– За две десятки – почему нет? Кугельмас полез за бумажником.
– Придется проверить, – буркнул он. Перски сунул деньги в карман и подошел
к книжным полкам.
– Ну, так с кем хотите познакомиться? Сестра Керри? Консуэло? Офелия? Может быть, нам кого-нибудь предложит Бернард Маламуд?
– Франция. Моя любовница должна быть француженкой.
– Может, Нана?
– Опять платить? Не годится!
– А если Наташа из «Войны и мира»?
– Я же сказал – француженка. Так: я придумал – Эмма Бовари. Пожалуй, это то, что надо.
– Отлично, Кугельмас. Когда надоест, орите громче, – и Перски подбросил в сундук карманное издание флоберовского романа.
– А вы уверены, что это не опасно? – спросил Кугельмас, когда Перски взялся за крышку ларца.
– Не опасно! В этой проклятой жизни разве есть что-нибудь неопасное? – Перски постучал три раза по сундуку и откинул крышку.
Кугельмаса там не было. В этот миг он появился в спальне дома Шарля и Эммы Бовари в Ионвиле. Кроме него в комнате была только молодая женщина. Она складывала простыни, стоя к нему спиной. «Просто не верится, – думал Кугельмас, пожирая глазами прелестную жену лекаря. – Да это же спятить можно. Вот она. И вот я!»
Эмма удивленно обернулась.
– Господи, вы меня напугали, – сказала она. – Кто вы?
Говорила она на том же языке, каким был выполнен перевод карманного издания.
«Ни хрена себе!» – подумал Кугельмас. Потом до него дошло, что это она к нему обращается, и он представился:
– Простите. Меня зовут Сидней Кугельмас, я из Сити-колледжа. Преподаватель классической
словесности. Сити-колледж? Это в Нью-Йорке. К северу от центра. Я… понимаете…
Эмма Бовари одарила его манящей улыбкой и сказала:
– Хотите выпить? Может быть, рюмочку вина?
«Как она хороша! – подумал Кугельмас. – не то что этот крокодил, с которым приходится спать под одним одеялом». Кугельмас почувствовал непреодолимое желание тут же заключить это видение в объятия и поведать ей, что о такой женщине он мечтал всю свою жизнь.
– Что ж, – сказал он осипшим голосом, – пожалуй. Белого. Нет, красного. Нет, белого. Ладно, белого.
– Шарль только к вечеру вернется, – проговорила Эмма, и в ее голосе прозвучали игривые нотки.
Выпив вина, они вышли погулять и полюбоваться красотами французской природы.
– Давно мечтаю, чтобы пришел загадочный незнакомец и избавил меня от однообразия нашей серой деревенской жизни, – говорила Эмма, сжимая его запястье. Они миновали небольшую церковь. – Вы так интересно одеты, – промурлыкала она. – Мне нравится. Как-то так… современно!
– Называется «костюм спортивного покроя», – нежно объяснил он. – Так на нем было написано.
Неожиданно он поцеловал ее. Целый час потом они провели, сидя под деревом, шептались и взглядами поверяли друг другу все самое сокровенное. Внезапно Кугельмас привстал. Он вспомнил вдруг, что договорился встретиться с Дафной в универмаге Блуминдейла.
– Мне пора, – сказал Кугельмас. – Но ты не переживай, я приду еще.
– Приходи, – сказала Эмма. Они пошли к дому. У крыльца они сжали друг друга в объятиях. Кугельмас взял лицо Эммы в ладони, еще раз поцеловал ее и вскричал:
– О'кей, Перски! Мне надо в Блуминдейл к полчетвертому!
Послышался явственный хлопок, и Кугельмас снова был в Бруклине.
– Ну что? Не надул я вас? – радостно вскинулся Перски.
– Слушайте, Перски, сейчас я дико опаздываю. У меня свидание с моей крокодилой на Лексингтон-авеню, но я бы это дело повторил. Как насчет завтра?
– Бога ради. Только две десятки не забудьте. И никому не рассказывайте.
