Джейсон считал, что размышляет про себя, но что-то, вероятно, отразилось на его лице. Микин фыркнул.
– Я тоже так не считаю, но есть полным-полно народу, кто думает – он что-то в этом смыслил.
– Может, и смыслил, Микин, – сказал Аррикол – высокий светловолосый салк с волосами, по-моряцки заплетенными в косу. Он волновался: щелкнув языком, потянулся к перевязи, на дюйм вытащил меч из ножен, сунул обратно, принялся похлопывать по кинжалу, потом поймал себя на этом и унялся.
Фалхерен – 71 он сидел на низком облучке телеги – мягко натянул вожжи.
– Рынок в другой стороне, Даэррин. Ты не туда едешь.
Гном улыбнулся.
– Хочу показать, что мы уверены в себе. Ежели это не сделать – могут решить, что мы волнуемся. Или опасаемся. А это ведь не так, верно?
Фалхерен не вернул улыбку.
Джейсон сглотнул комок.
Главные улицы Энкиара, достаточно широкие, чтобы на них свободно разминулись две повозки, были вымощены древними кошкиными лбами – верхушки камней стесались, промежутки меж ними заполняли слежавшаяся от времени земля и свежая грязь. Похоже было, что едешь по хорошо утоптанному тракту, а не по мощенной булыжником мостовой: ни тебе тряски, ни оскальзываний.
Был полдень, и полдень погожий, улицы бурлили жизнью. Множество оборванных ребятишек, играя в салочки, гонялись друг за другом, шныряя в толпе на главной улице и ныряя в проулки. Плотная женщина в линялом крестьянском платье вперевалочку шла вдоль улицы, локтями прижимая к себе откормленных трепыхающихся темно-ореховых кур. Ее прямые волосы покрывал и стягивал сзади ядовито-красный платок.
Поодаль, в кузне, трудился у наковальни толстяк-кузнец: небритое лицо, голая грудь и огромное брюхо – в поту от жара горна, густую черную поросль на теле в дюжине мест прорезают белые отметины шрамов, показывая, сколько раз он неосторожно касался горячего металла.
За ближним прилавком склонилась над железной жаровней гибкая женщина. Погрузив шумовку в котелок с варевом, она покрутила ею, выловила куски мяса и овощей, положила их на решетку, отложила шумовку, взяла лучинку и осторожно поднесла ее к углям. В воздухе поплыл запах наваристого бульона и жареной баранины.
Два невысоких человека в плоских широкополых шляпах склонились друг к другу над пустым бочонком для зерна – один, не переставая, тряс маленьким кожаным кошелем, другой мотал головой и, брызгая слюной, твердил без умолку: «Прибавь! Прибавь!»
Обычный рыночный день.
– Там дальше – Птичий рынок, Тарен, – сказал Даэррин.
За последним каменным домом начинались ряды низких загонов. Пахло скотом. Джейсон терпеть не мог этот запах: нанюхался, перегоняя гурт из Метрейля в Пандатавэй.
У загонов лениво торговались трое загорелых мужиков – Джейсон решил, что они кабатчики. То и дело обращаясь за поддержкой друг к другу, они осматривали скотину в загоне, тыкали в нее пальцами и переглядывались, что, судя по всему, не очень-то нравилось торговцу.
За загоном скота располагались свиньи. За свиньями стояли клетки с птицей. За птичьим рядом возвышались три высокие стальные клети, в каждой – по двенадцать человек.
У клетей стояли трое охранников, ни на одном из них не было ало-коричневой формы городской стражи. Работорговцы.
Они вовсе не выглядели лиходеями. Просто три мечника в металле и коже. Ничего необычного – если не обращать внимания на пристальный, оценивающий прищур их суженных глаз.
Подчас зло невозможно определить с первого взгляда. Возможно, именно поэтому Гирен Энкиарский в войне между Приютом и Работорговой гильдией не принял ничьей стороны. Он именовал себя Гиреном Нейтральным – именовал гордо, словно можно гордиться нейтральностью в борьбе между Добром и Злом.
Ну, возможно, Добро тоже не всегда выглядит как добро. Джейсон далеко не всегда бывал добр, благороден, верен и храбр – однажды он дезертировал и не раз поддавался страху. Но рабовладельцем он не был.
Центральная клеть была пустой, две другие – почти полны. В одной содержалось с десяток мужчин самого разного возраста – от подростков до чуть ли не стариков; в другой сбился в кучку пяток женщин – заплаканных и оборванных.
Мог ли быть среди них кто-то из Керната? Джейсон ударил мерина пятками и, направив его к клетям, выкрикнул во весь голос:
– Есть здесь кернатцы? Кто-то из Бима?..
Один из работорговцев потянулся было к сигнальному рогу на поясе, но другой покачал головой.
– Та хават, – сказал он, вытягивая ладонь навстречу Джейсону. – Имперец?
Джейсон кивнул.
– По рождению, не по службе, – отозвался он. – По крайней мере – сейчас.
Позади нетерпеливо фыркнула и заплясала лошадь Даэррина.
