К тому же она улыбнулась.
– Вы часто так делаете, господин следователь?
– Бывает.
– И как, срабатывает?
– В плане статистики? Не очень.
Она рассмеялась и с интересом посмотрела на Харри. Потом пожала плечами.
– А почему бы и нет? Среда у меня выходной. Встречаемся в девять. И платишь ты, snutjavel. Негодник (шведск.).



3
Епископ, боксер и медуза

Когда Харри открыл глаза, было всего три часа ночи. Он попытался заснуть снова, но не мог отвлечься от мыслей о странном убийстве Ингер Холтер и о том, что сейчас в Осло восемь вечера. К тому же он вспоминал веснушчатое лицо, которое видел всего пару минут, а потом чувствовал себя последним дураком.
– Ну и олух ты, Холе! – ругал он себя шепотом в темноте.
В шесть часов он понял, что надо вставать. Приняв освежающий душ, Харри вышел навстречу неяркому небу и утреннему солнцу и стал искать, где бы позавтракать. Со стороны Сити доносился гул, но городская суета пока еще не достигла своего пика. У района Кингз-Кросс был свой шарм, свое очарование небрежности, и Харри заметил, что идет, напевая какой-то веселый мотивчик. На улицах пусто, если не считать нескольких загулявшихся полуночников, спящей парочки, мило устроившейся под одеялом на лестнице, и легко одетой бледной проститутки, заступившей на утреннюю смену.
Возле ресторанчика у обочины стоял его владелец и мыл тротуар. В замечательном настроении Харри заказал ветчину и тост и расправился с завтраком, глядя, как легкий ветерок заигрывает с салфеткой на столе.

– Что-то рановато, Хоули, – сказал Маккормак. – Ну и правильно: мозг лучше всего работает утром, между половиной седьмого и одиннадцатью. А потом уже толку не жди. К тому же с утра тут тихо. Зато в девять начинается такой бедлам, что я простой мысли в голове удержать не могу. Ты, думаю, тоже. А вот у сына в комнате вечно гремит магнитофон. Говорит, в тишине он не может делать уроки. Представляешь?
– …
– Но вчера я решил, что с меня хватит, вошел к нему и вырубил эту адскую машину. А он кричит: «Я иначе не могу сосредоточиться!» Я ему сказал, что нормальные люди так не читают. А он мину скорчил: «Люди, папуля, бывают разные!» Ну что с него взять, в его-то возрасте?
Маккормак приумолк и посмотрел на фотографию на своем столе.
– А у тебя есть дети, Хоули? Нет? Я вот иногда задаюсь вопросом: чего я, собственно говоря, достиг в жизни? Кстати, в какой дыре тебя поселили?
– Отель «Кресент» на Кингз-Кросс, сэр.
– Ну да, Кингз-Кросс. Ты не первый норвежец, которому довелось там пожить. Пару лет назад сюда с официальным визитом приезжал епископ Норвегии или вроде того – не помню, как по имени. Но помню, его ребята заказали ему номер в отеле на Кингз-Кросс. Решили, что «Кингз-Кросс» – это «Царский крест» или что-нибудь еще в библейском духе. Ну, значит, приезжает он туда, сразу же попадает на глаза местным шлюхам, и одна из них подходит к нему и делает довольно откровенное предложение. Бьюсь об заклад, епископ выписался из отеля еще до того, как туда занесли его чемоданы…
Маккормак смеялся, пока на глазах не выступили слезы.
– Вот оно как, Хоули. Ну так чем думаешь заняться сегодня?
– Думал взглянуть на тело Ингер Холтер, пока его не отправили в Норвегию, сэр.
– Дождись Кенсингтона – он проводит тебя до морга. Но ты ведь читал копию отчета о вскрытии?
– Да, конечно, просто я…
– Просто – что?
Отвернувшись к окну, Маккормак пробормотал что-то, что Харри принял за одобрение.

На улице было плюс двадцать восемь, а в подвале морга Южного Сиднея – плюс восемь.
– Много нового узнал? – спросил Эндрю, поплотнее запахиваясь в пиджак.
– Да в общем-то нет. – Харри смотрел на останки Ингер Холтер. Лицо при падении относительно не пострадало. Да, кончик носа разбит, на одной щеке – заметная вмятина, но никаких сомнений в том, что это лицо той самой улыбающейся девушки с фотографии, приложенной к полицейскому отчету. Вокруг шеи черные отметины, по всему телу – синяки, раны и несколько глубоких порезов, а в одном месте видна белая кость.
– Родители хотят посмотреть на снимки. Норвежский посол пытался их отговорить, но адвокат настоял. Не думаю, что матери стоит видеть дочь в таком виде, – покачал головой Эндрю.
Харри взял лупу и стал внимательно изучать синяки на шее.
– Душили голыми руками. Это не так-то просто. Убийце либо силы не занимать, либо он одержим жаждой убийства.
– Или есть опыт в подобных делах.
Харри посмотрел на Эндрю.
– В смысле?
– У нее нет ни кожи под ногтями, ни волос убийцы на одежде, по рукам не скажешь, что она отбивалась. Она погибла так быстро, что почти не успела оказать сопротивление.
– Вы с похожим уже сталкивались?
Эндрю пожал плечами:
– Поработай здесь с мое – любое убийство будет на что-то похоже.
Да нет, подумал Харри. Как раз наоборот. Чем дольше работаешь, тем больше убеждаешься, что в каждом убийстве есть свои детали и нюансы, делающие его непохожим на остальные.
Эндрю посмотрел на часы:
– Через полчаса утреннее совещание. Надо поторапливаться.

