https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/
; на основе, в частности, его идей в 1919 г. была создана «Немецкая партия рабочих», которая год Спустя превратилась в НСДРП, которую возглавил Адольф Гитлер.
… Древние вернутся! Не мертво то, что лежит вечно! Он не спит, он только видит сны!
Провидческий транс Боппа развеялся так же быстро, как и наступил, явно обессилев тевтонского рыцаря. Он поник, опершись о спинку стула Агассиса, но потом с усилием выпрямился.
– Ваш долг, герр профессор, как по условиям контракта, так и как представителя арийской расы, помочь мне завладеть фетишем. Само собой разумеется, вы свяжетесь со мной, как только получите бесспорные сведения, что колдун был где-то обнаружен.
– А если откажусь?
Бопп зловеще улыбнулся:
– Позвольте вам кое-что показать.
Подойдя к одному из гобеленов, Бопп приподнял его, открывая дверь. Жестом он пригласил Агассиса толкнуть ее и пройти первым.
Пахнущая сыростью комната подрагивала от гула, издаваемого огромным водяным колесом, ось которого была вмурована в стену. Возле двери вливался в помещение подземный поток, который, пройдя по глубокому каменному желобу в полу, исчезал под дальней стеной.
К ободу колеса были ремнями привязаны двое, в которых потрясенный Агассис узнал своих позавчерашних посетителей: Гёне-Вронского и Леви. С каждым оборотом колеса они то скрывались под водой, то, кашляя и отплевываясь, из нее выныривали, и тогда у них едва-едва хватало времени сделать вдох перед следующим погружением.
– Жалкие человечишки, вознамерившиеся поиграть в эту великую игру, – саркастично сказал Бопп. – Я поймал их, когда они наводили справки. Но не тревожьтесь. Я не собираюсь их убивать, просто преподам им небольшой урок, а затем отошлю назад в Париж. Но вот попади мне в руки проклятый Костюшко, у истории был бы совсем иной конец! Однако довольно забав… Пойдемте.
Закрыв дверь в камеру пыток, Бопп сказал:
– Полагаю, мне нет нужды разъяснять то, какое отношение имеет к вам, герр профессор, то, что вы сейчас увидели? Так я и думал. Тогда вы свободны. Надзиратель ждет вас, чтобы проводить до ворот тюрьмы.
Едва Агассис протянул руку к двери, его остановили прощальные слова Боппа:
– Если вы еще колеблетесь, профессор, позвольте заверить вас: у недочеловеков и всех их союзников только одно будущее – сапог, попирающий лицо, – отныне и навеки!
Не помня, как поднялся по лестницам, Агассис очутился на первом этаже тюрьмы. События последних двадцати четырех часов перенапрягли его мозг.
Солнечный свет, льющийся через незабранное решеткой окно приемной, начал понемногу возвращать его к жизни. Пока клерк возился с бумагами касательно его освобождения, Агассис силился убедить себя, что последние сутки были просто ужасным кошмаром. Судьбы мира, разумеется, вершат не безумцы…
В приемную ввели еще одного заключенного. Это был Догберри.
– Рад видеть, что вы выдержали все, что бы вы там ни выдержали, Лу, хотя лицо у вас совсем как лук-порей, который мы варили на ферме. Тем не менее вы ничего не потеряли, оставшись без завтрака. Я насчитал в каше пятнадцать трупиков долгоносиков, не говоря уже про крылья и усики.
Радуясь привычному и дружелюбному лицу, пусть он и познакомился с Догберри этой ночью, Агассис спросил:
– Выходит, и вас тоже сегодня выпускают, Джосая?
– Похоже на то, Лу. Хотя ума не приложу, что буду делать, как выйду. Наверное, переберусь со своим ремеслом в городок, не столь космополитичный, где люди еще не помешались на новомодном дагерротипном реализме…
Чем-то – разумеется, не своим ничтожным талантом, – незадачливый художник напомнил Агассису Динкеля, его верного рисовальщика на протяжении двадцати лет, который решил остаться в Европе. И сам удивился, услышав слова, сорвавшиеся у него с языка:
– Как вам понравилось бы работать на меня, Джосая? Рисовать придется животных, а не людей, что, возможно, подходит вам больше.
Догберри хлопнул себя по коленям, выбив из панталон облачко пыли.