– Еще не хватало. Сейчас побегу в «Нью-Йорк Тайме»!
Кугельмас поймал такси и помчался в центр. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. «Наконец-то! – думал он. – Я влюблен, и только я, один я об этом знаю!» Но и он знал не все.
А именно, что как раз в это мгновение во множестве классов школьники задавали учителям один и тот же вопрос: «Что за персонаж появляется на странице 100? Лысый еврей, который целует Эмму Бовари!» Учитель из Сиу-Фоллз, что в Южной Дакоте, только вздохнул, а про себя подумал: «Боже, бедные дети! До чего довели себя наркотиками. Совсем уже мозги набекрень!»
Когда в магазин вбежал запыхавшийся Кугельмас, Дафна ждала его в отделе товаров для ванной.
– Где тебя носит? – Дафна спросила, как плюнула. – Уже полпятого!
– Ты понимаешь, улицы забиты, попал в пробку, – объяснял Кугельмас.
На следующий день Кугельмас вновь навестил Великого Перски, и волшебство в считанные минуты переместило его в Ионвиль. Эмма при виде Кугельмаса не могла сдержать радости. Время летело незаметно. Они смеялись и болтали, рассказывали друг другу о своем житье-бытье. Прежде чем расстаться, они с Кугельмасом занялись любовью.
Господи! – шептал про себя Кугельмас. – Я делаю это с госпожой Бовари! Я, проваливший на первом курсе французский!
К концу месяца Кугельмас неоднократно побывал у Перски, а с Эммой Бовари у него установились дружеские и нежные отношения.
– Аккуратнее, смотрите не зашлите меня в книгу после сто двадцатой страницы, – сказал однажды Кугельмас волшебнику. – Очень важно, чтобы мы с ней встречались каждый раз до того, как она свяжется с этим – как его? – с Родольфом.
– Да ну! – удивился Перски. – Неужто вам его на кривой не объехать?
– Объедешь! Он же дворянин, помещик. Эти ребята только и знают, что на лошадях кататься да по девочкам. По мне что он, что те рожи из журнала «Моды для любой погоды». И причесон от Хельмута Бергера. Но для нее это лакомый кусочек.
– А муж ничего не подозревает?
– А! Где ему. У нашего шарлатана мозгов только и хватило, чтобы найти на свою голову приключение. Теперь он к десяти вечера уже в постели, а она еще только бальные туфельки надевает. Н-да… Ну, пока!
И Кугельмас снова через магический сундук проник в усадьбу Бовари в Ионвиле.
– Как жизнь, крошка? – обратился он к Эмме.
– Ах, Кугельмас, – вздохнула Эмма. – Что у меня тут за жизнь. Вчера за обедом этот герой отошел ко сну посреди десерта. – Я перед ним и так, и сяк, и про балет, и про ресторан «Максим» в Нью-Йорке, вдруг слышу – храпит!
– Ничего, моя девочка. Мы снова вместе, – сказал Кугельмас, обнимая ее. «Все справедливо, – думал он, вдыхая Эммин запах французских духов и поглубже зарываясь носом ей в волосы. – Я заслужил это. Я так настрадался! Одним психоаналитикам сколько переплачено! Искал, искал – с ног сбился. И наконец – она: красивая и в самой, что называется, поре, а я – раз, через пару страничек после Леона и перед самым Родольфом! Надо только каждый раз на нужной странице появляться, и дело в шляпе».
Естественно, Эмма радовалась наравне с Кугельмасом. По обществу, по светской жизни она изголодалась, и рассказы Кугельмаса о Бродвее, о бесшумных лимузинах, о Голливуде и звездах телеэкрана зачаровали юную красавицу-француженку.
– Ну, пожалуйста, расскажи еще что-нибудь про Симпсона, – попросила она в тот вечер, как раз когда они с Кугельмасом проходили мимо церкви аббата Бурнизьена.
– Ну что можно сказать? Это величина. Рекорды, какие только могут быть – все его. Тут призадумаешься. Его никому не достать.