Начальником следственной группы был Ларри Уодкинс, выпускник юридического факультета, стремительно взбежавший по карьерной лестнице. Губы тонкие, волосы редкие. Говорит кратко, быстро и по делу, не заботясь о ненужных интонациях и прилагательных.
– Да и о вежливости, – признался Эндрю. – Опытный следователь, но не из тех, кого просишь позвонить родителям, когда дочь находят мертвой. К тому же он, когда нервничает, начинает ругаться.
Правая рука Уодкинса – Сергей Лебье, подтянутый югослав с бритой головой и острой бородкой, что делало его похожим на Мефистофеля в костюме. Вообще-то Эндрю недолюбливал людей, которые слишком заботятся о своей внешности.
– Но Лебье – совсем другое дело. Он не павлин, просто хочет выглядеть аккуратно. А еще у него есть привычка во время разговора изучать свои ногти. Но не чтобы кого-то задеть. А в обеденный перерыв он чистит свои туфли. И разговаривать особо не любит: ни о себе, ни о чем-либо другом.
Самым младшим в команде был Юн Суэ – невысокий сухощавый паренек с неизменной улыбкой. Его семья приехала в Австралию из Китая тридцать лет тому назад. А лет десять назад, когда Суэ было девятнадцать, родители решили съездить на родину и не вернулись. Дед говорил, что сын «ввязался в политику», но не распространялся на эту тему. Суэ так и не узнал, что же с ними произошло. Теперь на нем были старики и двое младших братьев, поэтому он работал по двенадцать часов в сутки, из которых по меньшей мере десять улыбался.
– Если знаешь тупую шутку – расскажи ее Суэ. Он смеется надо всем, – говорил Эндрю по дороге.
Итак, все они собрались в тесной комнатушке с жалобно скрипящим вентилятором под потолком. Уодкинс встал у доски и представил Харри остальным.
– Наш норвежский коллега перевел письмо, найденное в квартире Ингер. Что ты можешь о нем рассказать, Хоул?
– Хоу-ли.
– Прошу прощения, Хоули.
– Ну, она пишет о человеке по имени Эванс. И судя по всему, именно его она держит за руку на фотографии над письменным столом.
– Мы проверили, – сказал Лебье. – Похоже, что это Эванс Уайт.
– Вот как? – Уодкинс удивленно поднял тонкую бровь.
– О нем нам известно не так много. Родители приехали из Штатов в конце шестидесятых и получили вид на жительство. Тогда это не было проблемой, – добавил Лебье. – Так или иначе, они колесили по стране, практикуя вегетарианство и балуясь марихуаной и ЛСД, по тем временам дело обычное. Потом родился Эванс, родители развелись, и когда парню было восемнадцать, отец уехал обратно в Штаты. Мать занимается знахарством, сайентологией и всякого рода мистикой. На каком-то ранчо на Золотом берегу она открыла свое заведение, так называемый «Хрустальный храм», и там продает туристам и духовным искателям камни-амулеты и всякое привозное барахло из Таиланда. В восемнадцать лет Эванс решил заняться тем же, что и большинство австралийских подростков, – он посмотрел на Харри. – То есть ничем.
Эндрю откинулся на спинку кресла и громко пробурчал:
– Да, хорошо просто бродить по Австралии, заниматься серфингом и жить на деньги налогоплательщиков. Отличная социальная система, отличный климат. Отличная у нас страна! – И он снова сел прямо.
– У него уже давно нет определенного места жительства, – продолжил Лебье. – Но нам известно, что не так давно он обитал где-то на окраине Сиднея вместе с «белой рванью». Однако те, у кого мы спрашивали, говорят, он куда-то запропал. Его ни разу не арестовывали. Так что единственное его фото, какое у нас есть, – фотография на паспорт, который он получил в тринадцать.
– Да вы волшебники, – заметил Харри. – Это ж как вам удалось по одной фотографии и имени так быстро отыскать парня среди восемнадцати миллионов?
Лебье кивнул на Кенсингтона.
– Эндрю узнал город на фотографии. Копию фотографии мы отправили в местный полицейский участок, и они выдали нам имя. Оказалось, что там парень «занимает положение в определенных кругах». В переводе на нормальный язык это значит, что он – один из наркобаронов, торгует марихуаной.
– Судя по всему, городок совсем небольшой, – предположил Харри.
– Нимбин, свыше тысячи жителей, – сообщил Эндрю. – Основным занятием было молочное животноводство, до тех пор пока в 1973 году Австралийское национальное студенческое общество не надумало провести так называемый фестиваль «Аквариус». – На лицах у присутствующих появились ухмылки. – Собственно говоря, лозунгами фестиваля были идеализм, альтернативный образ жизни, возврат к природе и все такое прочее. Газеты только и писали, что о студентах, которые ходили нагишом и занимались сексом направо и налево, не считаясь с приличиями. Праздник длился десять дней, но кое у кого он затянулся. Почва в окрестностях Нимбина плодородная. Для всего. И сейчас я, если можно так выразиться, сомневаюсь, что молочное животноводство там по-прежнему важнейшая статья дохода. На главной улице, в пятидесяти метрах от полицейского участка, находится самый открытый в Австралии рынок, где торгуют марихуаной. Не удивлюсь, если и ЛСД.
– Так или иначе, – подытожил Лебье, – Эванса, если верить полиции, недавно видели в Нимбине.
– В настоящее время губернатор Нового Южного Уэльса развернул борьбу с наркотиками, – вставил Уодкинс. – Должно быть, правительство заставило его ужесточить меры против растущей наркомании.
– Точно, – кивнул Лебье. – Полиция делает аэрофотосъемку полей, засеянных коноплей.
– К делу, – сказал Уодкинс. – Нужно найти этого парня. Кенсингтон, ты, похоже, неплохо ориентируешься в тех краях, а вам, Хоули, будет интересно поездить по Австралии. Маккормак позвонит в Нимбин, предупредит о вашем приезде. Юн, продолжай стучать по клавиатуре и искать, искать, искать. Let's make some good! Давайте сделаем что-нибудь хорошее! (англ.) – цитата из фильма Брайана Де Пальмы «Неприкасаемые».