– Понравилось бы? Ба, Лу, вы – тот патрон, какого Рембрандт нашел в Медичи!
– Вы, наверное, имели в виду Микеланджело, Джосая.
– Боюсь, для меня что один итальяшка, что другой – все едины.
Вскоре два бывших узника вышли под небо Чарльстона. Никогда прежде такая малость, как вдыхание воздуха, не наполняла Агассиса столь большой, как в то утро, радостью. Он поклялся никогда не забывать, что чувствовал в эту минуту…
Несмотря на бессонную ночь и неприятную беседу, Агассис обнаружил, что наслаждается прогулкой по Чарльстону ранним утром. На пароме до Восточного Бостона он то и дело ловил себя на том, что глупо улыбается.
Он сознавал, что, если взглянуть беспристрастно, его жизнь стала с ног на голову. С одной стороны, он вынужден предоставлять кров предателю белой расы и его человекообразной, не говоря уже о терпсихорствующем вожде оджибуэев. За ним одновременно следят и поборник тирании, и анархист. Его жена при смерти, и, наконец, фиаско прошлой ночью безвозвратно погубило его надежды на место профессора в Гарварде.
С другой стороны, он не привязан к мельничному колесу!
Отворяя незапертую дверь своего дома, Агассис позвал:
– Пуртале, Буркхардт, Дезор, эй! Ваш вождь вернулся целым и невредимым!
Из кладовой высунулась голова Джейн:
– Ш-ш, профессор! Все спят. Он вернулись только два часа назад…
– Ленивые негодники! И надо думать, никто из-за меня даже не встревожился…
Джейн поглядела на него обиженно.
– Мастер Дезор сказал, что видел, как вы влезаете в повозку с пьяницами и уличными девками. Он сказал, что вы обнимали двух гулящих разом, а третью посадили себе на колени.
Агассис почувствовал, как на лбу у него набухают вены, но попытался подавить свой гнев.
– Ничего столь постыдного я не делал. Я провел ночь в тюрьме и сегодня утром едва-едва избежал встречи с дыбой.
Джейн охнула и бросилась ему на шею.
– Ах, Луи, от одной только мысли у меня голова кружится! Бедный вы, бедный!
Тут Агассис заметил, что Догберри наблюдает за происходящим, пожалуй, даже со слишком большим интересом.
– Гм, спасибо вам за заботу, мисс Прайк. Э… позвольте представить мистера Джосаю Догберри, моего нового помощника. Думаю, мистер Догберри не прочь позавтракать.
– Уж куда там! Десяток блинчиков и ломтик-другой бекона придутся в самый раз. Но полегче с усиками да крыльями.
Предоставив служанке позаботиться о нуждах Догберри, Агассис удалился в кабинет. Освежившись при помощи кувшина и тазика, он задремал на кожаном диване.
Прибытие утренней почты дало Джейн повод его разбудить. Лукаво сообщив, что остальные домашние – включая мистера Догберри – еще не вставали, она терпеливо подождала, пока Агассис покончит с письмами.
Три письма Агассис решил вскрыть незамедлительно. На первом стоял обратный адрес низкорослого, но влиятельного и могущественного Эббота Лоуренса.
Силясь сохранить утреннее бесшабашное настроение (в Америке достаточно других учебных заведений, которые с радостью предоставят ему место, Йельский университет, например), Агассис вскрыл конверт.
Дорогой профессор Агассис:
Не могу сказать, когда развлекался столь упоительно, как вчера вечером. Вероятно, в последний раз мы так повеселились, когда мы с Беном Франклином в 88-м покрасили в черный цвет филадельфийскую звезду. Успех вечера я считаю целиком и полностью заслугой вашей и ваших превосходных помощников. Черт бы побрал эту муху! Марта! Так о чем я? Ах да. Вы можете рассчитывать на мою всемерную поддержку вашей кандидатуры на новом факультете, которую я вот-вот учрежу. Некие различия женской анатомии просто восхитительны, не правда ли?…
Искренне ваш,
Э.Л.
Агассис поймал себя на том, что за чтением напряженно сгорбился. Теперь он с благодарностью откинулся на спинку кресла. Жизнь прекрасна. Он просто создан для успеха. Все его неурядицы вскоре развеются. (Но что такого рассказал – или показал – миллионеру Цезарь касательно африканской самки?)
Второе письмо было от Осии Клея.
