– Лорд Бениингтон и леди Фелисити помолвлены. – Паркc хмыкнул и снова стремительно зашагал по склону к игравшим в крокет.
– Еще бы они не были помолвлены!
– Почему?
Он снова остановился.
– Мисс Петерсон, прошу вас! Возможно, вы не совсем понимаете то, что делал лорд Беннингтон, но ему не следовало заниматься тем, чем он занимался.
– Конечно. Но…
– К тому же его увидела леди Данли. – На этот раз хмыкнула Мэг:
– Не леди Данли читать людям мораль после того, что она сама делала в саду.
Мэг помолчала. А действительно, что все-таки делала леди Данли?
– Лорд и леди Данли женаты. То, что они делают, нельзя считать скандальным.
– Я была скандализирована!
Ей не обязательно было знать подробности, чтобы понять: происходило нечто шокирующее.
– Вы девица. Вы не в счет.
– Что вы хотите сказать? Как это «не в счет»? – Она снова схватила его за рукав. Пусть она неопытная, но все же… – Разве вы не были скандализированы?
Мистер Паркер-Рот покраснел.
– Возможно, я был удивлен. Да. Я не думал… Обычно не принято думать… – Он пожал плечами. – Но скандализирован? Нет. Как я уже сказал, они женаты. Некая степень… близости… является для супругов чем-то само собой разумеющимся.
Мэг тряхнула его руку.
– Но – в кустах? Леди Данли?
Паркc пожал плечами и снова зашагал дальше. Она пошла рядом с ним. Лорд и леди Данли старые. Кто бы мог подумать, что старые люди могут по-прежнему заниматься вещами… которые требуют укрываться в кустах!
А ей следовало бы так думать. Леди Данли скорее всего моложе папеньки и Харриет, а они ведь определенно очень… страстные. Конечно, они поженились всего несколько лет назад, но все же, если бы супружеский пыл с годами ограничивался…
Нет, происшествие в саду Истхевенов так ее шокировало не из-за возраста леди Данли, а из-за ее роли в качестве столпа благопристойности. Она заставила смущенного лорда Беннингтона сделать предложение леди Фелисити всего через несколько минут после того, как сама она… Ну, занималась чем-то, что включало в себя укромную садовую скамейку и, возможно, исчезнувшие пуговицы панталон. И чтобы после этого она делала вид, что так возмущена тем, чем занимались леди Фелисити и лорд Беннингтон…
Но чем же они все-таки занимались?
– Мне бы хотелось, чтобы вы объяснили мне, что там происходило.
Паркc снова ускорил шаг.
– Я ничего не стану вам объяснять. Это было бы в высшей степени неприлично. Если вас разбирает любопытство, спросите у вашей сестры.
– Вам никто не говорил, что вы ужасный лицемер? – Он возмущенно посмотрел на нее:
– Если вас не устраивает мое общество, то, пожалуйста, поищите себе более приятного спутника. Мне кажется, я не заставлял вас оставаться рядом со мной.
– Я просто хотела быть вежливой.
– Впервые в жизни.
Он пробормотал это себе под нос, но она прекрасно его расслышала.
Ей следовало бы принять его намек и оставить его в покое. Она определенно не собиралась искать его общества. Она была крайне обижена на этого человека и намеревалась полностью его игнорировать. Но у нее ничего не получилось. Когда она увидела, как он приехал со своей матерью и мисс Уизерспун, ее потянуло к нему, словно мотылька на огонь. А потом миссис Паркер-Рот посоветовала Парксу пройтись с ней. Мэг знала, что ему не хочется этого делать, и все же не отказалась, когда он послушно предложил ей прогуляться.
Ей ведь надо было задать ему один вопрос, а теперь он совершенно ясно дал ей понять, что не намерен на него отвечать. Никогда.
Он снова стал ее обгонять. Неужели он не понимает, что это неприлично? Ведь она едва за ним поспевает.
