Возможно, речь идёт о коллективном псевдониме, а возможно, нас просто водят за нос.
– Что могло послужить причиной мощного электромагнитного импульса, про который вы недавно упоминали? – поинтересовался Цимбаларь. – Я к тому, что давно ходят слухи о создании секретного оружия, работающего на этом принципе.
– Электромагнитные бомбы уже поступили на вооружение как у нас, так и за рубежом, но характер их действия совершенно иной. А если говорить о природных факторах, то такое могло бы произойти в случае прорыва вещества земного ядра к поверхности, вероятность чего практически равна нулю… По-моему, вы ищете причину взрывов совсем не там. Эта причина кроется в извращённом человеческом сознании. – Горемыкин постучал пальцем по собственной голове.
– Совершенно верно! – подтвердил Кондаков. – Помню, в тысяча девятьсот семьдесят первом году было со мной одно происшествие…
– Оно имеет отношение к делу? – перебил его Горемыкин.
– Я бы не сказал. Но случай поучительный.
– Тогда оставьте его до следующего раза.
– Конечно, конечно, – не стал упираться Кондаков. – В общем-то направление расследования понятно. Только уж больно сил маловато. Эпизодов в деле немерено, а нас всего четверо.
– И, кроме того, неограниченная помощь всех служб отдела, – напомнил Горемыкин. – Да и вам пора наконец заняться громким, значимым делом. Хватит размениваться по мелочам. Пусть ни у кого в верхах не возникнет даже мысли об иждивенческой позиции особого отдела. Так что придётся постараться… А свободных оперативников у нас, сами знаете, нет. Штаты и так каждый год урезают.
– Вот это уже форменный непорядок, – скорбно вздохнул Кондаков. – Не ценят у нас истинных профессионалов, ох не ценят! То ли дело было при Юрии Владимировиче Андропове!
– А тем более при Лаврентии Павловиче Берии, – в тон ему добавил Цимбаларь.
– Каковы сроки расследования? – осведомился Ваня.
– Неопределённые. – Горемыкин пожал плечами. – Если верить письму, скоро могут последовать новые взрывы. А мы пока не имеем никакой возможности предотвратить их. Охота за преступниками ещё только началась. Трудно сказать, как долго она продлится. Но успех придёт лишь тогда, когда вы сможете работать на опережение.
За всех ответил Кондаков:
– Постараемся оправдать оказанное нам доверие.
– Тогда можете быть свободны. От еженедельных отчётов я вас освобождаю. На доклад явитесь после завершения операции… Или после её провала.
– А удачи вы нам не пожелаете? – осведомилась повеселевшая Людочка.
– В структуре особого отдела имеется специальная группа, работающая над тем, чтобы перевести такое понятие, как «удача», из сферы идеалистической в сферу рационально-материалистическую, – ответил Горемыкин. – В списке на получение готового продукта вы значитесь первыми.
Скорее всего, это была шутка, но Горемыкин выдал её с убийственной серьёзностью.

После завершения аудиенции оперативная группа в полном составе переместилась в кабинет Кондакова, хотя и не самый просторный на этаже, но самый обжитой. Здесь и электроплитка имелась, и кое-какая посуда, и даже маленький холодильник, встроенный в канцелярский шкаф.
Что касается кабинета Цимбаларя, то там никотиновым ядом пропитались даже шторы, а уборщицы воздерживались от скандала только благодаря богатой ежедневной добыче в виде пустой стеклотары. Людочка персонального кабинета вообще не имела, деля служебный кров со стервозной Шуркой Капитоновой, специалисткой по аномальному поведению животных, у которой в ящике стола жили африканские тараканы, способные предсказывать мор, засуху и военные перевороты.
Когда все с комфортом разместились в мягких креслах, временно позаимствованных Кондаковым в хранилище вещественных доказательств, Людочка откровенно призналась:
– Приступая к новому делу, я почему-то каждый раз испытываю опасение сесть в галошу. Вам, Пётр Фомич, такое чувство, наверное, незнакомо?
– Почему же… Только у меня возникают опасения совсем другого рода. А вдруг это последнее дело, доверенное мне? Отстранят от оперативной работы – я и засохну с тоски.
– Уверен, что в ближайшее время тебе это не грозит, – сказал Ваня, целиком утонувший в кресле, мало того, что мягком, так ещё и основательно продавленном. – Цвети себе и дальше.
– Хватит вам, в натуре, придуриваться, – поморщился Цимбаларь. – ФСБ по этому делу уже целую неделю работает, а мы всё ещё раскачиваемся. Обмениваемся впечатлениями о личных переживаниях… Надо бы подсуетиться.
– Честно сказать, больше всего меня волнуют не эти уму непостижимые взрывы и даже не таинственный Гладиатор, а то, что параллельное расследование проводит другая оперативная группа, причём обладающая гораздо большими возможностями, чем мы, – произнёс Ваня. – Похоже на соревнование рысака с борзой. Если борзая и победит, её всё равно затопчут… В моей профессиональной практике подобного прецедента ещё не случалось.