Ваше трусливое пройдошество!
Как вам на сей момент прекрасно известно, я как раз вознамерился отрезать вам еще сувенирчик от вашего невостребованного раба, когда это животное схватило кочергу, дерябнуло мне по кумполу и было таково. Последние несколько дней я возлежал, иначе бы вы получили рассказ об этой посрамной истории даже раньше. Будьте уверены, что мой адвокат, как только я его найму, схватится с вашим. Убытки будут огромадные.
Ранено ваш,
Осия Клей
Еще один груз с души свалился. Решится он поставить на три из трех?…
Дорогой Луи!
Пожалуйста, простите, что обращаюсь к вам как к давнему другу. Надеюсь, из-за этого вы не сочтете меня легкомысленной. Но после нашего прочувствованного tete-a-tete разговор с глазу на глаз (фр.).
мне кажется, я знаю вас уже целую вечность. Ваши философские прозрения всколыхнули меня до глубин моей женской души. Надеюсь, нас с вами ждет еще много подобных задушевных бесед.
С глубокой приязнью остаюсь ваш добрый друг.
Лиззи Кэри
Агассис почувствовал, как тепло заливает нижнюю часть его туловища.
Мысли о лилейной Лиззи разбудили в нем генетические инстинкты.
– Вы не против, Джейн? У меня был такой тяжелый день…
– О нет, сэр! Я могу попрактиковаться в новой забаве, которую попробовала прошлой ночью.
Став на колени, Джейн начала расстегивать его панталоны.
В этот момент дверь в кабинет внезапно распахнулась. В дверном проеме стоял Якоб Цезарь.
– Ах, майн готт, Луи, хвала создателю, фы целы! Мы нихт знать, что и думать…
Тут до Цезаря дошло, что он ворвался некстати.
– Доннерветер, прошу прошения, я бин не знать… Но давать задний ход буру было уже слишком поздно.
На шум сбежались остальные домашние. В первых рядах стояли Эдвард Дезор и Дотти.
– Так вот какой пример вы подаете своим подчиненным, Агасс? – самодовольно осведомился Дезор.
– Нет, сэр, вы не поняли, – принялась оправдываться Джейн. – Это просто… то есть… я просто пришивала пуговицу на панталоны хозяина!
– Пуговицу? И где же она? И где же ваши иголка с ниткой? Может, вы их проглотили? И, наверное, эта пуговица запасная, потому что, насколько я вижу, все на месте.
– О, я… – Спрятав лицо в ладони, Джейн разрыдалась. Дотти поспешила к девушке и, приобняв бедняжку одной рукой за плечи, провела ее мимо смущенных ученых.
Агассис собрался было встать, но сообразил, что пуговицы расстегнуты и потому шевелиться не стоит, и остановился на том, что чопорно сложил руки на виновном месте, и сказал:
– Эдвард, вы не поняли истинного смысла этой вполне невинной сцены.
– Прошу вас, не оскорбляйте мои умственные способности. Будь обстоятельства более очевидными, им было бы место на литографии Сонреля к «Фанни Хилл». Можете, однако, положиться на мою лояльность и сдержанность – пока будете их достойны. Пока же я вас оставлю приводить себя в порядок.
Вскоре Агассис остался наедине с Цезарем.
– Что ж, – сказал бур, – в майн стране…
– Да катитесь вы с вашей чертовой страной!
– Не слишком фы ласкофы с тем, кто добыл вам теплое мештечко в Гарварде.
– И как же именно вы это сделали? – поинтересовался Агассис.
Цезарь открыл было рот, собираясь ответить, но Агассис поднял руку, чтобы его остановить.
– По размышлении зрелом оставьте это при себе. Цезарь улыбнулся:
– Und при Дотти.
8
Рыбная история
В медвежьих лапищах Якоба Цезаря тонкий кронциркуль казался зубочисткой. Острия измерительного инструмента терялись в шерстяных завитках на макушке Дотти Цезарь. Пожевывая ивовый прутик для очистки зубов, прихлебывая какой-то туземный напиток из пустой скорлупы от страусиного яйца, привезенного из дома, готтентотка терпеливо давала себя осмотреть. Чтобы скоротать время, она листала «Нану» Бальзака во французском оригинале и то и дело хихикала.