Нет, мотылек на огонь – неудачное сравнение. Скорее, муха на навоз. Или мушиная личинка на гнилое мясо.
Она не может спросить у Эммы, что лорд Беннингтон мог делать под юбками у леди Фелисити. Во-первых, Эмма сейчас весьма ею недовольна. Внимание аристократического общества переключилось на чудесный скандал, в котором фигурировали виконт и дочь греховодника-графа, но взгляд Эммы был устремлен на запачканное платье Мэг и ее рассыпавшиеся волосы. Она стремительно увела ее из особняка через заднюю калитку и читала ей мораль всю обратную дорогу до дома Найтсдейлов.
Нет, Мэг не станет расспрашивать сестру отом, что мог делать Беннингтон под юбкой у Фелисити.
– Не заметно, чтобы ваш сын особенно интересовался моей сестрой. – Эмма чуть подалась вперед в своем кресле на террасе и нахмурилась, глядя, как мистер Паркер-Рот стремительно шагает по газону, расположенному ниже. Мэг приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него.
– А я бы сказала, что очень интересуется, – возразила миссис Паркер-Рот, устроившаяся в кресле по соседству с Эммой. – Никогда не видела, чтобы он проявлял к женщине столько интереса.
Странно она рассуждает, подумала Эмма. Если мистер Паркер-Рот выказывает к Мэг интерес, то Эмме не хотелось бы узнать, как бы он вел себя, если бы не выказывал к ней интереса.
– Как вы можете говорить, что… Ой!
Лорд Генри нашел дохлую муху и приготовился отправить ее в рот. Эмма едва успела перехватить его пухлую ручонку.
– Нет, Генри! Грязь!
Она вытащила муху у него из пальцев. Он секунду поорал, а потом уполз дальше, искать еще какую-нибудь грязь.
– Генри!
Он захихикал и пополз быстрее. Эмма рванулась и схватила его за пояс. Он попытался вывернуться.
– А вот и нет, маленькая обезьянка!
Она поставила его на ноги у своих коленей. Он заморгал, а потом радостно заверещал. Два зубика на нижней десне блестели, словно жемчужинки. Он ухватился за ее юбку, чуть покачиваясь на пухлых ножках.
– Было бы спокойнее, если бы герцогиня не решила устроить семейный пикник, – смеясь произнесла миссис Паркер-Рот.
– Определенно. И меть дело с Генри все равно что бороться с вымазанным жиром боровом. Хотя такого опыта у меня не было.
– Не сомневаюсь в этом.
Эмма нахмурилась. Почему ей так трудно справляться с Генри? Он снова встал на четвереньки и теперь полз в сторону, чтобы исследовать статуэтку лягушки.
– Чарли не был таким активным.
– Чарли – ваш старший. Генри во всем старается ему подражать.
– Но у них два года разницы! Генри трудно угнаться за Чарли!
– Попробуйте объяснить это Генри.
Генри уже потерял интерес к каменной лягушке и деловито выдергивал цветы из вазона.
– Генри!
Он радостно ухмыльнулся и пополз обратно к ним.
– Стивен на два года младше Джона и во всем подражал Джону. К счастью Джон был довольно осторожным, иначе у Стивена было бы намного больше синяков и ссадин, а у меня – гораздо больше седых волос.
– И все же вы родили шестерых детей. – Эмма дала Генри печенье.
Миссис Паркер-Рот тихо засмеялась.
– Ну, я не думала об уходе за детьми, когда их заводила. Я очень любила мужа.
– А!
На лице у миссис Паркер-Рот появилось мечтательное выражение.
Господи! Миссис Паркер-Рот почти ровесница папеньки. Конечно, папенька женился на Харриет всего несколько лет назад, и Чарлз считает, что они все еще…
У Эммы скрутило живот от панического страха. Ведь эта женщина не станет делиться подробностями…
Об этом даже думать невозможно. Следует срочно изменить тему разговора или вернуться к предыдущей.
