Пример в этом показывали „власть имущие“, не пренебрегавшие убийством ради сохранения своего могущества. Семья Сфорца, королевский двор Арагона, правители Венецианской республики, король Карл V не стеснялись убивать. Население Италии и мысли не допускало, что кто-то из „сильных мира сего“ может умереть естественной смертью, а не быть убитым. Властелинам Милана, Неаполя и других городов частенько приходилось прибегать к помощи наемных убийц, чтобы спасти себя от врагов. А в их войсках всегда можно было найти людей, жаждущих денег. Количество преступлений значительно бы сократилось, если бы властелины не были так уверены, что достаточно лишь знака с их стороны и найдется много желающих „послужить своему господину“, – заключает Буркгардт.


Каждый раз, когда одна из двух враждующих сторон (поделивших Европу) теряла своего папу, при опустевшем пре столе собирался конклав кардиналов и выбирал преемника покойного, руководствуясь только одним соображением – сохранить в неприкосновенности свою клику. Выбирался не глава всего западного христианства, а главарь той или иной клики. Кардиналы не были заинтересованы в объединении церкви, они не считались ни с гнетом народа, ни с требованиями правителей государств. Их заботили только собственные интересы.
Однако, когда в ноябре 1406 года в Риме собрался конклав, кардиналам пришлось принять во внимание требование возмущенного народа и правителей государств покончить с расколом.
Но «принять во внимание» не значит еще решить окончательно.
И, не ожидая выборов общего, единственного папы, которого признали бы оба враждующих лагеря, они снова выбрали своего.
По совету Коссы был избран наиболее «достойный», но не совсем обычный кандидат, человек, имевший высокий титул и занимавший видный пост в восточной церкви, патриарх константинопольский Папы давно уже давали своим высокопоставленным церковнослужителям звание «патриархов», чтобы принизить значение Этого титула в восточной церкви. Так, например, главы церквей в Градо, Венеции и многих других городах назывались «патриархами» с одобрения (и даже по указанию) папы. Это повелось с покорения франками Константинополя в 1204 году. Напомним, что грабители-крестоносцы, участники IV крестового похода, франкские военачальники, с одной стороны, и венецианские флотоводцы – с другой, заключили между собой соглашение при выборах императора Византии. Если императором будет выбран венецианец, то вселенским патриархом должен стать француз, и наоборот. Императором был избран француз, и поэтому патриархом назначили венецианца. И пока продолжалось господство франков в Константинополе, до их изгнания, патриархом всегда назначался венецианец.

. Его звали Анджело Коррарио, он был еще и кардиналом западной церкви.
На коллегии кардиналов он проявил большую сообразительность.
– Святые отцы, – сказал он. – Мы живем в трудные времена. Весь народ начал обсуждать вопросы, которыми ему не положено интересоваться. Управление церковью – дело корифеев церкви, только они могут решить проблему объединения церкви. Прекращение раскола осуществится не политической властью. Мы должны сделать все возможное для прекращения раскола сами. Поклянемся же торжественно всеми силами содействовать этому.
Кардиналы поклялись на евангелии бороться за объединение церкви.
– Я клянусь, – воскликнул патриарх, кандидат в папы, – если вы выберете меня, я использую все средства для объединения. И если будет нужно, готов даже отречься от престола…
– Пусть будет так! – согласились кардиналы. – Но имей в виду, что выбранный нами папа будет условным, он будет скорее символом папства, он не будет единовластен и назначать новых кардиналов сможет только с нашего согласия в чрезвычайных случаях, например, если коварный Бенедикт XIII увеличит число своих кардиналов, чтобы обмануть нас и получить большинство голосов [7, 87].
Все сказанное выше было внесено в официальный протокол, который первым подписал Балтазар Косса, как наиболее выдающаяся личность, затем все остальные, и наконец скрепил своей подписью вновь избранный папа, назвавшийся Григорием XII.
Бывший патриарх в первые дни после его избрания папой с энтузиазмом обсуждал с нашим героем взятое им на себя обязательство по объединению церкви.
– Чтобы добиться успеха в этом великом деле, – говорил он Коссе, – я готов, несмотря на свой преклонный возраст, отправиться к Бенедикту, даже если мне пришлось бы пройти весь путь пешком с одним лишь посохом в руках или пересечь море на лодке [80].
Григорий XII направил письмо своему противнику.
«Не стоит нам спорить о наших правах. Мы должны уподобиться женщине, о которой рассказывается в Ветхом завете: она предпочла совсем отказаться от сына, нежели позволить разрубить его на две части».