Цезарь называл замеры, точно матрос на Миссисипи, лотом проверяющий глубину и выкрикивающий: «Марк Твен» К сожалению, непереводимая игра слов. Выражение «Mark twain», которое взял себе как псевдоним писатель Сэмуэль Клеменс, имеет буквальное значение «норма пополам». В XIX в. его использовали лоцманы и матросы речных судов для обозначения замеров глубины фарватера.
.
– Три запятая шесть, пять запятая девять, десять запятая двенадцать…
За письменным столом Агассис выстраивал по этим цифрам замысловатую кривую и одновременно записывал их в таблицу, состоящую из нескольких граф и колонок. Наконец он поднял руку, показывая, что данных у него достаточно.
– Ну вот, – сказал ученый, – все именно так, как я и подозревал. С точки зрения краниометрии и френологии ваша готтентотская подруга не обладает достаточно развитым черепом, чтобы ее можно было отнести к разумным существам. Как и остальные представители ее расы, по своему умственному развитию она ближе к шимпанзе, чем к человеку.
– Что за чушь фы городить?
Агассис вспыхнул от раздражения.
– Послушайте, старина, все вот тут написано черным по белому, неопровержимо доказано математикой. Да ведь у нее вместо Шишки Проницательности впадина! Не говоря уже про искажение по Узлу Мышления и гипертрофированный Изгиб Эротичности. И общий объем ее черепной коробки явно недостаточен. Получи Сэм Мортон СэмюэльДж. Мортон (1799 – 1851) – врач из Филадельфии, измеривший сотни черепов с целью доказать врожденные различия между расами, прежде всего разного объема мозга.
ее препарированный череп, готов поспорить, он смог бы набить в него всего несколько унций картечи.
Цезарь с отвращением швырнул о стену кронциркуль. Одна «нога» засела в акварели, запечатлевшей родную деревуш ку Агассиса.
– Это фаш череп набит картечью, Луи! Нихт разумна… Да как фы мошете такое гофорить, пошти месяц прожиф с ней нос к носу?
Агассиса от этой метафоры передернуло.
– Никакой личной вражды тут нет, Якоб. Это чисто научное заключение. А с наукой не поспоришь! Да, конечно, ваша подруга обладает определенными инстинктивными качествами, которые могли бы одурачить профана, заставив его думать, что она способна рассуждать, как человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
… Древние вернутся! Не мертво то, что лежит вечно! Он не спит, он только видит сны!
Провидческий транс Боппа развеялся так же быстро, как и наступил, явно обессилев тевтонского рыцаря. Он поник, опершись о спинку стула Агассиса, но потом с усилием выпрямился.
– Ваш долг, герр профессор, как по условиям контракта, так и как представителя арийской расы, помочь мне завладеть фетишем. Само собой разумеется, вы свяжетесь со мной, как только получите бесспорные сведения, что колдун был где-то обнаружен.
– А если откажусь?
Бопп зловеще улыбнулся:
– Позвольте вам кое-что показать.
Подойдя к одному из гобеленов, Бопп приподнял его, открывая дверь. Жестом он пригласил Агассиса толкнуть ее и пройти первым.
Пахнущая сыростью комната подрагивала от гула, издаваемого огромным водяным колесом, ось которого была вмурована в стену. Возле двери вливался в помещение подземный поток, который, пройдя по глубокому каменному желобу в полу, исчезал под дальней стеной.
К ободу колеса были ремнями привязаны двое, в которых потрясенный Агассис узнал своих позавчерашних посетителей: Гёне-Вронского и Леви. С каждым оборотом колеса они то скрывались под водой, то, кашляя и отплевываясь, из нее выныривали, и тогда у них едва-едва хватало времени сделать вдох перед следующим погружением.
– Жалкие человечишки, вознамерившиеся поиграть в эту великую игру, – саркастично сказал Бопп. – Я поймал их, когда они наводили справки. Но не тревожьтесь. Я не собираюсь их убивать, просто преподам им небольшой урок, а затем отошлю назад в Париж. Но вот попади мне в руки проклятый Костюшко, у истории был бы совсем иной конец! Однако довольно забав… Пойдемте.
Закрыв дверь в камеру пыток, Бопп сказал:
– Полагаю, мне нет нужды разъяснять то, какое отношение имеет к вам, герр профессор, то, что вы сейчас увидели? Так я и думал. Тогда вы свободны. Надзиратель ждет вас, чтобы проводить до ворот тюрьмы.
