— Ну и почему тогда ваш дядя медлит с женитьбой? Если она та самая женщина, за которую себя выдает, то ему достаточно пожить с ней, чтобы убедиться, так это или не так, пока согласившись на ее условия, а дальше…
Эдна улыбнулась и ответила:
— Дядя собирается записать на нее некоторую собственность сразу же после того, как контракты будут подписаны. Он просто позволяет ей тешить себя тем, что она отказывается от своих прав, но это только жест, который он допускает с ее стороны.
— Что же тогда его удерживает? Почему он не женится на ней?
— Ну, — ответила она, беспокойно поежившись под пристальным взглядом адвоката. — Потому что Дорис им этого не позволит.
— При чем здесь она?
— Она собирается причинить массу неприятностей. Видите ли, развод еще не окончательный, и она намерена утверждать, что дядя Питер лгал ей по поводу размеров своего состояния, и еще целую кучу всякой всячины. Кроме того, она собирается объявить его невменяемым с поползновениями на убийство, а также заявить о том, что он кого-нибудь убьет, если его не поместят в лечебницу. Короче, она добивается, чтобы ее назначили опекуном над его имуществом.
— И это именно то, что беспокоит сейчас вашего дядю?
— Не только это. Ему хватает и других неприятностей. Он может и сам рассказать о них. Мне же нужно ваше обещание, что вы проследите за тем, чтобы ему было обеспечено должное медицинское внимание и…
Назойливо зазвонил телефон. Делла Стрит подняла трубку, послушала, прикрыла ладонью микрофон и произнесла:
— Он уже в приемной.
— Ты имеешь в виду ее дядю?
— Да. Питер Б. Кент.
Эдна Хаммер вскочила на ноги:
— Он не должен знать, что я была здесь. Если мы когда-либо еще встретимся, притворитесь, что незнакомы со мной.
— Сядьте! — приказал ей Мейсон. — Ваш дядя может и обождать, а вы…
— Нет-нет! Он не может ждать. Вы его не знаете. Вот увидите.
— Подождите минуту, — сказал Мейсон. — Есть ли кто-нибудь в доме, кого бы ваш дядя хотел убить?
В ее глазах мелькнуло отчаяние.
— Да, думаю, что да… Ох, не знаю! Не спрашивайте меня!
Она опрометью бросилась к двери. Делла Стрит посмотрела ей в след.
— Мистер Кент, — холодно объявила она, — только что оттолкнул преграждавшую ему путь девушку с коммутатора и находится на пути сюда.
Эдна Хаммер захлопнула за собой дверь, ведущую в коридор. Другая дверь из приемной широко распахнулась, чтобы впустить высокого худого мужчину. Протестующая молодая женщина вцепилась в полу его пальто и повторяла чуть не плача:
— Вам нельзя входить. Вы не имеете права врываться, вам нельзя!..
Жест Мейсона заставил ее умолкнуть.
— Все в порядке, мисс Смит, — произнес он. — Не мешайте мистеру Кенту.
Молодая женщина отпустила полу пальто. Высокий мужчина широкими шагами пересек кабинет, кивнул Мейсону, не удостоив при этом вниманием Деллу Стрит, и рухнул в кресло.
Глава 2
Питер Кент, выговаривая слова быстро и нервно, выпалил:
— Извините, что ворвался. Ничего не могу с этим поделать: проклятые нервы… не могу ждать. Когда я чего-то хочу, то я действительно этого хочу. Готов заплатить за причиненный ущерб… У меня возникло желание прийти и поговорить с вами. Возникло после разговора с племянницей… Она астролог. Изучила мой гороскоп от корки до корки. Она может все мне рассказать о моих планетах… правда, я не верю ни одному слову из этой галиматьи.
— Не верите?
— Нет, конечно нет. Но я не могу выкинуть эту проклятую чушь из головы. Вы знаете, как это бывает. Допустим, вы идете по тротуару и видите лестницу. Если вы не пройдете под ней, то возненавидите себя за то, что струсили. Если пройдете, то начнете размышлять: действительно ли это принесет вам неудачу? Это действует на нервы, потому что все время только об этом и думаешь.
Мейсон ухмыльнулся и ответил:
— Когда я прохожу под лестницей, то нимало не беспокоюсь. Мне и так хватает других забот!..
— Ну так вот, — торопливо продолжил Кент, — когда моя племянница сказала, что, согласно гороскопу, я должен обратиться к некоему адвокату, чья фамилия из шести букв, я заявил ей в ответ, что все это — чушь собачья. Затем, будь я проклят, если не начал думать об адвокатах, чьи фамилии состоят из шести букв. Она еще взглянула на какие-то там планеты и объявила, что фамилия должна иметь что-то общее с утесами, а я не знал ни одного адвоката по фамилии Стоун. Ей-богу, не знал! Затем на ум пришла ваша фамилия. Я сказал ей о вас, и она пришла в восторг. Сказала, что вы именно тот человек, который нужен. Казалось бы, сплошная чушь и ерунда. И все же я здесь.
Мейсон взглянул на секретаршу.
