– Ха! Он бы мне ни за что не позволил. – В его голосе зазвучали обиженные нотки. – Я не такой, как ты.
– Меня он не звал, между прочим.
– И не позвал бы, когда тебе так худо. А вот Локе он бы взял с собой. Тот всегда ходил в любимчиках. Любимый сын. А теперь, само собой, есть ты. Как только тебе станет лучше, ты займешь место Локе.
– Если тебе не по нраву собственное место, сделай что-нибудь, чтобы занять другое.
Он хмыкнул.
– А что ты предлагаешь? Устелить трупами мой путь к вершине семейной иерархии? Добиться того, чтобы остаться единственным наследником по мужской линии, чтобы отец зависел от меня, хочет он того или нет?
– Нет. Но я уверен, есть что-то…
– У-гу. Отец меня недолюбливает. И с этим ничего не поделаешь. – Он усмехнулся. Видимо, я изменился в лице при этих его словах. – Но план у меня есть, и кое-чем я отцу таки помогаю, я лью с утра до ночи горькие слезы, оплакивая свою печальную участь в нашем семействе.
Я испытующе зыркнул на него, но он остался непроницаем. Я сменил тему.
– Значит, спать ты мне вряд ли разрешишь?
– И не надейся. – Он уставился на меня и по-волчьи оскалился. У него опять выросли рожки. – Надо доставлять себе маленькие радости, когда выпадает такой случай. Только попробуй, и я тебе целое озеро на голову опрокину!
– Ты садист!
– Принимаю как комплимент.
Я снова зыркнул на него – уже не так возмущенно.
– Если так, то как насчет полотенца? Сухая одежка тоже не помешала бы.
– Ну… Немного погодя, братишка. Мне приказано не давать тебе спать, и именно этим я намерен заняться. Пока я не хочу создавать тебе излишних удобств.
Мокрый, замерзший, несчастный и окончательно проснувшийся, я доплелся до одного из стульев с драконом на спинке, плюхнулся на него и гневно воззрился на Эйбера. Что ж, хотя бы комната перестала так бесчинствовать, как раньше. Может быть, в идее Эйбера насчет «хаосской болезни» и вправду что-то было. А может быть, ледяная вода выбила из меня худшие проявления дезориентации.
– Я тебя непременно прикончу, даже не сомневайся, – предупредил я. – Не думай, что это тебе даром пройдет.
Он откровенно зловеще хихикнул.
– Для начала тебе придется меня изловить, – заметил он ехидно. – А это у тебя пока вряд ли получится.
Услышав это заявление, я поднялся со стула и шагнул к Эйберу. Комната подпрыгнула и затряслась. Кожа у меня будто загорелась. В ушах снова завыл ветер.
Невзирая на все это, я сделал еще один шаг. Чего бы это мне ни стоило, я не собирался позволять Эйберу потешаться надо мной. В этом заключалась разница между нами. Потешаться надо мной и унижать меня никому и никогда не позволялось.
– Тебе бы лучше сесть, – проговорил Эйбер торопливо.
– Нет. – Я скрипнул зубами и сделал еще шаг. И еще один.
– Ты упадешь.
– Ты очень сильно удивишься, – заметил я, – когда узнаешь, на что я только способен, если хорошенько захочу.
Капля камень точит. Я сделал еще один шаг. Все вокруг меня качалось. В ушах гудело так, словно вой ветра стал громче раз в сто.
Хаосская болезнь, говорите?
Я бросился к брату.
Эйбер охнул.

ГЛАВА 3

То ли ледяная вода на меня так подействовала, то ли просто из-за того, что я оторвался наконец от кровати и начал двигаться, но в те мгновения, когда я начал злобно подступать к моему братцу, я вдруг осознал, что меня уже не так сильно тревожат странные шумы, пульсирующие цвета и неупорядоченные с виду движения окружающего мира. Теперь все мое внимание сосредоточилось на мести брату, и это хоть как-то компенсировало все, что могло меня отвлекать. Не без усилий, но я мог стоять и ходить сам – пусть неуклюже и неровно. Достижение так себе, но хоть что-то.