Едва Агассис протянул руку к двери, его остановили прощальные слова Боппа:
– Если вы еще колеблетесь, профессор, позвольте заверить вас: у недочеловеков и всех их союзников только одно будущее – сапог, попирающий лицо, – отныне и навеки!
Не помня, как поднялся по лестницам, Агассис очутился на первом этаже тюрьмы. События последних двадцати четырех часов перенапрягли его мозг.
Солнечный свет, льющийся через незабранное решеткой окно приемной, начал понемногу возвращать его к жизни. Пока клерк возился с бумагами касательно его освобождения, Агассис силился убедить себя, что последние сутки были просто ужасным кошмаром. Судьбы мира, разумеется, вершат не безумцы…
В приемную ввели еще одного заключенного. Это был Догберри.
– Рад видеть, что вы выдержали все, что бы вы там ни выдержали, Лу, хотя лицо у вас совсем как лук-порей, который мы варили на ферме. Тем не менее вы ничего не потеряли, оставшись без завтрака. Я насчитал в каше пятнадцать трупиков долгоносиков, не говоря уже про крылья и усики.
Радуясь привычному и дружелюбному лицу, пусть он и познакомился с Догберри этой ночью, Агассис спросил:
– Выходит, и вас тоже сегодня выпускают, Джосая?
– Похоже на то, Лу. Хотя ума не приложу, что буду делать, как выйду. Наверное, переберусь со своим ремеслом в городок, не столь космополитичный, где люди еще не помешались на новомодном дагерротипном реализме…
Чем-то – разумеется, не своим ничтожным талантом, – незадачливый художник напомнил Агассису Динкеля, его верного рисовальщика на протяжении двадцати лет, который решил остаться в Европе. И сам удивился, услышав слова, сорвавшиеся у него с языка:
– Как вам понравилось бы работать на меня, Джосая? Рисовать придется животных, а не людей, что, возможно, подходит вам больше.
Догберри хлопнул себя по коленям, выбив из панталон облачко пыли.
– Понравилось бы? Ба, Лу, вы – тот патрон, какого Рембрандт нашел в Медичи!
– Вы, наверное, имели в виду Микеланджело, Джосая.
– Боюсь, для меня что один итальяшка, что другой – все едины.
Вскоре два бывших узника вышли под небо Чарльстона. Никогда прежде такая малость, как вдыхание воздуха, не наполняла Агассиса столь большой, как в то утро, радостью. Он поклялся никогда не забывать, что чувствовал в эту минуту…
Несмотря на бессонную ночь и неприятную беседу, Агассис обнаружил, что наслаждается прогулкой по Чарльстону ранним утром. На пароме до Восточного Бостона он то и дело ловил себя на том, что глупо улыбается.
Он сознавал, что, если взглянуть беспристрастно, его жизнь стала с ног на голову. С одной стороны, он вынужден предоставлять кров предателю белой расы и его человекообразной, не говоря уже о терпсихорствующем вожде оджибуэев. За ним одновременно следят и поборник тирании, и анархист. Его жена при смерти, и, наконец, фиаско прошлой ночью безвозвратно погубило его надежды на место профессора в Гарварде.
С другой стороны, он не привязан к мельничному колесу!
Отворяя незапертую дверь своего дома, Агассис позвал:
– Пуртале, Буркхардт, Дезор, эй! Ваш вождь вернулся целым и невредимым!
Из кладовой высунулась голова Джейн:
– Ш-ш, профессор! Все спят. Он вернулись только два часа назад…
– Ленивые негодники! И надо думать, никто из-за меня даже не встревожился…
Джейн поглядела на него обиженно.
– Мастер Дезор сказал, что видел, как вы влезаете в повозку с пьяницами и уличными девками. Он сказал, что вы обнимали двух гулящих разом, а третью посадили себе на колени.
Агассис почувствовал, как на лбу у него набухают вены, но попытался подавить свой гнев.
– Ничего столь постыдного я не делал. Я провел ночь в тюрьме и сегодня утром едва-едва избежал встречи с дыбой.
Джейн охнула и бросилась ему на шею.
– Ах, Луи, от одной только мысли у меня голова кружится! Бедный вы, бедный!
Тут Агассис заметил, что Догберри наблюдает за происходящим, пожалуй, даже со слишком большим интересом.