– Та хават, Тарен, – проговорил гном. – Сейчас ты служишь Приюту, а не империи. – Гном глядел на работорговцев, широко, пренебрежительно улыбаясь. – Я зовусь Даэррин, парень. Слыхал обо мне?
Работорговец кивнул:
– Узнал – по описанию.
Гном возвратил кивок.
– Тогда что ж не вспотел, как твой приятель? – Он мотнул головой на другого рабовладельца. – Или не обделался – как твой второй дружок?
– Потому что волноваться нам не о чем. – Работорговец тоже улыбнулся. – Слухи не зовут тебя глупцом – во всяком случае, не таким глупцом, чтобы затеять свару в Энкиаре и закрыть для себя и своих город. – Он повернулся к Джейсону. – Неприятности нам ни к чему, Тарен. Они не имперцы; все – с Разодранного архипелага. Товара из Холтуна или Бима у меня не было вот уже сколько лет. – Он говорил уверенно, да и никто из рабов возразить не пытался; возможно, рабовладелец не врал.
Даэррин попытался поймать взгляд Джейсона, но тот подчеркнуто не замечал его.
– Тарен! – Имя упало, как удар плети. – Довольно.
Джейсон повернул коня прочь, остальные последовали за ним.
– Прости, Даэррин, – проговорил юноша, когда они свернули за угол и скрылись с глаз рабовладельцев. – Но я должен был выяснить.
– Об этом поговорим позже, – буркнул гном. – Позже. – Он дернул плечом. – Нет, будь оно все проклято – поговорим сейчас. Никогда, слышишь – никогда больше – не играй со мной в независимость. Здесь командуешь не ты – я. Если не смогу я – командовать будет Фалхерен, потом – Микин, потом – Аррикол. Ты станешь командиром, только оставшись один – ежели мы все трое сложимся.
У Джейсона горели уши.
– Ты, парень, встрял в то же, во что всегда встревал твой отец, – продолжал гном. – Но он всегда умел и выбраться. Ты – не он. Он мог положить эту троицу один, и голыми руками; ты – нет.
– И что? – не удержался, чтобы не возразить, Джейсон. – Ну да – я рискнул…
– Дерьмо собачье! – взорвался гном. – Рискуй сколько влезет – но не в отряде. Не в моем отряде. Когда ты что-то делаешь, ты рассчитываешь на нас всех, так же как мы рассчитываем на тебя. Инициативы у тебя никто не отнимает, но не действуй так, будто ты – сам по себе.
Помолчали.
– А они все уродки, – заметил вдруг Микин. – Как обычно.
– Чего?
– Да вот Уолтер Словотский вечно болтал об освобожденных им красавицах…
– Кое-что в его байках есть, – возразил Даэррин. – Возьми хоть Эйю – очень симпатичная девочка… для человека.
– Но большей частью все – как эти. – Микин ткнул большим пальцем в сторону клети. Там не было ни одной симпатичной девчонки. Все рабыни выглядели загнанными клячами.
– Насколько я знаю, – заметил, не останавливаясь, Даэррин, – уродливые люди страдают так же, как красивые. – Гном поцокал языком, заставляя своего пони идти быстрей. – Ну, да тут уж ничего не поделаешь. Поехали за продуктами.

* * *
Закупить нужную им овсянку не заняло много времени – хотя Даэррин торговался впятеро дольше, чем Джейсон на его месте – и еще меньше времени понадобилось, чтобы погрузить мешки в телегу.
Ритуал повторялся у каждой лавки – торг, плата, погрузка. Сперва зерно для животных, потом несколько мешков сушеного мяса, яблоки, картошка и тыква – и для людей, и для животных.
Но наконец последний мешок был развязан, проверен, последнее яблоко (извлеченное через разрез в боку мешка из самой его середины, пока торговец стоял спиной) разрезано на дольки – причем Даэррин откровенно «забыл» убрать нож, чего продавец, уже знакомый с подозрительным гномом, вроде бы не заметил – и предложено продавцу, которым и съедено… и лишь после этого последний медяк перешел из рук Даэррина в руки продавца яблок.
– Ну а теперь что – возвращаемся в лагерь? – спросил Джейсон.
– Не сразу. Он называл это – ставить последнюю точку, хоть это и не всегда было ему по вкусу. Пугало его – как и меня. Хоть страх ничего и не менял. – Даэррин пристально глянул на Джейсона. – Думаешь, я хочу сотворить ту же глупость, что сотворил ты? Разница в том, что я решил ее сделать – а не просто из прихоти полез на рожон. Понял? Рассчитанный риск – вовсе не то, что дурацкий порыв.
– Сделать что? – спросил Джейсон, когда Даэррин утвердился в седле и пустил своего конька рысью.
– То, что мы сделаем, Тарен, – ответствовал гном. – То, что я сделаю… Негоже, чтобы традиция умерла…
… с ним. Невысказанные слова повисли в воздухе.
– Таверна – вон там, – сказал гном. Фалхерену пришлось потрудиться, разворачивая телегу.

* * *
Таверна оказалась одноэтажным глинобитным домиком. От других домов на улочке она отличалась, во-первых, огромной, в четверть роста Джейсона, кружкой, висящей над дверью, а во-вторых – тем, что перед ней на мостовой столпилась добрая пара дюжин солдат в красно-коричневых кожаных туниках Городской Стражи князя Гирена.