— В чем заключаются ваши неприятности? — спросил он.
— Моя жена оформляет развод в Санта-Барбаре. Сейчас она собирается все переиграть, отменить дело о разводе и объявить меня сумасшедшим.
— Как далеко она продвинулась с разводом?
— По делу вынесено предварительное решение.
— По закону этого штата, — сказал Мейсон, — после того как вынесено предварительное решение, дело не может быть отменено.
— Вы не знаете Дорис, — ответил Кент, нервно заламывая длинные пальцы. — Законодатели все в большей степени ориентируются на голоса женщин-избирательниц. Дорис умеет обойти законы. Замужество для нее своего рода рэкет, и она знает все трюки. Есть какой-то новый закон о том, что суд не вправе вынести окончательное решение, если стороны готовы возобновить отношения. Дорис собирается показать под присягой, что наше примирение состоялось.
— Так и было?
— Нет, но она заявляет во всеуслышание, что да. Она написала мне трогательное письмо. Я старался быть вежливым, когда писал ответ. Теперь это письмо фигурирует в качестве доказательства. Более того, она собирается заявить о каком-то мошенничестве. Мне об этом ничего не известно. Видите ли, она подала на развод в основном из-за того, что случилось в Чикаго, правда, с несколькими весомыми добавлениями о том, что случилось после того, как мы собрались в Калифорнию.
— Она подала в суд в Калифорнии?
— Да, в Санта-Барбаре.
— Как долго она живет там?
— С тех пор как я вернулся из Чикаго, — ответил Кент. — У меня два дома в Калифорнии: один в Голливуде, где я сейчас живу, другой — в Санта-Барбаре. Она прожила несколько дней со мной в Голливуде, а затем отправилась в Санта-Барбару и подала на развод.
— Какой из этих домов ваша официальная резиденция? — спросил Мейсон.
— В Санта-Барбаре. У меня в Чикаго наиболее интенсивный бизнес, и я вынужден проводить там часть своего времени, но голосую и официально проживаю в Калифорнии. Дорис подала на развод, заявив, что у нее нет денег, несмотря на тот факт, что она хапнула немало после двух своих предыдущих замужеств. Она убедила суд назначить ей временные алименты и отнести на мой счет все судебные издержки. Затем получит развод и постоянные алименты. Она вытягивает из меня полторы тысячи в месяц, да еще пытается урвать кое-что сверх того. Сейчас она узнала, что я собираюсь жениться вновь, и пришла к выводу, что может сорвать с меня солидный куш в качестве выкупа за мою свободу.
— Что еще? — как бы вскользь спросил Мейсон.
— Я влюблен. Мейсон ответил:
— Полторы тысячи в месяц — неплохое лекарство от любви. Кент промолчал.
— Какие еще неприятности? — спросил Мейсон, как врач, выясняющий дополнительные симптомы.
— Целая куча. Мой партнер, например.
— Кто он?
— Фрэнк Б. Мэддокс.
— А что с ним такое?
— Мы компаньоны по Чикаго… Мне пришлось спешно все бросить.
— Почему?
— Сугубо личные причины. Одна из них — мое здоровье. Мне нужна была смена обстановки.
— Так что по поводу вашего партнера?
С Кентом внезапно случились конвульсии. Его лицевые мускулы задергались, руки и ноги задрожали. Он поднес трясущуюся руку к исказившемуся лицу, сделал глубокий вдох, затем расслабился и произнес:
— Со мной все в порядке, просто нервная судорога, которая наступает, когда я возбужден.
Мейсон напомнил, не отрывая от него сурового испытующего взгляда:
— Вы начали говорить мне о своем партнере. Кент с усилием взял себя в руки и ответил: — Да.
— Так что же с ним?
— Я нашел Фрэнка Б. Мэддокса, когда он был помешан на изобретательстве и жил вечно без гроша в кармане в маленькой, деревянной, похожей на сарай, лавчонке на заднем дворе дома-развалюхи в одном из самых дешевых районов Чикаго. Он держал там станок для обточки клапанов, которые, по его словам, продавал для гаражей. У него даже патента не было. Тот станок, который он показывал, был единственным экземпляром и был сделан вручную из ворованных деталей. Я оказал ему поддержку и организовал «Мэддокс манифэкчуринг компани», в которой был негласным партнером. Бизнес стал приносить отличную прибыль, когда врач приказал мне отойти от дел. Я оставил все в руках Мэддокса и отправился сюда. Время от времени Мэддокс присылал мне отчеты о состоянии дел. Его письма всегда были сердечными. Затем он написал, что есть нечто такое, о чем бы он хотел переговорить со мной, и спросил, может ли приехать ко мне для совещания. Я ответил согласием. Он прибыл сюда и прихватил с собой какого-то типа по имени Дункан. Сначала он представил его как друга. Теперь выяснилось, что это адвокат; мужчина с брюшком, кустистыми бровями и пройдоха, каких мало. Он заявил, что Мэддокс вправе рассчитывать еще и на зарплату, помимо прибыли от причитающейся ему доли доходов, как партнеру, и что я будто бы написал письмо некоему обладателю патента на другой станок по обточке клапанов, где заверил, что наши интересы не пересекаются, и тем самым уменьшил стоимость нашего совместного патента, который оценивается в миллион долларов.