– Гм, спасибо вам за заботу, мисс Прайк. Э… позвольте представить мистера Джосаю Догберри, моего нового помощника. Думаю, мистер Догберри не прочь позавтракать.
– Уж куда там! Десяток блинчиков и ломтик-другой бекона придутся в самый раз. Но полегче с усиками да крыльями.
Предоставив служанке позаботиться о нуждах Догберри, Агассис удалился в кабинет. Освежившись при помощи кувшина и тазика, он задремал на кожаном диване.
Прибытие утренней почты дало Джейн повод его разбудить. Лукаво сообщив, что остальные домашние – включая мистера Догберри – еще не вставали, она терпеливо подождала, пока Агассис покончит с письмами.
Три письма Агассис решил вскрыть незамедлительно. На первом стоял обратный адрес низкорослого, но влиятельного и могущественного Эббота Лоуренса.
Силясь сохранить утреннее бесшабашное настроение (в Америке достаточно других учебных заведений, которые с радостью предоставят ему место, Йельский университет, например), Агассис вскрыл конверт.
Дорогой профессор Агассис:
Не могу сказать, когда развлекался столь упоительно, как вчера вечером. Вероятно, в последний раз мы так повеселились, когда мы с Беном Франклином в 88-м покрасили в черный цвет филадельфийскую звезду. Успех вечера я считаю целиком и полностью заслугой вашей и ваших превосходных помощников. Черт бы побрал эту муху! Марта! Так о чем я? Ах да. Вы можете рассчитывать на мою всемерную поддержку вашей кандидатуры на новом факультете, которую я вот-вот учрежу. Некие различия женской анатомии просто восхитительны, не правда ли?…
Искренне ваш,
Э.Л.
Агассис поймал себя на том, что за чтением напряженно сгорбился. Теперь он с благодарностью откинулся на спинку кресла. Жизнь прекрасна. Он просто создан для успеха. Все его неурядицы вскоре развеются. (Но что такого рассказал – или показал – миллионеру Цезарь касательно африканской самки?)
Второе письмо было от Осии Клея.
Ваше трусливое пройдошество!
Как вам на сей момент прекрасно известно, я как раз вознамерился отрезать вам еще сувенирчик от вашего невостребованного раба, когда это животное схватило кочергу, дерябнуло мне по кумполу и было таково. Последние несколько дней я возлежал, иначе бы вы получили рассказ об этой посрамной истории даже раньше. Будьте уверены, что мой адвокат, как только я его найму, схватится с вашим. Убытки будут огромадные.
Ранено ваш,
Осия Клей
Еще один груз с души свалился. Решится он поставить на три из трех?…
Дорогой Луи!
Пожалуйста, простите, что обращаюсь к вам как к давнему другу. Надеюсь, из-за этого вы не сочтете меня легкомысленной. Но после нашего прочувствованного tete-a-tete разговор с глазу на глаз (фр.).
мне кажется, я знаю вас уже целую вечность. Ваши философские прозрения всколыхнули меня до глубин моей женской души. Надеюсь, нас с вами ждет еще много подобных задушевных бесед.
С глубокой приязнью остаюсь ваш добрый друг.
Лиззи Кэри
Агассис почувствовал, как тепло заливает нижнюю часть его туловища.
Мысли о лилейной Лиззи разбудили в нем генетические инстинкты.
– Вы не против, Джейн? У меня был такой тяжелый день…
– О нет, сэр! Я могу попрактиковаться в новой забаве, которую попробовала прошлой ночью.
Став на колени, Джейн начала расстегивать его панталоны.
В этот момент дверь в кабинет внезапно распахнулась. В дверном проеме стоял Якоб Цезарь.
– Ах, майн готт, Луи, хвала создателю, фы целы! Мы нихт знать, что и думать…
Тут до Цезаря дошло, что он ворвался некстати.
– Доннерветер, прошу прошения, я бин не знать… Но давать задний ход буру было уже слишком поздно.
На шум сбежались остальные домашние. В первых рядах стояли Эдвард Дезор и Дотти.
– Так вот какой пример вы подаете своим подчиненным, Агасс? – самодовольно осведомился Дезор.
– Нет, сэр, вы не поняли, – принялась оправдываться Джейн. – Это просто… то есть… я просто пришивала пуговицу на панталоны хозяина!