– А премия Американской Академии! – с грустью в голосе проговорила Эмма. – Я бы все отдала, только бы удостоиться.
– Надо же сперва, чтобы выдвинули!
– Да я знаю! Ты объяснял мне. Но я чувствую, что рождена для сцены. Конечно, поучиться не мешало бы. Взять, что ли, пару уроков у Страсберга? А уж потом, если найти хорошего импресарио…
– Посмотрим, посмотрим. Я поговорю с Перски.
В тот же вечер, благополучно возвратившись в квартиру волшебника, Кугельмас привнес идею о посещении Эммой Нью-Йорка.
– Такой вариант надо обмозговать, – отозвался Перски. – Может и соорудим что-нибудь. Случались дела и похлеще.
Естественно, дел похлеще ни один из них с ходу как-то не припомнил.
– И где это тебя каждый Божий день черти носят! – рявкнула на мужа Дафна Кугельмас, когда он поздним вечером вернулся домой. – У тебя что, милашка завелась?
– Ну конечно, можно подумать, я как раз из таких, – устало проговорил Кугельмас. – Зашел к Леонарду Попкину. Поболтали с ним о переменах в Польше. Ты ведь знаешь Попкина. Это его любимый конек.
– Слушай, ты какой-то стал странный в последнее время, – сказала Дафна. – Сам не свой. Смотри, не забудь, что у моего отца день рождения. В субботу.
– Ладно, ладно, – буркнул Кугельмас, продвигаясь к ванной.
– Все родственники соберутся. Близняшек увидишь. И моего кузена Хамиша. Тебе бы следовало быть с ним повежливее: ты ему нравишься.
– Ясно, близняшек, – сказал Кугельмас, запирая дверь ванной, отделившую его от звуков голоса жены. Привалившись к двери спиной, он перевел дух. Всего несколько часов, сказал он себе, каких-нибудь несколько часов, и он снова будет в Ионвиле у своей возлюбленной. А если все пойдет нормально, на этот раз он вернется вместе с Эммой.
На следующий день в три пятнадцать Перски снова занялся магией. Проведя пару часиков в Ионвиле в гостях у Бине, наша парочка снова взобралась в экипаж Бовари. В соответствии с указаниями Перски они крепко прижались друг к другу, зажмурились и сосчитали до десяти. Когда они открыли глаза, экипаж уже подкатывал к боковому подъезду отеля «Плаза», где Кугельмас в приступе оптимизма предварительно забронировал номер.
– Прелесть! Прямо точь-в-точь как мне мечталось, – щебетала Эмма, то порхая в упоении по спальне, то любуясь видом на город из окна.
– Ага, ага, Эмпайр Стейт Билдинг! Сентрал Парк? Конечно, вижу. Небоскреб ООН… сейчас, который же? А, ну конечно! Как здорово!
На кровати дожидались пакеты и коробки с обновками от Халстона и Сен-Лорана. Развернув один из пакетов, Эмма приложила к своей идеальной фигуре бархатные брючки.
– Брючный костюм от Ральфа Лорена, – прокомментировал Кугельмас. – В нем ты будешь смотреться на миллион долларов. Ну-ка, малышка, поцелуй своего старичка!
– Я так счастлива, – простонала Эмма, стоя перед зеркалом. – Пойдем скорее в город. Давай сходим на тот мюзикл – «Кордебалет», да? – и в музей Гугенхейма, и на Джека Николсона: помнишь, ты мне про него рассказывал? С ним идет сейчас какой-нибудь фильм?
– Никак не могу взять в толк, – сказал профессор в Стэнфордском университете. – Сперва появляется какой-то непонятный персонаж по имени Кугельмас, а теперь она и вовсе исчезает из книги. Что ж, вероятно, такова классика: можно перечитывать тысячу раз, и каждый раз открывается что-то новое.