— Другими словами, — заметил Мейсон, — ваш партнер решил полностью прибрать к рукам бизнес, который начал приносить доход.
— Нет, ему нужен не только бизнес. Он хочет пустить мне кровь, заставив выложить еще и крупную сумму. Это самое дьявольское предложение из всех, какие я когда-либо слышал. И что бесит меня вдвойне — эта коварная змея выползла оттуда под предлогом нанести мне дружеский визит. После всего, что я сделал для него! — Кент сорвался со стула и начал в бешенстве метаться по кабинету. — Никогда не желайте денег: они губят вашу веру в человека. Люди липнут к вам, как ракушки к днищу корабля. Вы никогда больше не решитесь поверить тому, что читаете на лице человека. Вы разочаруетесь во всех и вся и перестанете помогать своим ближним!
— А все-таки, — прервал его Мейсон, — что же вы конкретно хотите от меня?
Кент быстрыми шагами направился к столу:
— Я собираюсь вывалить вам свои беды. Придите в мой дом, избавьте меня от Мэддокса и его пузатого адвоката, затем отправляйтесь в Санта-Барбару и откупитесь от моей жены.
— Когда бы вы хотели пожениться?
— Как можно скорее.
— Насколько далеко я могу зайти в своих обещаниях вашей жене?
— Пообещайте ей семьдесят пять тысяч долларов наличными.
— В дополнение к алиментам в полторы тысячи в месяц?
— Нет, сюда входит все.
— Предположим, она не пожелает их взять.
— Тогда сражайтесь… Она собирается объявить меня сумасшедшим.
— Что заставляет вас так думать?
— Когда я покинул Чикаго, то разгуливал во сне.
— Это еще не означает, что вы сумасшедший.
— Я схватил нож для разделки мяса и старался проникнуть в ее спальню.
— Как давно это было?
— Около года тому назад.
— Сейчас вы вылечились? — спросил Мейсон.
— Да, за исключением этих проклятых конвульсий и приступов нервозности.
— Когда вы хотите, чтобы я посетил ваш дом?
— Сегодня вечером, в восемь часов. Захватите с собой хорошего врача, чтобы он мог подтвердить мою вменяемость. Моя племянница говорит, что прочитала по звездам, — это будет хороший ход.
Мейсон медленно покачал головой.
— Ваша племянница, — произнес он, — кажется, пользуется большим влиянием… благодаря звездам.
— Она просто читает по ним. В уме ей не откажешь.
— Есть ли у вас другие родственники? — поинтересовался Мейсон.
— Да, сводный брат, П.Л. Риз, который живет со мной. К слову, я хочу, чтобы к нему со временем перешла вся моя собственность.
— А как же племянница? — спросил Мейсон.
— Моя племянница в этом не нуждается. Парень, ее жених, имеет столько денег, что их с избытком хватит на двоих. Фактически это была его идея, чтобы я составил новое завещание. Видите ли, Эдна чересчур избалована. Харрис, так зовут того, за которого она собирается замуж, вбил себе в голову, что один из путей к тому, чтобы его женитьба оказалась удачной, — воздействовать на нее, играя на струнах, которые тянутся от кошелька.
— Предположим, она и Харрис не поладят? — продолжал допытываться Мейсон.
— Тогда я снова переделаю завещание.
— Может оказаться слишком поздно, — предположил Мейсон. Кент нахмурился и затем ответил:
— О, я вижу, куда вы клоните. Я и сам думал об этом. Но разве нельзя оговорить условия по завещанию?
— Да, это можно, — ответил Мейсон.
— Тогда этим мы и займемся. Я хочу, чтобы Эллен Уорингтон, моя секретарша, получила двадцать пять тысяч долларов. Она мне предана, и я не хочу, чтобы ей пришлось искать работу после моей смерти. Затем оговорим условие, по которому весь доход будет поступать моему сводному брату до тех пор, пока Эдна будет замужем за Джеральдом Харрисом. В случае развода ей причитается половина дохода.
— Знает ли ваш сводный брат, что вы собираетесь оставить ему всю свою собственность?
— Да, знает.
— Допустим, он будет разочарован, узнав, что вы внесли условия в завещание, — не отступал Мейсон.
— О нет. Я не намерен отдавать в его руки ничего, кроме собственности. Он плохой финансист.
— Почему? Разве он пьет?
— Нет-нет, дело не в этом. Он немного странный.
— Вы имеете в виду, в психическом плане?
— Ну, он нервный тип, всегда слишком озабочен своим здоровьем. Врач сказал, что он, как они это называют, ипохондрик.
— Были ли у него когда-нибудь собственные деньги? — справился Мейсон.
Кент кивнул и ответил:
— Да, но он предпринял довольно неудачные финансовые операции и прогорел, а посему озлобился и стал придерживаться крайних взглядов. Из-за того, что ему не повезло, он склонен относиться с неприязнью к любому успеху остальных.
1 2 3 4