Женщинам приличествует оплакивать, мужчинам - помнить.
От поспешности недалеко и до страха, тогда как медлительность ближе к подлинной стойкости.
Одобрение и громкая слава (…) более благосклонны к ораторам, чем к поэтам; ведь посредственные поэты никому не известны, а хороших знают лишь очень немногие.
[Об ораторах времен империи:] Обреченные льстить, они никогда не кажутся властителям в достаточной мере рабами, а нам - достаточно независимыми.
Мало не быть больным; я хочу, чтобы человек был смел, полнокровен, бодр; и в ком хвалят только его здоровье, тому рукой подать до болезни.
Люди устроены природою таким образом, что, находясь в безопасности, они любят следить за опасностями, угрожающими другому.
Великое и яркое красноречие - дитя своеволия, которое неразумные называют свободой; оно неизменно сопутствует мятежам, подстрекает предающийся буйству народ, безрассудно, самоуверенно; в благоустроенных государствах оно вообще не рождается. Слышали ли мы хоть об одном ораторе у лакедемонян, хоть об одном у критян? А об отличавших эти государства строжайшем порядке и строжайших законах толкуют и посейчас. Не знаем мы и красноречия македонян и персов и любого другого народа, который удерживался в повиновении твердой рукою.
Пусть каждый пользуется благами своего века, не порицая чужого.
Мы (…) явили поистине великий пример терпения; и если былые поколения видели, что представляет собой ничем не ограниченная свобода, то мы - такое же порабощение, ибо нескончаемые преследования отняли у нас возможность общаться, высказывать свои мысли и слушать других. И вместе с голосом мы бы утратили также самую память, если бы забывать было бы столько же в нашей власти, как безмолвствовать.
Лишь в малом числе пережили мы их [казненных] и, я бы сказал, даже самих себя, изъятые из жизни на протяжении стольких, и притом лучших, лет.
Не всегда молва заблуждается, порой и она делает правильный выбор.
Для подчиненных одинаково пагубны как раздоры между начальниками, так и единодушие их.
Во всякой войне (…) удачу каждый приписывает себе, а вину за несчастья возлагают на одного.
Все неведомое кажется особенно драгоценным.
Создав пустыню, они говорят, что принесли мир. (Британцы о римлянах.)
Боязнь и устрашение - слабые скрепы любви: устранить их - и те, кто перестанет бояться, начнут ненавидеть.
Честная смерть лучше позорной жизни.
Человеческой душе свойственно питать ненависть к тем, кому мы нанесли оскорбление.
Если историк льстит, чтобы преуспеть, то лесть его противна каждому, к наветам же и клевете все прислушиваются охотно; оно и понятно: льстец мерзок и подобен рабу, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде.
Я думаю (…) рассказать о принципате Нервы и о владычестве Траяна, о годах редкого счастья, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает.
У кого нет врагов, того губят друзья.
Дурные люди всегда будут сожалеть о Нероне; нам с тобой следует позаботиться, чтобы не стали жалеть о нем и хорошие. (Император Гальба - своему преемнику Пизону.)
Тебе (…) предстоит править людьми, неспособными выносить ни настоящее рабство, ни настоящую свободу. (Император Гальба - Пизону.)
Правители всегда подозревают и ненавидят тех, кто может прийти им на смену.
Смерть равняет всех, таков закон природы, но с ней приходит либо забвение, либо слава в потомстве. Если же один конец ждет и правого и виноватого, то достойнее настоящего человека погибнуть не даром.
На преступление [государственный переворот] шли лишь немногие, сочувствовали ему многие, а готовились и выжидали все.
Власть, добытую преступлением, еще никто никогда не сумел использовать во благо.
Преступлению (…) нужна внезапность, доброму делу - время.
В позоре спасения нет.
Трудно сказать, был ли Пизон в самом деле врагом Виния или враги Виния хотели в это верить: всегда легче считать, что человеком движет ненависть.
Стремясь стать владыкой, он вел себя, как раб. (О заискиваниях будущего императора Отона перед толпой.)
Как бывает обычно, (…) лучшими казались те меры, время для которых было безвозвратно упущено.
Частным человеком казался он [Гальба] выше частного и, по общему мнению, мог бы править, если бы не был правителем.
[О междоусобной войне:] Победитель все равно будет хуже побежденного.
Человек всегда спешит примкнуть к другим, но медлит быть первым.
Во время гражданских смут самое безопасное - действовать и идти вперед, а не рассуждать.
Подлость - более короткий путь к должностям, которые даются обычно в награду за доблесть.
Преступно захваченную власть не удержать, внезапно вернувшись к умеренности и древней суровости нравов.
В гражданской войне (…) победители и побежденные никогда не примиряются надолго.