Бенедикт XIII не замедлил ответить:
«Согласен с твоими предложениями. Готов отречься на равных с тобой условиях» [89].
Но, как пишет крупнейший католический историк Людвиг фон Пастор, «оба эти письма были насквозь лживыми, а оба папы – и Григорий XII, и его противник – обманщиками».
В течение двух лет после избрания Григория XII (1407 – 1408) оба папы использовали все хитрости политики, интриги я коварство, чтобы заключать все новые лживые соглашения. Они не скупились на щедрые обещания, из которых ни одно не выполнялось.
Завязалась переписка…
«Григорий, слуга и раб Божий, к Петру де Луна, которого обманутые христиане-раскольники зовут Бенедикт XIII».
«Бенедикт, слуга и раб Божий, к Анджело Коррарио, которого обманутые христиане-раскольники зовут Григорий XII».
Король Карл VI предложил очень простой способ (ранее рекомендованный Парижским университетом), как ликвидировать раскол, прекратить обман христианского мира: оба папы должны отречься от престола одновременно, каждый перед своим конклавом. А затем оба конклава должны собраться вместе я выбрать нового папу.
Казалось, оба папы и их «дворы» смогли бы договориться.
Они договорились и… единодушно отвергли совершенно логичное предложение.
«Нет, – писали королю оба папы почти в одинаковых выражениях. – Лучше созвать общий конклав той и другой стороны. Там я отрекусь от престола в тот же день и час, что и мой противник».
Папы предложили эту меру, твердо зная, что она неосуществима.
Но была создана видимость, что они стремятся к созыву объединенного конклава, и, следовательно, их не в чем обвинить.
И словно в насмешку над ожиданиями христиан Западной Европы, начались бесконечные переговоры о наиболее подходящем месте сбора представителей двух папских престолов – римского и авиньонского, где должен был разрешиться вопрос об отречении от престола обоих пап. Папы старались затянуть эти переговоры, создавая искусственные препятствия, выдвигая все новые требования и обвиняя друг друга препятствовании объединению церкви [5].
Внешне сходные мнения оказывались по существу противоположными. Спорам и торгам о месте долгожданной встречи пап, казалось, не будет конца.
Косса, конечно, возглавлял сторону, поддерживающую «его» папу.
Григорий XII был ставленником Коссы, так как хотя Балтазар и был моложе, кардиналом он стал раньше Григория. Новый папа во всем советовался с ним, оставив его своим легатом в Болонье. Это был наиболее видный и значительный пост в папском государстве. Косса стал первым из кардиналов.
Долгие переговоры и споры между папами, казалось, пришли к концу, так как было наконец установлено место встречи.
Она должна была произойти в одном из городков к востоку от Генуи, в Савоне. Сюда должны были приехать оба папы со своими кардиналами, чтобы решить, как поступать дальше. Было также заключено соглашение между представителями обеих католических церквей, с одной стороны, и французским королем, под властью которого тогда находилась Генуя и прилегающие к ней районы, с другой.
Король согласился поделить Савону и ее окрестности на две равные части, с тем чтобы каждый папа и сопровождавшие его кардиналы могли расположиться отдельно.
Каждый из пап будет иметь в своей зоне несколько жилых кварталов и крепость, чтобы в случае, если разгорится ссора, ни один из пап не оказался беззащитным.
В соглашении указывалось также, что охрана каждого из пап должна состоять не более чем из двухсот воинов. Каждый папа, кроме того, мог иметь в своем распоряжении восемь кораблей, которые перевезут его самого и кардиналов в Савону.
Соглашение подписали оба папы. Григорий XII постарался даже довести его до сведения всех правителей христианских государств (хотя намерен был нарушить его) [96].
Чтобы читатель понял, насколько «искренне» действовал каждый из пан, надо рассказать, что во время переговоров, закончившихся упомянутым соглашением, святейшие усердно копали яму друг другу, каждый старался любым способом провести противника и стать единственным правителем западного христианства.
Мы ограничимся лишь двумя фактами. Папа Бенедикт XIII, готовясь подписать соглашение, в то же время вел тайные переговоры с генуэзским флотом о захвате Рима, надеясь вырвать Вечный город у своего противника и обосноваться там. А Григорий XII, не зная, что готовит ему соперник, предательски договорился с неаполитанским королем, разрешил ему войти в Рим, чтобы в случае необходимости иметь поддержку сильного монарха [5].