Эйбер неожиданно расхохотался, вытянул руку, пошарил в воздухе, и в руке его, откуда ни возьмись, возникло большое белое полотенце.
– Возьми. – Он швырнул полотенце мне в лицо. – Ты неважно смотришься, когда мокрый.
– А, так ты это усек наконец?
Я помотал головой, будто пес, вымокший под дождем, и мне было все равно, что комната вдруг подпрыгнула, а потом нырнула вниз. Главное было – хорошенько обрызгать Эйбера. Тоже, конечно, из мести. Но я тут же пожалел о содеянном.
– Эй! – Эйбер заслонился руками. Большого удовлетворения я не испытал. Я начал вытираться, и брат проворно усадил меня на первый попавшийся стул, а потом стал глазеть на меня, как охотник на диковинного зверя. Я смутно догадался: Эйбер боится, что я, того и гляди, рухну замертво или просто вырублюсь. Ну ладно. Поднять он меня поднял, и отдыхать я больше не собирался. Вправду я подхватил какую-то там хворь или нет, но мне следовало выяснить, что я успел упустить. Не для того мы сюда попали, чтобы я тут отсыпался.
– И долго я в кроватке провалялся? – осведомился я.
– Трое суток.
– Трое суток?! – Я вытаращил глаза, не в силах поверить в это. – Невероятно!
Эйбер пожал плечами.
– У нас дел было по горло. В конце концов отец решил, что сам ты не проснешься, и вот последние три часа мы только тем и занимались, что говорили с тобой, пытались тебя растолкать, орали на тебя. Ты начал хоть как-то реагировать только тогда, когда отец сказал тебе, что ты нужен какому-то королю. Насколько я понял, не королю Утору?
– Королю Эльнару. Я состоял у него на службе в Илериуме. – Я покачал головой и поморщился: комната пошла по кругу. Но как только я замер, все успокоилось. – Я вас почти не слышал. Я спал. А снилось мне, будто я плыву на корабле.
– На корабле? С чего бы это?
– Эта комната – все здесь – как бы движется. И до сих пор движется. Но на самом деле это не так, верно? Дело во мне?
– Боюсь, что так, Оберон.
Я вздохнул. Пока я не шевелился, комната вела себя более или менее смирно. Медленно и осторожно повернувшись, не делая резких движений, я обнаружил, что пол как бы ускользает из-под ног. Он вроде бы пытался смещаться в ту или в другую сторону, в зависимости от того, куда я поворачивался. Замерзший, промокший, мучающийся от тошноты и совершенно несчастный – вот почти исчерпывающее описание моего состояния. Однако теперь головокружение почти отступило, а вместе с ним, отчасти, и желание распять Эйбера.
Чувствуя себя чуть-чуть лучше, чем собака, которую хотели утопить, да не утопили, я швырнул полотенце в Эйбера, целясь ему в голову. Он поймал полотенце, отбросил в сторону, щелкнул пальцами – и полотенце исчезло так же легко и послушно, как появилось.
– Не спать, – снова предупредил меня брат.
– Уснешь тут, как же, когда ты меня стережешь, – буркнул я. – А как насчет того, чтобы маленько перекусить? – Я ощущал внутри себя пустоту, жаждущую, чтобы ее чем-нибудь заполнили. – И выпить. Я готов выпить море вина.
– А ты уверен, что это мудро?
– Ладно, к чертям вино. Помираю от голода. Если тебе удастся раздобыть еды, хотелось бы чего-нибудь самого простого. Хлеба, сыра, ну, может быть, мясного пирога – чего угодно, лишь бы поскорее.
Эйбер растерялся, уставился себе под ноги.