– Пуговицу? И где же она? И где же ваши иголка с ниткой? Может, вы их проглотили? И, наверное, эта пуговица запасная, потому что, насколько я вижу, все на месте.
– О, я… – Спрятав лицо в ладони, Джейн разрыдалась. Дотти поспешила к девушке и, приобняв бедняжку одной рукой за плечи, провела ее мимо смущенных ученых.
Агассис собрался было встать, но сообразил, что пуговицы расстегнуты и потому шевелиться не стоит, и остановился на том, что чопорно сложил руки на виновном месте, и сказал:
– Эдвард, вы не поняли истинного смысла этой вполне невинной сцены.
– Прошу вас, не оскорбляйте мои умственные способности. Будь обстоятельства более очевидными, им было бы место на литографии Сонреля к «Фанни Хилл». Можете, однако, положиться на мою лояльность и сдержанность – пока будете их достойны. Пока же я вас оставлю приводить себя в порядок.
Вскоре Агассис остался наедине с Цезарем.
– Что ж, – сказал бур, – в майн стране…
– Да катитесь вы с вашей чертовой страной!
– Не слишком фы ласкофы с тем, кто добыл вам теплое мештечко в Гарварде.
– И как же именно вы это сделали? – поинтересовался Агассис.
Цезарь открыл было рот, собираясь ответить, но Агассис поднял руку, чтобы его остановить.
– По размышлении зрелом оставьте это при себе. Цезарь улыбнулся:
– Und при Дотти.
8
Рыбная история
В медвежьих лапищах Якоба Цезаря тонкий кронциркуль казался зубочисткой. Острия измерительного инструмента терялись в шерстяных завитках на макушке Дотти Цезарь. Пожевывая ивовый прутик для очистки зубов, прихлебывая какой-то туземный напиток из пустой скорлупы от страусиного яйца, привезенного из дома, готтентотка терпеливо давала себя осмотреть. Чтобы скоротать время, она листала «Нану» Бальзака во французском оригинале и то и дело хихикала.
Цезарь называл замеры, точно матрос на Миссисипи, лотом проверяющий глубину и выкрикивающий: «Марк Твен» К сожалению, непереводимая игра слов. Выражение «Mark twain», которое взял себе как псевдоним писатель Сэмуэль Клеменс, имеет буквальное значение «норма пополам». В XIX в. его использовали лоцманы и матросы речных судов для обозначения замеров глубины фарватера.
.
– Три запятая шесть, пять запятая девять, десять запятая двенадцать…
За письменным столом Агассис выстраивал по этим цифрам замысловатую кривую и одновременно записывал их в таблицу, состоящую из нескольких граф и колонок. Наконец он поднял руку, показывая, что данных у него достаточно.
– Ну вот, – сказал ученый, – все именно так, как я и подозревал. С точки зрения краниометрии и френологии ваша готтентотская подруга не обладает достаточно развитым черепом, чтобы ее можно было отнести к разумным существам. Как и остальные представители ее расы, по своему умственному развитию она ближе к шимпанзе, чем к человеку.
– Что за чушь фы городить?
Агассис вспыхнул от раздражения.
– Послушайте, старина, все вот тут написано черным по белому, неопровержимо доказано математикой. Да ведь у нее вместо Шишки Проницательности впадина! Не говоря уже про искажение по Узлу Мышления и гипертрофированный Изгиб Эротичности. И общий объем ее черепной коробки явно недостаточен. Получи Сэм Мортон СэмюэльДж. Мортон (1799 – 1851) – врач из Филадельфии, измеривший сотни черепов с целью доказать врожденные различия между расами, прежде всего разного объема мозга.
ее препарированный череп, готов поспорить, он смог бы набить в него всего несколько унций картечи.
Цезарь с отвращением швырнул о стену кронциркуль. Одна «нога» засела в акварели, запечатлевшей родную деревуш ку Агассиса.
– Это фаш череп набит картечью, Луи! Нихт разумна… Да как фы мошете такое гофорить, пошти месяц прожиф с ней нос к носу?
Агассиса от этой метафоры передернуло.
– Никакой личной вражды тут нет, Якоб. Это чисто научное заключение. А с наукой не поспоришь! Да, конечно, ваша подруга обладает определенными инстинктивными качествами, которые могли бы одурачить профана, заставив его думать, что она способна рассуждать, как человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39