Погибнут оба - один оттого, что проиграл войну, другой - оттого, что ее выиграл.
Лучших вела любовь к отечеству, многих подталкивала надежда пограбить, иные рассчитывали поправить расстроенное состояние. И хорошие люди, и дурные - по разным причинам, но с равным пылом - жаждали войны.
Так уж устроены люди: с неодобрением смотрят они на каждого, кто внезапно возвысился, и больше всего скромности требуют от человека, который недавно был им равен.
В веселии чернь столь же необузданна, как и в ярости.
Во время гражданской войны солдатам позволено больше, чем полководцам.
Много говорит о смерти лишь тот, кто ее боится.
Легче увлечь за собой целую толпу, чем спастись от коварства одного человека.
Когда человек задумал какое-то дело, близкие обычно предсказывают ему успех.
Каждому, кто попадает на вершину могущества, в первую минуту глаза как бы застит туманом.
Армия, которую еще никто не видел, всегда кажется опаснее.
Деньги - становая жила войны.
Неограниченная власть никому не внушает доверия.
Дело воина - стремиться в бой, дело командира - не торопиться.
Самое худшее, что можно выбрать в беде, - средняя линия.
Как часто бывает в минуты смертельной опасности, все командовали, и никто не выполнял команд.
[Вителлий] думал, что дружбу приобретают не верностью, а богатыми подарками, и поэтому окружали его не друзья, а скорее наемники.
Во время смут и беспорядков чем хуже человек, тем легче ему взять верх; править же в мирное время способны лишь люди честные и порядочные.
Единственное благо - честность, единственное зло - подлость; власть же, знатность и все прочее, постороннее душе человеческой, - не благо и не зло.
Плохим императорам нравится неограниченная власть, хорошим - умеренная свобода.
У победителей никто объяснений не требует.
Особенно трусят те, кто кричат больше всех.
Война привлекала его больше, нежели ее исход. (Об одном из полководцев Вителлин.)
Люди уходят, примеры остаются.
Лучший день после смерти дурного государя - первый день.
Молва всегда раздувает до невиданных размеров и правду и ложь.
Развязать войну могут и трусы, а бороться с ее опасностями приходится смелым.
Чем ближе люди по родству, тем более острое чувство вражды питают друг к другу.
[О гражданской войне:] Война всех со всеми.
Арабы были особенно опасны для иудеев, ибо эти два народа питали один к другому ненависть, обычную между соседями.
Все неизвестное представляется величественным.
Отдаленность увеличивает обаяние.
Земля удивительно плодородна.
Каждому свою честь воздает потомство.
Создают пустыню и называют это миром.
На редкость счастливое время, когда можно думать то, что хочешь, и говорить, что думаешь.
Людям свойственно смотреть сердитыми глазами на новых счастливцев и ни от кого не требовать столько умеренности в пользовании фортуной, как от тех, кого они видели равными себе.
Насмешки оставляют в душе смертельные уколы, когда они основаны на правде.
Истина подкрепляется зрением и временем, а ложь поспешностью и неопределенностью.
Упражнения рождают мастерство.
Выставляют свою скорбь напоказ больше всего те, кто меньше скорбит.
Не всегда молва ошибается, иногда и правильно разберется.
Умы, пораженные однажды, склонны к суеверию.
Хорошие законы порождены дурными нравами.
Лишь глупцы называют своеволие свободой.
Чем ближе государство к падению, тем многочисленнее его законы.
Добрые нравы имеют большее значение, чем хорошие законы.
В военных делах наибольшую силу имеет случайность.
Поспешность близка к страху.
Великая общая ненависть создает крепкую дружбу.
Вражда между близкими бывает особенно непримирима.
Обеспечить нормальное течение своих семейных дел часто не легче, чем управлять провинцией.
Воспитывать детей для потомства.
Пренебреги клеветой - и она зачахнет.
Предателей презирают даже те, кому они сослужили службу.
Льстецы - худшие из врагов.
Кто славу презирает, тот легко пренебрегать будет и добродетелью.
Окружить мир ореолом славы.
Даже мудрецов жажда славы покидает в самую последнюю очередь.
Кто же столько самонадеян, чтобы рассчитывать на бессмертную славу?
Лекарства действуют медленнее, чем болезнь.
Теренций Публий
(ок. 195 - 159 гг. до н.э.)
комедиограф
Я человек и считаю, что ничто человеческое мне не чуждо.
Вся моя надежда - на себя самого.
Не покупаю надежду за деньги.
Одна ложь родит другую.
Воздавайте равным за равное.
Сколько людей, столько и мнений.
Лесть порождает друзей, правда - ненавистников.
Так как вы не можете делать все, что хотите, то желайте только того, что можете сделать.
Когда двое делают одно и то же, это уже не одно и то же.
