..
– Разумеется, знает, – резко ответила Минако. – Я сама знала, что она рано или поздно докопается, – вопрос лишь времени. У нее прямо нюх на всякие заговоры, а безумие сделало ее еще проницательнее.
Чика стояла, не в силах сразу осознать сказанное, а потом спросила:
– В таком случае все это, видимо, было частью твоего хитроумного плана? Я имею в виду, что ты нарочно заставила нас подумать, будто тебя заманили в храм Запретных грез, поскольку Достопочтенная Мать раскрыла твои намерения.
– Да, – рассмеялась Минако. – Это был план внутри более широкого плана. Ну как самой не быть дьявольски изобретательной, когда выступаешь против демонов. – Вздохнув, она продолжала: – Сначала я намеревалась использовать Казуки против Достопочтенной Матери.
– Но ведь Казуки больна и не обладает даром "макура на хирума".
– А вот тут-то ты ошибаешься, дочка, – возразила Минако. – Как раз она обладает этим даром, но он разрушает ее изнутри, не имея выхода наружу. Видишь ли, ее биополе столь сильно, что вырывается из-под ее контроля. Я пыталась помочь ей, пыталась научить ее, как справляться, но она схватывает уроки слишком медленно, и ее дар вырывается из-под контроля, словно атомная электростанция, и начинает пожирать ее. Теперь этот процесс уже не остановить.
– Боже мой! – воскликнула Чика. – Но ведь Казуки уже давно больна. Я думала, что ты начала бороться с Достопочтенной Матерью...
– Совсем недавно? О нет, уже давно, – широко улыбнулась Минако. – Моя неприязнь к ней возникла несколько десятилетий назад. Я увидела, что делает с ней ее "макура на хирума", как она подрывает ее здоровье. Она была посильнее Казуки, поэтому смогла управлять своим биополем более долгое время. Но в конце концов и у нее этот дар вырвался из-под контроля.
– Так вот зачем ты посылала меня разыскать Вулфа.
– Да. После того как Казуки вышла из игры, я поняла, что должна найти другого союзника, который помог бы мне одолеть Достопочтенную Мать. Мэтисона я давно имела в виду. Ну а потом родилась Казуки с даром "макура на хирума", и я настроилась использовать ее возможности в борьбе с Достопочтенной Матерью. Вулф все же представлял для меня загадку. Он как-никак единственный внук Белого Лука, следовательно, он должен был обладать сильным биополем. И все же все обычные проявления биополя у него отсутствовали, поэтому о нем забыли. И лишь гораздо позднее интуитивно я поняла, что его "макура на хирума" должна быть необычайно мощной. Но как направлять его? Как заполучить его в союзники и привлечь к борьбе на моей стороне?
И тогда я пошла на единственный шаг, который смогла сделать: по секрету все сообщила Достопочтенной Матери. Я знала, что она призовет Суму, а когда она призвала его, то, как ты понимаешь, у меня не было другого выбора, кроме как послать тебя охранять Мэтисона.
Чика находилась в состоянии, близком к шоку, и поэтому изумилась:
– Но подумай, мама! Ведь это так опасно. Зачем было нужно привлекать к этому делу Суму и рисковать? Почему ты не послала меня с заданием просто привезти Вулфа сюда?
– У меня не было подходящего случая, дочка, – с горечью заметила Минако, покачав головой. – Даже ты не знаешь, на что способна Достопочтенная Мать, а я знаю. Болезнь довела ее до своеобразного психического каннибализма. Вбирая в себя "макура на хирума" из своих жертв, она с каждым днем обретает все большую силу. Не было никакого резона тратить время и направлять тебя к Мэтисону, если бы оказалось, что у него нет дара "макура на хирума" или же что он – дар – недостаточно силен. Следовало подвергнуть его испытаниям в условиях, требующих особого напряжения. Но и еще, разумеется, немаловажно, что ты к тому времени созрела для любви.
– Так ты, выходит, все знала, что произойдет?
– Более или менее.
– И позволила, чтобы это все случилось?
– Даже подтолкнула развитие событий. Я должна была так поступить – он был мне нужен. Нужен нам всем.
Даже находясь в состоянии шока и ужаса, Чика все же заметила, что мать ни разу не упомянула о планах общества Черного клинка, касающихся обеспечения Японии мирового господства. А затем она поняла, что заговор Минако против Достопочтенной Матери всегда носил характер пробы силы воли и мощности биоэнергии между ними. Главное для них – одержать победу любой ценой. К своему растущему ужасу, Чика увидела, как ее мать систематически использовала своих детей, одного за другим – когда сознательно, а когда и нет – в этой честолюбивой борьбе с Достопочтенной Матерью.
– А вот сейчас, в этот момент, Вулф один противостоит Достопочтенной Матери, – вспомнила она.
– Да, один, – подтвердила Минако. – Так и должно быть.
– Но он же не знает ее коварства, он даже вообразить не может, на какие трюки она способна.
– Он с ней справится.
– А что, если не сумеет? Ты знаешь будущее, мама?
