https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/sensornie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вот прямо сег
одня я об этом со студентами говорил, несколько часов назад, как раз о Плат
онове я им рассказывал. Платонов может рассматриваться как один из класс
ических примеров вечной дихотомии, то есть вечного неразрешаемого прот
иворечия, которое свойственно очень крупным художественным талантам. И
х художественный талант, то есть способность к необычайно яркой изобраз
ительности, пожирает их логические силы. Я понятно выражаюсь?
А.Г. Понятно. Но я не согласен. Но не будем вступать в дискуссию.

В.М. Не будем, хорошо. И поэтому когда этот крупный талант вдруг
начинает комментировать то, что он изобразил в такой страшной сложности
в своих художественных произведениях Ц так, что мы не можем решить, что ж
е это такое? «Чевенгур» Ц это антисоветский роман или нет? Это просоветс
кий роман. Это не антисоветский роман. Платонов был глубоко советским пи
сателем.
А.Г. Мне кажется, что вы несправедливы к Платонову.
В.М. А для этого достаточно прочитать его статьи.
А.Г. Для этого достаточно прочитать письма Чехова, чтобы понят
ь, на чьей стороне он выступал, когда писал, скажем, Немировичу о том, как Ал
ексеев понял или не понял «Чайку». И сразу становится понятно, с кем он себ
я отождествляет. Мы же к этому приёму не прибегаем. Мы берём текст.
В.М. Конечно.
А.Г. А если мы берём текст того же «Чевенгура» или «Котлована»,
из него явно не следует, на какой стороне стоит Платонов. И это приближает
его к Чехову как раз…
В.М. Не следует. Я совершенно с вами согласен. Поэтому странно г
оворить, что вот он якобы выступил здесь… Нет. Но Ц вот это и представляет
его тайну: что такое, почему он всё так изобразил?
А.Г. А почему Достоевский пишет идеологические романы, где сов
ершенно не понятно, какой точки зрения придерживается он? Мне-то кажется,
что Платонов совершенно в традиции русской литературы. Уж, по крайней ме
ре, вот в той Ц простите за слово Ц парадигме, которую вы сегодня нам пре
дставили.
В.М. Не прощу, выражайтесь нормальными словами.
А.Г. Хорошо, что он является прямым наследником тех…
В.М. Я соглашаюсь с вами, да. Конечно. Но именно поэтому нельзя ег
о идеологизировать и говорить: он «за» или «против».
А.Г. Согласен.
В.М. Вот поэтому, вот что он такое? Что такое там в «Чевенгуре»? Ч
то это такое «Котлован»? Или у него есть замечательная повесть «Счастлив
ая Москва». Москва Ц это женское имя. Вот так, как он изображает Москву Ц
это кошмар! Но он это делает вовсе не из сатирических побуждений, как этот
делал, например, Салтыков-Щедрин или как это делал Замятин в романе «Мы».
А вот у него так устроена мозговая оптика. Вот он так видит всё это. Это как
ой-то, Ц ну, может, неудачная аналогия, Ц прибор ночного видения. Вот мы н
ормальными глазами смотрим и видим, что да, так. А он смотрит так. Что это та
кое? Это тайна. Тайна, которая ещё не раскрыта.
Но когда он начинает писать статьи, он к 100-летию со дня смерти Пушкина напи
сал целый ряд статей: «Пушкин и Горький», «Пушкин и Ленин», «Пушкин Ц наш
товарищ». И он там пишет, что Ленин Ц это продолжатель дела Пушкина. Это о
чень странно читать. Я почти дословно процитирую. Это не цитата, но очень б
лизко к тексту. Это очень странно читать. Когда мы накладываем эти статьи,
скажем, на «Чевенгур» или «Котлован» или на повесть «Впрок»…
А.Г. Но там есть та самая загадка, которая обеспечивает…
В.М. Это я вам возражаю по поводу «маленького человека». У него
нет маленьких людей. Он так микрографирует своих персонажей, что они ста
новятся необычайно великими, большими, если эту микрографию перевести н
а нормальное зрение, если оторваться от микроскопа и представить себе то
, что на этом предметном стекле наложено, в сопоставимых с нами пропорция
х. Они будут намного выше.
Он-то как раз понимал, что человек не мал. То есть, человек действительно м
ал как часть природы. Но человек Ц не часть природы. Он целое. Вот чем он с п
риродой не соотносится. Он целое, в то время как природа действительно ча
стично работает. И она цела только тогда, когда обнимает совокупность эт
их частей. Человек Ц цел изначально. И когда его изначальную и индивидуа
льную цельность пробуют обнять какой-то общностью Ц общностью социаль
ного строя, общностью задач Ц вот тогда он становится маленьким. Потому
что его лишают того, что делает его человеком. Лишают индивидуальности.
А.Г. «И в какой только рай нас погонят тогда?»
В.М. Конечно, конечно.
А.Г. У меня к вам, учитывая, что времени осталось не так много…
В.М. Уже?
А.Г. Да, да, да Ц последний вопрос. Может существовать великая р
усская литература конца двадцатого Ц начала двадцать первого века?
В.М. Не знаю.
А.Г. То есть вы не знакомы с образцами?
В.М. Дело в том, что нынешняя ситуация, на мой взгляд, такова: сей
час чрезвычайно много замечательных талантов. Чрезвычайно много. То ест
ь, настолько много, что даже нельзя было себе вообразить, что их столько мн
ого. Во что всё это выльется, это я не знаю.
Но я предполагаю… Я Ц человек «отравленный» русской литературой, в хоро
шем смысле и в плохом смысле. Я полагаю, что, имея за спиной такую литерату
ру, просто невозможно, просто язык не повернётся пророчить какую-то убыл
ь. Я полагаю, что та убыль, с которой мы сейчас знакомы, которая, в общем, ест
ь даже в талантливых вещах, такая мелкость художественной мысли, я бы так
сказал, Ц что это явление временное и вполне объяснимое. Невозможно всё
время вдыхать, надо выдохнуть когда-то, вот мы сейчас и находимся в состоя
нии выдоха. Я бы так на ваш вопрос ответил.
А.Г. Не могу с вами не согласиться.
В.М. Спасибо.