Приближался исторический день встречи двух повелителей западного христианства, и тут Григорий XII заявил, что «не может выполнить соглашения, так как не имеет в своем распоряжении флота, а противник его имеет».
– Венецианцы не дают мне кораблей. А я еще не сошел с ума, чтобы ехать в Савону или другой приморский город беззащитным и попасть там в сети, расставленные моим коварным врагом, – говорил он.
Действительно ли венецианцы не давали Григорию XII кораблей? Нет, они были готовы дать ему флот, так как это сулило им большие выгоды и, кроме того, они были убеждены, что эго поможет их земляку остаться папой, о чем они молили бога. Но они ответили «нет», потому что родственники и приближенные Григория XII подговорили их так поступить, чтобы облегчить возможность «единственно законному правителю западного христианства» нарушить соглашение [61, 96].
Когда во Франции поняли, что папы ведут нечестную игру, король, которого поддерживали Парижский университет и все французское духовенство, распорядился: в случае, если встреча пан не состоится, не повиноваться ни тому, ни другому. Как только Бенедикт XIII узнал о том, что его тоже задели, он проклял всех, кто требовал его отречения, то есть, по существу, короля.
«Тот, кто стремится отнять у меня право, данное мне апостолом Петром, ведать делами христиан на земле, тот дьявол, не страшащийся Божественной кары, не задумывающийся о вечном аде, который ждет его. Пусть будет он проклят… Гнев Божий и церкви пусть обрушится на его голову».
Было время, когда правители трепетали перед папским проклятием. Теперь же король не испугался. Он созвал собор, на котором присутствовали шестьдесят четыре архиепископа и епископа, сто сорок настоятелей монастырей и докторов теологии и церковного права, а также наиболее знатные феодалы королевства. Они охарактеризовали папу «упрямым раскольником, еретиком, скандалистом, нарушителем мира и спокойствия церкви».
Архиепископ Тура, выступая против папы Бенедикта XIII, употреблял выражения, которые не делали чести ни папе, ни самому оратору. В частности, он сказал:
«Он родом из той местности, которая поставляет самых сильных и упрямых мулов. Если мул направляется по какому-то пути, никакие человеческие усилия не смогут повернуть его на правильную дорогу. Человек напрасно будет трудиться, мул не послушается, даже если с него станут сдирать шкуру!»
Анафема папы Бенедикта XIII, в которой он проклинал короля Франции, была передана одному из воинов, чтобы тот публично перед толпой разорвал ее, а людей, которые привезли анафему, сторонников папы, облачили в длинные черные хитоны, прикололи к одежде копии папского проклятия, портреты Бенедикта XIII вверх ногами, надели им на головы бумажные митры и посадили на ручные тачки, которые использовались парижской общиной при уборке грязи с улиц. Так их позорили перед скопищем людей, «дабы заставить понять, что они предатели, посланные архипредателем папой», – пишет настоятель монастыря в Сен-Дени. Уполномоченный короля, кавалер ордена святой Троицы, ректор теологического факультета, которому поручили прочитать решение собора перед прихожанами в соборе Парижской богоматери, выразительно добавил от себя: «Я предпочел бы поцеловать заднюю часть самой грязной свиньи, чем лицо папы Бенедикта XIII» [87].
Заметим, что уважаемый уполномоченный не постеснялся, стоя у царских врат, произнести перед народом более крепкое словцо, которое мы не можем привести в книге. Все усиливающийся народный гнев вынудил пап что-то предпринять. Оба они покинули свои резиденции и отправились в путь, чтобы создать видимость стремления к
встрече. Григорий XII выехал из Рима и отправился в Сиену. Но дальше не двинулся и снова начал вести переговоры.
«Нужно назначить другой город для будущей встречи. Кроме того, Бенедикт должен отослать обратно генуэзский флот, так как в моем распоряжении нет ни одного корабля. Вообще мой противник должен прибыть к месту встречи безоружным, как и я».
Бенедикт XIII поступил с такой же «искренностью», как и Григорий XII. Когда Григорий остановился в Сиене, Бенедикт продолжал свой путь, притворяясь, что стремится встретиться со своим врагом, и в назначенное время прибыл в Савону. Григорий понял, что если он немедленно не предпримет что-нибудь, он пропал. Поэтому он продолжал свой путь до Лукки. Бенедикт XIII, чтобы показать свою смелость, покинул Савону и поехал дальше, навстречу Григорию. Он прибыл в Порто-Венере, а оттуда вскоре двинулся дальше, в Специю [96]. Григорий XII обливался холодным потом.
«Что мне делать? Что делать? – спрашивал он себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33