– А в моей Сколько угодно, – сообщил Кондаков. – По теракту, случившемуся в московском метро в семидесятые годы, работали все вместе – и комитет, и милиция, и даже военная контрразведка. Правда, милиция была в основном на подхвате. Но армянский след нащупала именно она. Министр внутренних дел Щёлоков за это боевой орден получил.
– Ну-ну, – скептически усмехнулся Цимбаларь. – А теперь говорят, что тот взрыв в метро устроила сама милиция, дабы раздуть штаты и получить чрезвычайные полномочия. Армян-диссидентов просто подставили. Недаром на суде они отказались от всех предыдущих показаний.
– Это кто говорит? – вспылил Кондаков. – Враги! А ты, олух царя небесного, поёшь, как попугай, под их дудку!
– Ты сам попугай щёлоковский, – не остался в долгу Цимбаларь. – От старости все извилины в мозгу сгладились.
Конфликт погасила Людочка, что с некоторых пор чуть ли не стало входить в круг её обязанностей.
– Как мне показалось, дурное настроение Горемыкина связано именно с тем, что он оказался в положении мальчика для битья, – задумчиво произнесла она, зажимая ладошкой злоехидный рот Цимбаларя. – Во многом я солидарна с Ваней. Если преступление останется нераскрытым, это может навлечь репрессии на особый отдел, который и без того многим стоит поперёк горла. А в случае удачи все заслуги припишет себе ФСБ. Мы так или иначе останемся в дураках.
– Лично я придерживаюсь другого мнения, – заявил Кондаков, уже заразившийся от Цимбаларя духом противоречия. – Здесь просматривается какая-то особая, скрытая политика. Действуя параллельно с ФСБ, нам поневоле придётся придерживаться методов, которые у них считаются неприемлемыми или малоэффективными. Новейшим спецсредствам и психотропным веществам мы противопоставим пронырливость Вани, очарование Людочки, напор Сашки Цимбаларя и мой колоссальный опыт. Вероятность конечного успеха от этого многократно возрастёт… Помню, в июле тысяча девятьсот восемьдесят второго года…
– Как я погляжу, завидная у тебя память, Пётр Фомич, – на этот раз ветерана прервал Ваня Коршун. – А про тысчонку, позаимствованную у меня три месяца назад, ты, похоже, напрочь забыл.
– Неужели? – Слегка огорошенный таким заявлением Кондаков принялся перелистывать настольный календарь. – Действительно, был такой грех! Как это у меня из головы выскочило! Надо же – целая тысяча рублей… Ввиду временной неплатёжеспособности должника предлагаю данную сумму реструктурировать и разместить в ценных бумагах сроком, скажем, на год. Так сейчас во всём мире делается. Внутренний долг Штатов, например, составляет астрономическую сумму в несколько триллионов долларов. И ничего, живут себе припеваючи.
– Что ты имеешь в виду под ценными бумагами? – осведомился Ваня. – Расписки?
– Можно сказать и так.
– Понятно… Ты, Пётр Фомич, в современной экономике сильно преуспел. Излагаешь как профессор. А вот про такую мелочь, как проценты, забыл. Непорядок получается.
– Да ты все эти проценты сдобными булочками и ванильными сухариками давно выбрал, – не растерялся Кондаков. – Это не считая чаёв с вареньем да домашнего кваса с мочёным горохом. Ты ведь только с виду маленький, а жрёшь, как годовалый подсвинок.
– Все слышали? – Ваня призвал в свидетели Цимбаларя и Людочку. – Впредь этому сквалыжнику ни копейки не давать. Что касается меня, адекватные экономические санкции не заставят себя ждать. Припомню я тебе и горох, и варенье!
– Ладно, ладно, я пошутил. – Кондаков, что называется, решил сделать хорошую мину при плохой игре. – С первых же премиальных обязательно отдам. Представляешь, сколько нам отвалят, коли Гладиатора выловим! По окладу, не меньше.
– Так и быть, – буркнул Ваня. – Пару недель подожду…

– С чего начнём расследование? – осведомился Цимбаларь, когда вопрос о долге с грехом пополам утрясли.
– Как всегда, со сбора информации на местах, – сказал Кондаков таким тоном, будто бы минуту назад его не кляли самыми последними словами. – Кому-то надо отправляться на перегон Остров– Пыталово и всё там досконально разузнать. А главное, поговорить по душам с путейцем Посибеевым. О каких это кошмарных видениях он, интересно, умолчал? Учитывая специфику задания, справиться с ним может только Сашка Цимбаларь.
– Кто же ещё… – с ехидцей произнёс будущий майор. – Оказывается, я крупный специалист по таким типам, как Посибеев. А в особенности по их алкогольным кошмарам.