Любовники провели упоительный уик-энд. Дафне было сказано, что Кугельмас уезжает на симпозиум в Бостон и вернется в понедельник. Наслаждаясь каждым мгновеньем, Кугельмас с Эммой ходили в кино, обедали в китайском ресторанчике, два часа провели в дискотеке, а спать укладываясь, смотрели видео. В воскресенье они проспали до полудня, посетили Сохо и глазели на знаменитостей в ресторане «Элейн».
Воскресным вечером они заказали икру и шампанское в номер и проговорили до рассвета. Утром в такси по дороге к Перски Кугельмас подумал: «Черт знает что, но здорово! Таскать ее сюда часто я, конечно, не в состоянии, но если время от времени – очаровательный контраст с Ионвилем.
У Перски Эмма забралась в сундук, аккуратно разложив вокруг себя коробки с нарядами, и нежно поцеловала Кугельмаса.
– Теперь ты ко мне, – подмигнув, сказала она.
Перски стукнул по сундуку три раза. Никакого результата.
– Гм, – промычал Перски, почесывая в затылке. Снова он постучал, и снова волшебство не сработало. – Что-то система не пашет, – буркнул он.
– Перски, вы шутите! – вскричал Кугельмас. – Как же она может не работать?
– Спокойно, спокойно. Вы еще там, Эмма?
– Да.
Перски постучал снова; на этот раз посильнее.
– Я еще здесь, Перски.
– Знаю, золотце. Сиди смирно.
– Перски, кровь из носу, надо отправить ее назад, – зашептал Кугельмас. – Я женатый человек, и у меня лекция через три часа. В данный момент я могу себе максимум позволить очень осторожную интрижку.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Перски. – Такой надежный, простой фокус!
Так у него ничего и не вышло.
– Дайте время, – объявил он Кугельмасу. – Придется все расковыривать. Я вам позвоню.
Кугельмас всунул Эмму в такси и отвез обратно в «Плазу». На лекцию он едва успел. Весь день висел на телефоне, звонил то Перски, то любовнице. Волшебник сообщил, что меньше чем за несколько дней ему не управиться.
– Ну, как симпозиум? – вечером спросила Кугельмаса Дафна.
– Отлично, отлично, – отозвался тот, прикуривая сигарету с фильтра.
– В чем дело? Ты сегодня какой-то как пыльным мешком стукнутый.
– Я? Ха! Смешно. Я спокоен как сон в летнюю ночь. Собирался, кстати, пойти пройтись. – Он выскользнул за дверь, поймал такси и помчался в «Плазу».
– Нехорошо получается, – сказала Эмма. – Шарль волноваться будет.
– Положись на меня, малышка, – сказал Кугельмас. Он был бледен и весь в поту. Еще раз поцеловав ее, он вскочил в лифт, поорал на Перски по автомату из вестибюля гостиницы и едва успел домой к полуночи.
– Послушать Попкина, так цены на картофель в Кракове не были так стабильны
с семьдесят первого года, – сказал он Дафне и, выдавив улыбку, полез в постель.
И так всю неделю.
В пятницу вечером Кугельмас оповестил Дафну о еще одном симпозиуме, который ему никак нельзя пропустить; на этот раз в Сиракузах. Бросился опять в «Плазу», но второй уикэнд ни в какое сравнение не шел с первым.
– Пусти меня обратно в роман, а нет – так женись, – потребовала Эмма. – А пока я хочу устроиться работать или учиться, потому что сидеть у телевизора весь день – это спятить можно.
– Отлично. Твой заработок придется кстати, – парировал Кугельмас. – Ты тут на одной доставке еды в номер в два раза больше собственного веса потребляешь.
– Я вчера в Сентрал-парке познакомилась с одним продюсером, так он сказал, что, возможно, я пригожусь для той постановки, что у них сейчас в работе, – сказала Эмма.
– Что еще за прохвост? – насторожился Кугельмас.
– Он не прохвост. Он вежливый, и добрый, и симпатичный, его зовут Джеф там какой-то, и скоро он должен получить Оскара.
В тот же вечер Кугельмас появился у Перски пьяным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25