Сталин


14.05.03
(хр.00:50:42)

Участник :
Илизаров Борис Семёнович Ц доктор исторических наук

Александр Гордон : Для начала разговора расскажите об истории
книги из библиотеки Сталина, как она у вас оказалась?
Борис Илизаров : После того как вышла моя книга, о ней, как это и д
олжно быть, были разные мнения, в том числе один человек позвонил, сказал,
что он работал в своё время в Институте марксизма-ленинизма, куда свезли
в 70-е годы как раз библиотеку Сталина.
После его смерти эта библиотека долгое время была сначала бесхозной, она
находилась главным образом в Кунцево, и в Кремле. Потом её скопом собрали
и передали в Институт марксизма-ленинизма, потому что там своя очень бол
ьшая и совершенно замечательная библиотека (она и сейчас работает), и в эт
ой библиотеке её просто свалили, потому что было время, когда к Сталину от
носились с некоторым… Ц ну, не знали, как с ним поступить и что с ним делат
ь, и с этой библиотекой тоже. Её просто свалили, она валялась в подвалах, её
не разбирали в 70-е годы. И постепенно стали оттуда выбирать те книги, в кото
рых точно были пометки Сталина. Потом из этих книг стали ещё отбирать те, г
де были штампы на книгах.
А дело в том, что библиотека собиралась на протяжении всей жизни, он сам со
бирал эту библиотеку, а штампы ставили только где-то до 35Ц 36-го года, так уж
получилось. Там есть такой штампик, как раз я могу показать, где просто нап
исано «Библиотека Сталина, номер такой-то», но номер на ней не ставили. Ст
алин очень не любил библиотекарей, несколько раз ему навязывали их Ц к н
ему приходили люди, которые систематизировали эту библиотеку. Но он счит
ал, что они ему мешают, поскольку у него было своё представление о система
тизации. И действительно есть документы, которые показывают, как он это у
мел систематизировать и систематизировал так, как ему было удобно. И поэ
тому он этих библиотекарей выгонял время от времени. И потом вообще оста
лся один, и этих библиотекарей он к себе не приглашал. Поэтому и штампы пер
естали ставить. Но до 1935-36-х годов эти штампы есть, и эти книги тоже оставили
в его библиотеке Ц это два. А в-третьих, ещё оставили те книги, где есть дар
ственная надпись. Или Сталин кому-то дарил, или ему дарили, или так получа
лось, что третьи лица тоже между собой книги передаривали, и они тоже оказ
ались в библиотеке Сталина. А всё остальное… Если я не ошибаюсь, по соврем
енным подсчётам в его библиотеке, которая была на даче в Кунцево, к концу е
го жизни было около 25 тысяч экземпляров. Большая библиотека была ещё в Кре
мле, в квартире и в кабинете, это отдельно. Были библиотеки и на других дач
ах.
А.Г. Позвольте мне, я эту книжку подержу в руках просто во время
эфира, если она вам не понадобится. Книга из библиотеки Сталина… А вот все
эти 25 тысяч томов, вы считаете, им были освоены в той или иной степени?
Б.И. Нет, конечно, я думаю, что даже и человеку, который занимаетс
я только наукой, который очень много читает, даже библиофилу Ц в течение
жизни невозможно такое количество прочитать, конечно. А потом, ведь, сами
знаете, читатель должен иметь некую сферу, среду, он должен иметь довольн
о большой объём, откуда может постоянно черпать. И поэтому, конечно же, ест
ь книги, которые он читал по несколько раз, по десятку раз, это совершенно
точно, и всё читал с карандашом в руках, и отмечал, и комментировал. Я могу с
казать, что Ленина и Маркса он действительно читал десятки раз. И другие п
роизведения, а есть книги, которые он даже не разрезал, и они до сих пор нах
одятся в библиотеке, просто там есть штампик, и поэтому они сохранились, п
оэтому их оставили. Короче говоря, на сегодняшний день осталось где-то ок
оло 5 с половиной тысяч экземпляров книг из 25 тысяч Ц только те, которые им
еют такие пометки или штампы.
А.Г. Вот на этой штампик есть…
Б.И. Я так пониманию, что это Ц книга, которая, видимо, исчезла, п
оскольку остальные книги разбросали по другим библиотекам, публичным, г
лавным образом, и детским даже. И вот, как я понимаю, эта книга одна из тех, к
оторые проглядели, и она ушла в другую библиотеку, а мне её подарили.