– Еду подают внизу. Но до обеда еще часа два-три. Как думаешь, не дотерпишь?
– Я… Пожалуй, я бы лучше тут поел.
К ходьбе по лестнице я пока морально не подготовился.
Эйбер пошарил в воздухе и выудил из ниоткуда накрытый поднос, который тут же водрузил на стол. Хлеб, сыр, острый нож и большущий стакан с чем-то, похожим на сидр.
– Вот спасибо! Присоединишься ко мне?
– Пока нет. Я…
Он не договорил. Где-то за дверью зазвенел колокольчик. Звякнул три раза – и стих. Эйбер так сдвинул брови, что я понял: ничего хорошего этот звоночек не предвещал.
Я спросил:
– Что за трезвон?
– Гости.
– Нежелательные?
– Я… не знаю. – Он встал, шагнул к двери, остановился. – Не засыпай, – зловеще предупредил он. – И вообще. Там, откуда родом этот кувшинчик, воды еще уйма. Я вернусь через пару минут.
– Не буду я спать, – пообещал я и хихикнул, старательно разыгрывая невинность. – Даже думать не могу про то, чтобы лечь, после того, как трое суток провалялся.
– Гм-м-м…
Эйбер с сомнением глянул на меня и закрыл за собой дверь.
На вид еда была хорошая. Я отрезал большой кусок сыра и принялся медленно его пережевывать. Сыр оказался очень вкусным – острым и хорошо выдержанным, с небольшим привкусом дымка. Я съел еще кусок. Какой смысл ждать братца, если он все равно есть не собирался?
Теплый хлеб с хрустящей корочкой очень хорошо пошел с сыром. Сидр мне не очень понравился. Я всегда считал сидр напитком для маленьких детишек, если только он не был хорошенько креплен. Но все же запивать им хлеб и сыр было недурственно.
Расправившись с едой, я откинулся на спинку стула, чувствуя себя сытым и отчасти довольным. Из коридора не доносилось никаких звуков, и колокольчик больше не звенел.
А потом я расслышал вдалеке какой-то стук, а потом еще два похожих звука потише. Двери хлопали? Или кто-то распахивал ставни, чтобы проветрить давно не использовавшуюся комнату?
Но чем более я надеялся на простое и безвредное объяснение, тем упрямее ко мне подкрадывались сомнения. Куда подевался Эйбер? Почему он не вернулся?
Я слушал, ждал, что вот-вот за дверью послышатся приближающиеся шаги Эйбера, и моя тревога все сильнее нарастала. Я ненавидел себя за слабость и головокружение. Я привык владеть собой в любой ситуации, быть лидером, а не беспомощным калекой. А сейчас, если бы кто-то напал на нас, я бы из комнаты выйти не сумел бы. не говоря уже о том, чтобы помочь Эйберу или прорваться из дома на улицу.
Я напрягся и попытался расслышать что-нибудь на фоне непрерывного приглушенного шипения ветра, но не услышал ни звона мечей, ни предсмертных воплей стражников. Если бы на нас напали, должен же я был услышать хоть что-нибудь! Видимо, к нам все-таки пожаловали дружественно настроенные гости. Вероятно, явились с визитом вежливости соседи – в конце концов, Дворкин не наезжал сюда много лет. Разве не естественно было со стороны каждого здешнего жителя заглянуть, поприветствовать хозяина, поболтать о добрых старых временах? Наверное, так оно и было. За хозяина остался Эйбер и отвертеться от соседей не мог. Наверняка он не хотел, чтобы они проведали о моей болезни. Здесь мы не должны были ни перед кем обнаруживать свою слабость.
Безмолвие сильно затянулось. Шум ветра немного усилился. Я подобрал крошки с тарелки, запил их остатками сидра и продолжал с нетерпением ждать. Мне всегда с трудом давалось безделье. Я поерзал, и стул негромко скрипнул. Из-за двери даже шепот не доносился.