– А почему вы считаете, что ваш сын интересуется моей сестрой? – спросила Эмма. – Совсем недавно он чуть ли не убегал от нее.
Миссис Паркер-Рот широко улыбнулась:
– Знаю. Он выглядел затравленным, правда?
– Правда. Мужчинам не нравится, когда на них идет охота, – по крайней мере Чарлзу не нравилось. Именно поэтому он на мне и женился: чтобы перестать служить лисом для всех матримониальных гончих, которые начали его преследовать, когда он унаследовал титул.
Миссис Паркер-Рот рассмеялась.
– Но вы ведь на самом деле так не считаете?
– Конечно, считаю. Он сказал…
– А, чушь! – Миссис Паркер-Рот презрительно взмахнула рукой. – Может, он так и сказал. И возможно, в какой-то момент он даже так думал. Мужчины терпеть не могут выказывать свои чувства. Им гораздо проще говорить – и думать, – что они женятся по соображениям здравого рассудка, а не по любви. Но не обманывайте себя. Маркиз безумно вас любит.
– Он, конечно, привязан ко мне.
Эмма подала Генри еще одно печенье. Немалая часть первого оказалась на его одежде и в его волосах.
Любил ли ее Чарлз? Она считала, что любил, пока не приехала в Лондон.
Все было не так плохо, как она себе представляла перед замужеством. Он не стал приезжать в Найтсдейл только для того, чтобы она понесла. Он старался проводить в деревне как можно больше времени, но ему приходилось уезжать в Лондон, чтобы участвовать в заседаниях палаты лордов. Он хотел, чтобы Эмма ездила с ним, но она терпеть не могла столицу. Она предпочитала Кент, где воздух был чистым, а в обществе ей было намного спокойнее. Да и мальчикам и Изабелле и Клер полезнее было оставаться в деревне.
Но Чарлз – мужчина со всеми вытекающими отсюда последствиями. Посещал ли он бордели в Лондоне? Завел ли там себе любовницу? Эмма никогда его об этом не спрашивала. Он уделял ей столько внимания, сколько она только могла пожелать. Что он делает, когда се нет рядом, она не знала, и это не могло причинить ей боль.
Лондонские женщины хороши собой, а она маленького роста, толстовата, мягко выражаясь, после рождения двоих детей. Эмма вздохнула:
– Уверяю вас, что не могу соперничать с дамами Лондона.
– А вам и не нужно. Ведь маркиза – это вы, а не они. – Эмма пожала плечами, глядя, как Генри доедает печенье.
Слуги заранее принесли кувшин с водой. Она приведет малыша в порядок своим носовым платком.
Миссис Паркер-Рот дотронулась до ее колена:
– Эмма, вы себя недооцениваете.
Эмма прикусила губу. Она не позволит себе плакать!
Она не собиралась говорить этого, но устала притворяться, будто чувствует себя в высшем обществе непринужденно. Это не так. Она чувствовала себя как… как свинья в гостиной.
Миссис Паркер-Рот посмотрела на нее с укоризной.
– Эмма, окружающие воспринимают нас так, как мы сами себя воспринимаем. Ни на минуту не забывайте, что вы маркиза Найтсдейл. Тогда и остальные будут об этом помнить.
Эмма пожала плечами и обмакнула носовой платок в кувшин.
– Иди сюда, маленький грязнуля! – Она поймала Генри. – Мне хотелось, чтобы Чарлз меня выбрал, а не просто решил, что я его устраиваю.
Господи, откуда такие мысли? Она наклонилась к Генри и, сморгнув непрошеные слезы, стала оттирать влажную кашицу из печенья и слюней с его мордашки.
Миссис Паркер-Рот поцокала языком.
– Эмма, маркиз никогда не сможет доказать свою любовь так, чтобы никаких сомнений у вас не оставалось. Ни один мужчина не может этого сделать. Вы должны ему верить. Разве он дал вам повод в нем усомниться?