Минако молчала.
– Нет, не знаешь, – решила Чика и, взглянув на мать, будто увидела ее впервые. – Ты не можешь предвидеть развития этого будущего. Оно остается для всех нас чистым листом.
– Я знаю...
– Ничего ты не знаешь, – отрезала Чика и, выйдя на улицу, решительно направилась в сторону задних стен храма Запретных грез.

* * *

Вулф сделал всего один шаг к "Минако", и образ ее сразу же расплылся, как расплывается отражение на поверхности воды. Образ мелко задрожал, будто на экране кинематографа при смене кадров, и выплыл Сума. Вулф тут же сильным ударом отбросил его к стенке из кедровых досок.
Но Сума был наготове и, даже не пошевелив пальцем, напрягся и испустил энергию своего биополя, приглушив биополе Вулфа. Вулф пропустил психологический удар, но устоял. Тогда он резко отступил влево и, наклонившись, нанес Суме мощный удар в грудь, одновременно направив туда же пучок своей биоэнергии. Оба удара попали в цель, но Суму они, очевидно, мало затронули. Вулф почувствовал тяжелый удар в левое плечо и чуть было не задохнулся от пронзительной боли.
В левой руке Сумы оказался серповидный клинок на длинной ручке – грозное оружие, вращающееся, словно веретено, обоюдоострое и искривленное, словно клюв хищной птицы. Им-то он и зацепил левое плечо Вулфа.
Сума даром времени не терял и, раскрутив серп с вращающимся лезвием, сделал новый выпад. Рассекающее со свистом воздух лезвие описало небольшую дугу. Вулф блокировал удар, вовремя перехватив запястье противника, и сделал быстрый и ловкий шаг вправо и назад. Отпустив руку Сумы, он сделал ложный выпад, будто нацелившись ударить его левой прямо в переносицу, а сам, пригнувшись, уклонился от отвлекающего удара Сумы и схватил его за левую руку. Затем он принялся заламывать ему руку назад, вывернул ее обратно и, оказавшись за спиной у врага, обхватил его голову своей правой рукой и, придвинувшись вплотную к нему, попытался свернуть ему шею. Сума медленно отошел назад и ткнул Вулфа толстой рукояткой серпа под нижнее ребро. В глазах Вулфа заплясали искры от боли, а хватка сразу ослабла. Именно этого Сума только и ждал. Он ударил каблуком по правому колену Вулфа, тот зашатался и потерял равновесие. Опять просвистело в воздухе кривое лезвие ножа, и Вулф, все еще не оправившись от удара рукояткой под ребро, с трудом увернулся от поражающего удара в грудь.
Он никак не мог восстановить нормальное дыхание и не понимал, отчего Сума опять взмахнул грозным лезвием. Вулф пригнулся и моментально шагнул вперед под сверкающий металлический круг. Левой рукой он отвлек внимание противника и, уклонившись от серпа, нанес потрясающей силы удар по его почкам. Удар пришелся в цель, но почему-то опять не в полную силу.
Тогда Вулф снова направил луч "макура на хирума" вовне и понял, о чем больше всего беспокоился Сума: о зелье, которым было натерто лезвие серповидного ноша. "Да он намерен отравить меня, – мелькнула у него мысль. – Неудивительно теперь, что он не стремится нанести мне смертельный удар, так как считает, что достаточно и малейшей царапины, чтобы я упал без сознания".
Вулф снова сделал выпад вперед, но Сума проворно отступил назад. Такая позиция повторялась уже дважды, тогда Вулф опустился на одно колено и резко помотал головой из стороны в сторону, как бы пытаясь отогнать наваждение. С деланным усилием он встал на обе ноги и неуклюже двинулся на противника. И снова Сума ловко отступил назад, но на этот раз с насмешливой улыбкой на лице. Лезвие ножа болталось у его бедра.
Тут Вулф неожиданно выбросил вперед согнутую в локте левую руку, а пальцами обхватил лезвие и от этого притворно закричал, как если бы обоюдоострое лезвие порезало ему пальцы. Затем он отдернул руку и резко толкнул Суму. Сума широко открыл глаза и с изумлением уставился на кровь, струёй бьющую из раны на руке Вулфа, разум его помутился от поступка противника.
Слабость Сумы заключалась в его самонадеянности, и Вулф прекрасно воспользовался ею. Сума слишком полагался на мощь своего оружия, и теперь эта ошибка доконала его.
Вулф притянул его к себе как можно ближе, и черный луч его биоэнергии прошил оборону врага. Никогда в жизни не испытывал Сума такой боли. Она словно проникала в каждую клетку его организма, и они как бы взрывались одна за другой по цепной реакции, отключая разум. Сердце его бешено заколотилось, свет померк в глазах.
Тесную комнату заполнило ужасное зловоние, когда Сума ударился об окровавленные кедровые доски и бесформенной кучей рухнул на пол. А Вулфа охватила ни с чем не сравнимая радость победы и одновременно с этим пронзила боль – яд все-таки успел проникнуть в организм. Он упал на колени, попытался подняться, но не смог. Стало трудно дышать, а мозг, пока еще не затронутый ядом, почему-то обратился к образу Достопочтенной Матери. Где же она?