Дурное начало - дурной конец.
С умного хватит и намека.
Быть мудрым - значит видеть не только то, что под ногами, но и предвидеть будущее.
Мудрому все дела следует решать словами, а не оружием.
Ничего нельзя сказать такого, что не было бы сказано раньше.
Нет ничего такого, что нельзя было бы извратить плохим пересказом.
Крайнее соблюдение законности может оказаться крайним беззаконием.
Когда двое делают одно и то же, то одному это можно делать безнаказанно, а другому - нельзя.
Высшее право часто есть высшее зло.
Глубоко заблуждается тот, кто считает более прочной и твердой власть, покоящуюся на силе, чем ту, которая основана на любви.
Рабство - тюрьма души.
Главное правило в жизни - ничего сверх меры.
Благоразумному подобает все испробовать, прежде чем прибегать к оружию.
Смелым помогает судьба.
Женщина женщину скорее поймет.
Ссора влюбленных - возобновление любви.
Любовь может изменить человека до неузнаваемости.
Это замысел безумных, а не влюбленных.
Когда дух колеблется, можно любой малостью склонить его в ту или иную сторону.
У всякого свой нрав.
Никто не хочет быть в родстве с нищим.
Все мы, когда здоровы, легко даем хорошие советы больным.
С годами мы умнеем.
Старость - сама по себе болезнь.
Тибулл Альбий
(50-19 гг. до н.э.)
поэт
В одиночестве будь сам себе толпой.
Надежда всегда твердит, что в будущем будет легче.
Для нас достаточно того, что у нас было желание.
Надо дерзать: смелым помогает сама Венера.
Твое нежное сердце - не из камня.
Хотя ты меня уже больше не любишь, будь счастлива и да будет светлой твоя судьба.
Из года в год земля сбрасывает свой багряный наряд.
Что за безумие бросать вызов мрачной смерти?
Тит Ливий
(59-17 гг. до н.э.)
историк
[Римское] государство, начав с малого, так разрослось, что страдает уже от своей громадности.
Мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах.
Без силы гнев тщетен.
Меж царями товарищество ненадежно.
Ратная служба ожесточает сердца.
Страх перед богами - действеннейшее средство для непросвещенной и (…) грубой толпы.
… Подвиг, стяжавший в потомках больше славы, чем веры.
Ненавидя жестокость, вы сами выказываете жестокость и, не обретя еще свободы, уже хотите господствовать над противником. (Сенаторы Луций Валерий и Марк Гораций - восставшим плебеям.)
Люди пугают других, чтобы не бояться самим.
Лучше поздно воспротивиться наглости и безрассудству, чем никогда.
Из врагов не осталось никого, кто мог бы сообщить о поражении.
Несчастье наставляло нас в благочестии.
Войны существуют для молодых.
Мир надежен там, где его условия приняты добровольно, а там, где хотите иметь рабов, нечего рассчитывать на верность.
Убегая от судьбы он, как это обычно бывает, мчится ей навстречу.
Оружие благочестиво в руках у тех, у кого уже ни на что не осталось надежды.
[Об Александре Македонском:] Каким бы громадным ни казалось нам величие этого человека, оно остается величием всего лишь одного человека, которому чуть больше десяти лет сопутствовала удача.
Как это обыкновенно бывает, большая часть восторжествовала над лучшей.
На первом месте стоит человек, который сам может подать дельный совет; на втором - тот, кто этого совета послушается; а тот, кто сам совета не даст и не подчинится другому; тот - последний дурак. (Перефразированная цитата из Гесиода).
Чем меньше страха, тем меньше опасности.
Как больной человек ничтожное заболевание переносит труднее, чем здоровый тяжелую болезнь, так и больное потрясенное государство не перенесет никакой беды, и не потому, что эта так тяжела, а потому, что нету сил поднять еще какое-то бремя.
Доверие обязывает к доверию.
Легче всего терпеть знакомое зло.
В больном теле одна застарелая немощь порождает другую.
В обстоятельствах трудных, когда надеяться почти не на что, отчаяннейшие решения всего правильнее.
Пылкие и дерзостные замыслы хороши лишь на первый взгляд: осуществление их мучительно, а результаты печальны.
Суеверие в мелочах видит волю богов.
Страх все истолковывает в худшую сторону.
Добавленное напоследок всегда кажется самым важным.
Люди, оправдывая себя, бывают удивительно красноречивы.
Всякая толпа (…) похожа на море: (…) его могут всколыхнуть и легкий ветерок, и ураган.
Всякое преступление безрасчетно.
У нападающего всегда больше воодушевления, чем у обороняющегося.
Неизвестное больше страшит.
Муж и вождь не упускает счастливого случая и подчиняет его своим замыслам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204