Прошло не менее получаса. Эйбер не оставил бы меня одного так надолго, если бы ничего не случилось. Что же это за таинственные гости? Что им потребовалось?
И тут я услышал где-то поблизости звук, похожий на звон разбитого стекла, и встал. Гости не приходят в дом, разбивая стекла. Что-то определенно было не так.
Не помешало бы выглянуть в коридор и поглядеть, как там и что. В конце концов никто не запрещал мне выходить из комнаты. Запрещалось мне только спать.
Оттолкнувшись от подлокотников стула, я поднялся на ноги. Комната слегка качнулась, но стоило мне простоять неподвижно пару мгновений, и все успокоилось. Где моя перевязь с мечом? Ага, вот она, на крючке слева от двери.
Полушагая, полускользя по раскачивающемуся полу, я благополучно добрался до стены, снял с крючка перевязь, обернул вокруг пояс и застегнул пряжку. Меня охватило спокойствие, какое испытываешь перед боем. Если мне суждено погибнуть, я погибну как мужчина, с клинком в руках. Я сжал в пальцах посеребренную рукоять меча и, ощутив ее холод, почувствовал себя еще более уверенно.
Но тут все вокруг неожиданно поплыло влево, я прислонился к стене и зажмурился. Хватит, хватит, хватит! Равновесие медленно восстановилось.
Шаркающей стариковской походкой я подобрался к двери, стараясь расслышать звуки на фоне непрекращающегося шума ветра. На секунду мне показалось, будто я слышу гневные голоса, но я не был в этом уверен.
Подняв задвижку, я плавно и бесшумно отворил дверь. Отлично. Эйбер не запер ее снаружи. Он явно не подумал о том, что мне взбредет в голову выйти прогуляться в гордом одиночестве.
Я осторожно выглянул в длинный коридор, каменные стены которого словно источали красный и коричневый цвета. Как и у меня в комнате, с углами тут тоже творились фокусы. По обе стороны на неодинаковом расстоянии одна от другой располагались двери, между ними на стенах, через каждые несколько футов, висели масляные лампы. Свет пробирался к потолку тускло-золотыми дорожками и собирался наверху.
При осмотре коридора у меня сильно закружилась голова. Эйбер и мой отец, похоже, тут передвигались без всякого труда, но почему им это удавалось? В чем секрет? Возможно, это было как-то связано с Логрусом. Я почувствовал прилив тоски. Вряд ли я когда-нибудь смогу привыкнуть к этим местам.
К счастью, никакие орды адских тварей на меня немедленно не набросились. Если честно, я не увидел в коридоре ни души. Если звон колокольчика говорил о приходе гостей, получалось, что визитеры до сих пор внизу. Я долго прислушивался, но так ничего и не расслышал – ни стука, ни звона разбиваемого стекла, ни сердитых голосов. Может, они мне померещились? Я так не думал, и все же здесь я ни в чем не мог быть уверен.
Пол кренился и пытался оттеснить меня к стене, поэтому я выждал, пока ко мне вернется равновесие. Оно вернулось, но не сразу.
Нет, просто кошмар какой-то! Чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше. Я просто не представлял, как я здесь кому-то мог бы помочь.
Справа коридор через тридцать футов с небольшим заканчивался тупиком, а это означало, что Эйбер, судя по всему, свернул влево. В той стороне коридор действительно поворачивал за угол.
Я растерялся. Нужно было придумать план действий. Чего я, если честно и откровенно, надеялся добиться, предприняв эту небольшую вылазку? Поглядеть на Эйбера и этих неведомых гостей?
Нет. Рано. Если мой брат и вправду угодил в беду, я не в состоянии был его спасти. На самом деле, я мог только все испортить и усугубить тем, что меня самого в результате придется спасать. А если – согласно моему другому предположению – к нам таки заглянули соседи, мне совсем не хотелось появляться перед ними хворым.
1 2 3 4 5 6