.
Зубавин приказал тщательно обыскать местность, прилетающую к Ночь-горе. Неподалеку от места происшествия была обнаружена единственная улика: полузасыпанная снегом цветная фотография, вырезанная из журнала «Огонек» и наклеенная на плотный глянцевитый картон с золотым обрезом. На фотографии изображалась Терезия Симак, всем известная девушка из пограничного колхоза «Заря над Тиссой», Герой Социалистического Труда.
1 2 3 4