– Нет, конечно же. – Она скомкала грязный платочек и засунула в ридикюль. Почему вдруг этот разговор сосредоточился на ней самой? Она приклеила к губам улыбку и посмотрела на миссис Паркер-Рот: – Вы так и не сказали мне, почему считаете, будто ваш сын интересуется моей сестрой.
Ее опытная собеседница нахмурилась, пристально вглядываясь в лицо Эммы, но Эмма не отвела взгляд. Миссис Паркер-Рот тихонько вздохнула.
– Это очень просто. Если бы он ею не интересовался, он не приходил бы на все эти светские увеселения.
Эмма нахмурилась:
– Но он же должен вас сопровождать! – Миссис Паркер-Рот фыркнула:
– Поверьте мне: Джонни не настолько образцовый сын. Не забывайте: мы ведь не в первый раз приехали в столицу. Я бываю здесь каждые несколько месяцев, покупаю все, что мне нужно для живописи, и пытаюсь найти ему жену. Он прекрасно знает мои мотивы. Он очень наловчился уклоняться от приглашений аристократии, но на этот раз он действительно меня сопровождает, хоть и очень бурно негодует при каждом удобном случае. – Она улыбнулась. – Причина перемены в его поведении одна: присутствие вашей сестры. Я в этом нисколько не сомневаюсь.
– Но со стороны кажется, будто он избегает ее общества. – Миссис Паркер-Рот тихо засмеялась.
– Наблюдать за ним весьма забавно. После его прискорбного опыта с леди Грейс он убедил себя в том, что никогда не женится. Но к вашей сестре его влечет. Он борется с самим собой. – Она широко улыбнулась: – Я в восторге.
– Правда?
Как может мать быть в восторге оттого, что ее сын оказался в трудном положении? Эмма взяла Генри на руки и прижала к себе. Его теплое, тяжелое тельце было так приятно держать! Она не могла представить его себе взрослым мужчиной: его мягкие щечки покрытыми жесткой щетиной, пухлые ручонки жесткими и мускулистыми.
Генри начал вырываться. Она опустила его на пол, и он быстро пополз к краю террасы. Она поймала его, как только он добрался до балюстрады. Не хватало еще, чтобы у него застряла там голова!
Герцогиня ходила по газону ниже террасы, разговаривая со своим супругом, бароном Тинуэйтом. Герцог спал на плече у барона, засунув пальчики в рот.
Миссис Паркер-Рот присоединилась к Эмме у балюстрады.
– Что вы скажете о хозяйке приема? Муж сказал, что раньше ее называли Мраморной Королевой, потом – Мраморной Герцогиней. А она вовсе не кажется мне холодной!
– Это потому, что она переменилась. Второе замужество пошло ей на пользу.
– Она едва выдержала год траура. Говорят… – тут Эмма понизила голос, – говорят, что малыш от Тинуэйта.
– Думаю, так оно и есть. Этот мужчина обожает ребенка, словно родного сына.
Эмма изумленно заморгала. Ее собеседница сказала это так, словно нисколько не была шокирована.
– А разве наследник не возражал?
– Клакстон возражал с того момента, как старый герцог женился. Однако сделать он ничего не может. Хартфорд скончался в седле за девять месяцев до рождения ребенка герцогини. Только идиот попытался бы доказать, что ребенок незаконнорожденный, а Клакстон не идиот.
Генри выбрал именно этот момент, чтобы издать невежливый звук губами – этому фокусу его научил Чарли.
– Ш-ш, Генри!
Он не стал ее слушать. Эмма вздохнула: Генри никогда никого не слушал.
– Вы сказали, что герцог умер… ну… – Чарлз говорил, что этому человеку было уже за восемьдесят! – Не хотите же вы сказать… Он же не… Неужели он…
– Именно это я и хочу сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36