– Let's have some dinner, Давайте пообедаем (англ.).

– бросил Эндрю.

Смешавшись с туристами, они сели на монорельс до бухты Дарлинг, сошли в Харборсайде и расположились на обед в кафе под открытым небом с видом на залив.
Мимо продефилировали длинные ноги на высоких шпильках. Эндрю не постеснялся охнуть и присвистнуть, обратив на себя внимание посетителей. Харри покачал головой.
– Как поживает твой друг Отто?
– Ну… Места себе не находит. Ему предпочли женщину. Говорит, если у твоего любовника кроме тебя есть женщина, он останется с ней, а не с тобой. Не беда, ему не впервой. Как-нибудь переживет.
Харри показалось, что на него упала пара капель. Он удивленно взглянул на небо – и правда, с северо-запада незаметно подкралась тяжелая грозовая туча.
– А как ты узнал Нимбин по фотографии какого-то дома?
– Нимбин? Забыл тебе сказать: я старый хиппи, – осклабился Эндрю. – Всем известно, что те, кто хвастает, будто помнит фестиваль «Аквариус», на самом деле врут. Ну я-то во всяком случае помню дома на главной улице. И ощущение, как будто оказался в бандитском городке из вестерна, раскрашенном каким-то психом в сиреневый и золотой. Думаю, эти цвета застряли в моем подсознании, так на меня подействовало их сочетание. И я сразу вспомнил про них, увидев ту фотографию.

После обеда Уодкинс созвал еще одно совещание. На этот раз кое-что интересное удалось найти Юн Суэ.
– Я просмотрел все нераскрытые убийства в Новом Южном Уэльсе за последние десять лет и нашел четыре похожих на наше. Трупы найдены в глухих местах: два в мусорных кучах, один – на опушке леса, возле шоссе, и еще один всплыл в реке Дарлинг. Женщины сперва были изнасилованы и убиты в другом месте, а потом выброшены. И что самое важное – все до одной задушены и у всех на шее были синяки от пальцев.
Юн Суэ ослепительно улыбнулся.
Уодкинс откашлялся:
– Тебя малость занесло, Суэ. Удушение – не такой уж редкий способ убийства, если оно сопряжено с изнасилованием. А география, Суэ? Река Дарлинг – это черт-те где! За сто километров от Сиднея.
– Здесь загвоздка, сэр. Я не могу выявить никакой территориальной закономерности.
Вид у Юна был измученный.
– Тогда не думаю, что на основании того, что за десять лет по всей стране были найдены четыре задушенные женщины…
– Еще кое-что, сэр. У всех них светлые волосы. И не просто светлые, а белые.
Лебье тихо присвистнул. За столом стало тихо.
Лицо Уодкинса оставалось недоверчивым:
– Юн, ты можешь сделать кое-какие подсчеты? Посмотри статистику, прикинь, как эти дела с ней соотносятся, насколько они выходят за рамки обычного, чтобы нам не бить тревогу раньше времени. Для большей надежности проверь всю Австралию. Разбери в том числе нераскрытые случаи изнасилования. Может, там что найдется.
– На это уйдет какое-то время. Но я постараюсь, сэр, – снова улыбнулся Юн.
– Хорошо. Кенсингтон и Хоули, почему вы еще не в Нимбине?
– Уезжаем завтра утром, сэр, – ответил Эндрю. – В Литгау свежий случай изнасилования, и я хочу сначала заняться им. Мне кажется, здесь возможна какая-то связь с нашим делом. Мы как раз собирались туда отправиться.
1 2 3 4 5 6