Командир – скуластый, с длинными маслянистыми усами, свисающими ниже подбородка, вскинул руку и, когда Даэррин спешился, знаком велел остальным подождать.
Даэррин нацепил на лицо легкомысленную улыбочку.
– Привет, капитан?..
– Аскланц. Привет и тебе, Даэррин.
– О? Мы разве встречались?
Капитан кивнул:
– Пару лет назад. Я и еще несколько ребят пытались наняться к вам в налетчики. Вы нас не взяли, но это, может, и к лучшему – мы пришли сюда. Платят здесь, правда, мало, но крови проливать не приходится – и это нам нравится.
– Эй, Фал! – окликнул гном, одновременно давая знак Микину и Аррикену спешиться. – Вы с Тареном – постерегите телегу. А мы пойдем поставим капитану пару-тройку кружек.
Джейсон глянул на Даэррина. «Передай: я не позволю держать себя вне игры…» – по привычке начал он, но вспомнил, что Эллегон далеко.
Но гном и без того все понял.
– Приказ отменяется, – сказал он. – Тарен, у тебя слишком жаждущий вид, чтобы бросить тебя на улице.
Джейсон пошарил в закоулках своего разума. Да – дракон на месте, только кликни, и, кажется, чем-то интересуется: уж не тем ли, как идут дела?
Юноша попытался передать ему ощущение спокойной уверенности, но не был уверен, что смог хотя бы ощутить это, а уж тем паче – передать. Пожав плечами, он следом за Даэррином вошел в таверну. За ними втянулись Аскланц и полдюжины стражников.
Возможно, из правила, что все кабаки одинаковы, и были исключения – как уже успел заметить Джейсон, все Законы Словотского имели исключения – но эта таверна таковым явно не была. Темная, прокуренная, она тускло освещалась несколькими масляными лампами, которые не столько светили, сколько чадили. К тому же она была переполнена. На табуретах за грубо оструганными столами сидели человек сорок, почти все тут же уставились на Даэррина, его спутников и вошедших следом солдат. Большей частью народ был местный: кое-кто – купцы в чистых кафтанах, другие – в замызганных серых крестьянских рубахах и потертых штанах, подхваченных веревками; были и оружные – у одних мечи пристегнуты, у других – приставлены к стенке.
– Ну и вонища! – Гном с шумом втянул носом воздух. – Работорговой гильдии форма ни к чему – от них и так за версту разит.
В зале стало вдруг очень тихо. Крестьяне за одним из дальних столов переглянулись, и, бросив недоеденный хлеб и недопитое пиво, потянулись к двери.
Один из работорговцев медленно, осторожно положил руку на меч – на предостерегающий жест Аскланца он внимания не обратил, и выпустил рукоять, лишь когда его товарищ дважды быстро мотнул головой.
Не отрывая от работорговцев взгляда, Даэррин опустился за ближайший стол.
Хозяин – толстяк с обычным для любителя пива брюхом и большими руками – подскочил к гному, вытирая руки о фартук.
– Пиво? Или пиво и ужин?
– Только эль, – произнес Даэррин. – Четыре кружки. Аррикен – иди, помоги там.
– Это ни к чему. – Аскланц сел рядом, за спиной гнома. Он не подал своим никакого знака – но шестерка разбрелась по зале: двое устроились в ближнем углу, двое – у дверей кухни, а последняя парочка встала прямо рядом с работорговцами, у дальней стены залы.
– Может, и ни к чему, – не оборачиваясь, ответил Даэррин. Но Аррикену он ничего не сказал, и тот, нырнув следом за хозяином в кухню, вернулся с четырьмя кружками, каждая с шапкой пены. Отпив из каждой по очереди, он поставил первую перед Даэррином, вторую – перед Микином, третью – перед Джейсоном, а последнюю оставил себе.
– Пей, Тарен, – сказал он. – Если дела пойдут плохо, ты по крайней мере сдохнешь с пивком в брюхе. – Он уселся напротив гнома и шумно отхлебнул из кружки, марая губы и бороду пеной.
Все молчали. Наконец один из работорговцев встал. Даэррин чуть заметно качнул головой – и Микин, готовый, казалось, перемахнуть стол, осел назад. Он взял себя в руки, но ровно до той же степени, в какой держал себя в руках Джейсон: чуть-чуть.
Джейсону все это не нравилось. Работорговцы вообще-то зло – Армин, тот просто был воплощенная жестокость, – но этот никак не был похож на воплощение зла. Просто парень лет двадцати в рубахе, штанах и куртке, какие носили по всему Эрену. Меч его висел на поясе, ножны укреплены так, чтобы удобно было вытаскивать его наискосок.
Лицо его вовсе не походило на череп, глаза не были пустыми провалами. Обычный парень с каштановыми волосами и, быть может, чуть слишком игривой улыбкой на широком лице. Но улыбка была едва видной.
– Привет, – сказал он и плюхнулся на табурет, обеими руками держа кружку. – Биллем, старший подмастерье Работорговой гильдии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26