– Уж этого от тебя не отнимешь, – развела руками Людочка. – Сам знаешь, что сапожнику проще разговаривать с сапожником, а рыбаку с рыбаком… Кроме того, не мешало бы побывать на берегу Финского залива, а заодно поинтересоваться почтовым ящиком, в который было брошено письмо Гладиатора.
– На предмет чего? – спросил Ваня.
– На предмет установления истинного автора письма. Сомневаюсь, что ради такой нужды москвич попрётся на Ленинградский вокзал, ведь в округе и других ящиков предостаточно. По штемпелю на конверте можно определить не только дату, но и промежуток времени, в который письмо было опущено в ящик. На Ленинградский вокзал, как мне известно, прибывает гораздо меньше составов, чем, скажем, на Киевский или Ярославский. Желательно опросить проводников всех поездов, которые могли доставить письмо в Москву, например, из Петербурга или Мурманска.. Авось кто-то из них нарисует нам словесный портрет Гладиатора. Я бы рекомендовала привлечь на помощь транспортную милицию. У них есть радиосвязь с каждым пассажирским составом. Шанс невелик, но он существует.
– Никто из проводников не признается. – Ваня с сомнением покачал головой. – Сейчас за это и работы можно лишиться.
– Мы ведь их не под протокол будем допрашивать Пусть просто шепнут на ушко.
– Похоже, за это безнадёжное дело придётся взяться мне, – сказал Кондаков. – С почтовой службой я сталкивался неоднократно. Однажды пришлось целые сутки просидеть в зашитом мешке со страховой корреспонденцией. Специально перед этим сделал себе клизму, чтобы не опростоволоситься, а преступник так и не явился. Впоследствии выяснилось, что бандероли и ценные письма похищала сама начальница страхового участка, прекрасно знавшая о засаде. А я, дурак, переспал с ней накануне.
– Только не надо этих гривуазных подробностей, – запротестовала деликатная Людочка. – Пожилой человек, а туда же… Постеснялись бы.
– Это, миленькая, не гривуазности, а повседневная жизнь нормального сыскаря, – произнёс Кондаков покровительственным тоном. – Сегодня он нежится на махровых простынях в обнимку с аппетитной осведомительницей, а завтра ныряет в переполненный до краёв нужник. Причём без всякого водолазного снаряжения, как говорится, на голом энтузиазме… То же самое касается и сыскарей дамского пола. Прослужишь ещё хотя бы десять лет, так ради оперативной необходимости и в стриптизе спляшешь, и на панель выйдешь, и хипесницей поработаешь. В каждой профессии имеются свои издержки. Любишь с парашютом прыгать, готовься и об землю расшибиться.
– На это я не подписывалась. – Похоже, Людочка воспринимала слова Кондакова как очередной грубоватый розыгрыш.
– А куда денешься, если приспичит? Дублёршу вместе себя пошлёшь? Или переодетого Цимбаларя? Так он даже в парике и с накладной грудью за полноценную бабенку не сойдёт.
– Ты, Пётр Фомич, девушку зря не запугивай, – сказал Ваня Коршун, за годы неблагодарной, но любимой работы тоже вдоволь нахлебавшийся всякого дерьма. – Ишь, разошёлся на старости лет! На словах многое куда страшней, чем на самом деле. Охота, говорят, пуще неволи В запале, бывает, такое совершишь, о чём раньше и подумать не смел… Но если с умом действовать, можно и задание выполнить, и невинность соблюсти. Всё от человека зависит. Хотя среди сыскарей женского пола имеются любительницы совместить приятное с полезным. Между прочим, начальство на это смотрит сквозь пальцы.
– Ну и пусть! В таких вопросах начальство мне не указ, – стояла на своем Людочка. – А перед богом и своими близкими они обыкновенные стервы. И я их понять не могу.
– Тут, знаешь ли, многое от темперамента зависит. – Кондаков продолжал демонстрировать свои богатые познания в сексуальных вопросах, к сожалению, чисто теоретические. – Случается, что и особы королевских кровей в блуд пускаются… Неужели у тебя самой не бывает эротических фантазий?
– Ну, начинается, – застонал Цимбаларь, но на этот крик души никто даже внимания не обратил.
– Фантазии бывают, – не стала отпираться Людочка. – Вчера ночью, например, я целовалась во сне с тенью отца Гамлета. Это всё благодаря влиянию знатока ангельской речи господина Кульяно.
– Уж лучше бы с Полонием, – скривился Цимбаларь. – Тот хоть понимал толк в альковных забавах.
– Отстань! – отмахнулась Людочка. – А однажды мне приснился папа римский. Подкатывал с нескромными предложениями и обещал причислить к лику святых. Но это уже из разряда кошмаров.
– Нет, ты явно больной человек, – посочувствовал Цимбаларь. – Или, наоборот, чересчур здоровый. Поэтому езжай ты лучше по маршруту Харьков– Ливадия.
1 2 3 4 5 6 7 8