Он повернулся, пытаясь отыскать ее глазами, и тут раздался жуткий вой, протяжный, как ураганный ветер. От вибрации даже мелко-мелко застучали зубы.
А потом Вулфу показалось, что из комнаты вдруг улетучился весь воздух, а толстые кедровые доски, обрушившись со страшным грохотом, ударили по нему с такой силой, что его отбросило к другой стене, где он очутился под развалинами бревен и камней, но все равно живой, способный еще почувствовать приближение дикого зверя.

Вашингтон – Токио

– Мне нужно уехать из города, – заявил Джейсон Яшида.
– Но не сейчас же, – запротестовал Хэм Конрад, повернувшись на стуле, пока изучал фотографии, похищенные из сейфа отца в клинике "Грин бранчес". – Материал довольно сенсационный, я даже не ожидал найти такое. По сути дела, мой папаша замешан в похищении людей, работорговле, нанесении увечий и в убийстве. Нет, мы не можем так этого оставить. Мне понадобится твоя помощь, Яш, когда я схвачусь с ним врукопашную.
Яшида молча смотрел через окно за спиной Хэма на кусты роз, над которыми вились и жужжали стайки шмелей.
– Шото Вакарэ трижды не выходил на связь в условленное время, – сообщил он.
– Ну и что тебя так волнует? – спросил Хэм, отрываясь от изучения фотографий, проявленных им еще ранним утром. – Он же сообщил нам, что ведет Юджи Шияна в храм Запретных грез. Не стоит слишком волноваться. Разумеется, пока Вакарэ находится там, он не может рисковать, связываясь с нами.
– Боюсь, что ситуация хуже, чем мы думаем, – сказал Яшида, тщательно подбирая слова. – Вакарэ исчез. – Он помолчал, пока Хэм, заинтересовавшись, не поднял голову. – Может, он уже мертв.
– Мертв? – в недоумении переспросил Хэм.
– У меня нет выбора, кроме как поехать и лично разобраться, что там произошло.
Хэм минуту-другую подумал, но затем согласился:
– О'кей. Но делай все побыстрее. Мы не можем позволить тебе долго отсутствовать. – Он сделал решительный жест рукой. – Вылетай первым же рейсом и сообщай мне о всех своих шагах.
Яшида поднялся.
– Слушаюсь, сэр, – сказал он почти по-военному.
Хэм, опять занявшись рассматриванием фотографий, разоблачающих грязные дела его отца, уже не слушал Яшиду. Он слишком углубился в изучение ужасной правды: Торнберг вовсю старался показать свою любовь к Соединенным Штатам и ненависть к японцам в качестве причины, вынуждающей его бороться с угрозой, исходящей от общества Черного клинка. Хэм сам не раз был свидетелем проявления его чувств. Он своими ушами слышал, как отец с артистическим блеском неоднократно высказывал это пентагоновским генералам да и самому президенту США. И все это время он занимался, хотя и не своими руками, похищением людей, проведением над ними экспериментов и их убийством. И всю эту мерзость он проделывал ради того, чтобы отыскать мифический эликсир жизни из Святого Грааля. Нет предела лицемерию человека! Хэм не находил слов от возмущения и поэтому как-то не придал значения отъезду Яшиды. А тот, выйдя из кабинета Хэма, немедленно покинул здание. Он даже не зашел в свой рабочий кабинет, расположенный рядом, и ни с кем не переговорил. Взяв такси, он отправился домой и, оставив шоферу десять долларов, попросил его подождать. Было начало двенадцатого – прошли ровно сутки после их тайного вторжения в клинику "Грин бранчес".
В своей квартире он в последний раз оглядел три небольшие комнаты, из которых уже заранее были вывезены мебель, картины, постельное белье, кухонная посуда и прочие вещи. По сути дела, здесь не оставалось ничего, кроме двух аккуратно упакованных чемоданов, ожидавших Яшиду сразу за дверью.
Но все же нужно было проделать еще одну процедуру. Яшида прошел на кухню, куда он обычно не любил ходить, и, открыв холодильник, посмотрел на валявшуюся там дохлую крысу. Как бы ему хотелось взглянуть на выражение лица Хэма Конрада, когда тот бросится его искать, но найдет лишь этого поганого грызуна. К сожалению, у него под рукой не было ничего другого, кроме этой крысы.
Разумеется, Яшида выдумал причину, по которой ему якобы нужно было быстро слетать в Японию. На самом деле ему, конечно, совершенно наплевать на Шото Вакарэ и на все, что там с ним произошло. Он использовал Вакарэ в своих целях, равно как и Хэма. А теперь он возвращается в Японию по повелению Достопочтенной Матери.
Яшида еще раз заглянул в пустые комнаты – не забыл ли случайно чего-нибудь из мелких вещей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88