А.Г. Всё-таки, от библиотеки Сталина к предмету ваших исследов
аний. Что явилось предметом, почему?
Б.И. Я должен сказать, что, во-первых, как всегда, эти проблемы ис
тока очень сложны, и даже когда занимаешься каким-то сюжетом. У меня такое
впечатление, что я всю жизнь думал и знал, что я буду заниматься именно Ст
алиным и его биографией и его личностью, и самое главное, его душевным, и п
сихологическим, и интеллектуальным состоянием. Я не знаю, откуда у меня т
акое убеждение, вот почему-то так мне казалось. И действительно так, я даж
е посмотрел некоторые свои старые записи, я их очень редко делаю, но иногд
а бывает, и где-то уже лет в 30 я ставил себе такую цель.
А.Г. Судьба…
Б.И. Наверное, я тоже к этому. Но у меня не было никаких оснований
для такой цели, не было никаких для этого даже возможностей, потому что пр
едставить себе в 60Ц 70-е годы (я окончил школу где-то в 60-х годах, институт Ц
в 70-х) было невозможно, что можно будет когда-то подойти к архиву Сталина, з
аниматься им как историку в полном смысле слова. И когда это в конце концо
в произошло, то для меня это было, я считаю, жизненной удачей. Это то, что мне
нужно было, просто я, видимо, так внутренне к этому шёл.
Причём, я должен заметить, что здесь ещё как бы двойная линия. С одной стор
оны, здесь исторический герой, человек, который достиг необыкновенных вы
сот, как бы мы это не оценивали Ц это государственный деятель, государст
венный лидер ХХ века. Сталин, это, конечно, лицо ХХ века; во многом, не только
он, конечно. Это Гитлер, это Рузвельт, это Черчилль, это люди, которые делал
и эпоху, и никуда от этого не денешься. А с другой стороны, так получилось, ч
то мои именно профессиональные интересы были связаны с архивом, я истори
к, архивист по образованию, и я как раз в начале перестройки был организат
ором небольшой организации Ц «Народного архива», целью которой было со
бирать документы обычных людей, самых рядовых, самых, так сказать, незнач
ительных, если говорить с точки зрения социальной структуры. И вот откро
венно могу сказать, что здесь как раз работали представления на перепада
х Ц с одной стороны, исторический герой высшего, что называется, полёта, в
ысшего масштаба, как бы мы к этому не относились; а в то же время, человек, ко
торый может быть обычным бомжом, а может быть работягой, инженером, рабоч
им и так далее. И вот в этом ключе, в этих полюсах, мне страшно интересно раб
отать, я здесь и продолжаю работать.
Но, Сталин, конечно, стоит особо в этом ряду. Однако я хочу сказать, что здес
ь меня интересует человек как таковой. И я думаю, что вообще историка долж
ен интересовать в первую очередь человек как таковой Ц какой бы он ни бы
л. Потому что, в общем-то, профессия историка, с моей точки зрения, эта профе
ссия сродни в какой-то степени с профессией человека, который занимаетс
я, ну, скажем, воскрешением. Я не побоюсь даже этого слова, потому что, в обще
м и целом, после того как человек биологически умирает, от него остаются к
акие-то незначительные остатки, от разных людей по-разному: от одного ост
аётся архив, предположим, а от другого остаётся две-три бумажки, дневник к
акой-нибудь, пара писем, или десяток писем, фотографии, к тому же неизвест
но какие.
Это может раствориться всё, исчезнуть и больше люди никогда об этом не вс
помнят, не узнают. И когда он на свете жил, и что он думал, и какие у него были
чувства и так далее. Но стоит историку, любому историку подойти к этим док
ументам, заинтересоваться, и начать лепить из этих остатков что-то занов
о, воссоздавать по существу образ… Я хочу сказать, что историк лепит исто
рический образ, воссоздаёт его из небытия Ц в другом качестве, конечно, н
е в том физиологическом, биологическом смысле, в котором он существовал,
в другом качестве. Он снова включает его в наше сознание, он снова включае
т его в наш круг интересов и как бы снова его воскрешает.
В этом общем контексте, связанном с воскрешением, историческим включени
ем тех, кто когда-то жил до нас, я и рассматриваю своего героя Сталина в том
числе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я