Было почти десять вечера, и он застал Зиги в клубе, где она работала. Чтобы Зиги расслышала его в шуме оркестра, Петеру пришлось почти кричать.
Прервав поток ее вопросов о том, где был Петер, почему не позвонил раньше, Миллер сказал, что ему от нее нужно. Зиги начала было отнекиваться, но нечто в голосе Петера ее остановило.
– С тобой все в порядке? – прокричала она в трубку.
– Да. Но мне нужна твоя помощь. Ради Бога, дорогая, не подведи меня.
– Ладно, я приеду, – помолчав, сказала Зиги. – Скажу, случилось несчастье. Что-нибудь с близкими родственниками.
– У тебя хватит денег взять напрокат машину?
– Наверное. В крайнем случае займу у подруг.
Миллер дал ей адрес круглосуточного прокатного пункта, которым раньше пользовался сам.
– Далеко ехать?
– Пятьсот километров от Гамбурга. Доберешься за пять часов. Буду ждать тебя к пяти утра. И не забудь привезти то, о чем я прошу.
– Хорошо, хорошо, жди, – она смолкла, потом пролепетала: – Петер, милый...
– Что?
– Ты напуган?
В трубке запикало: очередная минута истекала, а у Петера не осталось больше монет.
– Да, – ответил он, и их разъединили.
В вестибюле гостиницы Миллер попросил у портье большой конверт и марки – столько, чтобы послать заказную бандероль в любой город ФРГ.
Вернувшись к себе, он раскрыл «дипломат», вынул дневник Саломона Таубера, бумаги из сейфа Винцера и две фотографии. Потом перечитал страницы дневника, которые толкнули его на поиски Рошманна, и вгляделся в снимки. Наконец взял лист чистой бумаги, набросал несколько сток, лаконично объяснив, что за документы лежат в бандероли, вложил записку вместе с досье из сейфа Винцера и одним фотоснимком в конверт, адресовал и наклеил на него все купленные марки.
Вторую фотографию Миллер спрятал в нагрудный карман пиджака. Запечатанный конверт он положил в «дипломат», а его запихнул под кровать.
Из чемодана Петер достал фляжку с коньяком, отхлебнул немного, унял волнение, лег и уснул.

Йозеф мерил шагами подвал, сгорая от гнева и нетерпения. За столом, опустив голову, сидели Мотти и Леон. С тех пор как пришла шифровка из Тель-Авива, прошло уже сорок восемь часов.
Люди Леона сами попытались разыскать Миллера, но безуспешно. Они позвонили Альфреду Остеру, попросили его съездить на автостоянку в Байройт и вскоре узнали, что машины Миллера там нет.
– Если они засекут его на «ягуаре», то сразу догадаются, что он не пекарь из Бремена, – проворчал Йозеф, поговорив с Остером.
Затем один из штутгатских друзей Леона сообщил, что местная полиция разыскивает молодого человека в связи с убийством в номере гостиницы некоего гражданина Байера. Описание разыскиваемого совпадало с обликом Миллера полностью, но, к счастью, он в гостевой книге отеля не значился ни Кольбом, ни Миллером, и о чёрном спортивном автомобиле не упоминалось.
– По крайней мере у него хватило ума назваться в гостинице чужим именем, – заметил Леон.
– Именно так поступил бы наш Кольб, – добавил Мотти. – Ведь он должен скрываться от бременской полиции, которая разыскивает его за военные преступления.
Но все это не утешало. Если уж полиция Штутгарта не может разыскать Миллера, значит, не найти его и людям Леона которому оставалось только одно – опасаться, что до Петера уже добралась «ОДЕССА».
– После убийства Байера он должен был сообразить, что погорел, и вернуться к своему настоящему имени, – рассуждал Леон. – Значит, он или оставил поиски Рошманна, или сумел выудить из Байера такое, что привело его прямо к бывшему капитану СС...
– Тогда почему же он не связался с нами? – оборвал его Йозеф. – Неужели этот дурак считает, что сможет взять Рошманна сам?
Мотти негромко кашлянул и пояснил:
– Он же не знает, что Рошманн в «ОДЕССE» незаменим.
– Что же, узнает, как только приблизится к нему, – сказал Леон.
– И его тут же убьют, а нам все придется начинать сначала, – подвел итог Йозеф и в сердцах воскликнул: – Ну почему же этот идиот не звонит?!

В ту ночь, однако, зазвонил другой телефон. Это Клаус Винцер связался с Вервольфом из маленького горного коттеджа неподалеку от Регенсбурга. Сказанное шефом «ОДЕССЫ» обнадеживало.
– Думаю, вам уже можно вернуться домой, – ответил Вервольф на вопрос печатника. – О человеке, который хотел допросить вас, мы позаботились.
Печатник поблагодарил его, расплатился с гостиницей и поехал на север, к уютной постели у себя в Оснабрюке. Он рассчитывал успеть к завтраку, потом принять ванну и поспать. А в понедельник вернуться на работу.

Миллера разбудил стук в дверь. Он протер глаза, сообразил, что уснул, не погасив свет, и открыл номер. На пороге стоял дежурный, а за ним – Зиги.
Петер успокоил портье, сказав, что эта женщина – его жена, она должна была привезти ему нужные для завтрашней деловой встречи документы. Дежурный, простой деревенский парень, говоривший на немыслимом местном диалекте, взял чаевые и ушел.
Едва Миллер закрыл дверь, Зиги бросилась ему на шею, засыпала вопросами типа: «Где ты пропадал? Что делаешь здесь?»
Петер остановил этот поток древнейшим способом, и, когда его губы расстались наконец с губами Зиги, ее щеки пылали, а Миллер ощущал себя бойцовым петухом.
Он снял с Зиги пальто, повесил на крючок у двери. Зиги хотела спросить что-то еще, но Петер сказал: «Сначала самое главное» – и уложил ее в постель.
Через час они, удовлетворенные и счастливые, решили отдохнуть. Миллер наполнил стакан водой с коньяком. Зиги отхлебнула лишь чуть-чуть – она, несмотря на профессию, пила мало, и Питер прикончил остальное.
– Итак, – насмешливо сказала Зиги, – с главным покончено.
– Но не надолго, – вмешался Миллер.
– Да, не надолго, – рассмеялась Зиги. – А теперь, может быть, расскажешь, зачем понадобилось писать то таинственное письмо, исчезать на полтора месяца, так чудовищно постригаться и снимать номер в этой занюханной гостинице?
Миллер посерьезнел, достал из-под кровати «дипломат» и сел.
– Скоро ты все равно узнаешь, чего я добиваюсь, – начал он, – поэтому нет смысла ничего скрывать и теперь.
Он говорил почти час. Начал с находки дневника, показал его ей и закончил кражей досье из сейфа Винцера. Чем дальше рассказывал Петер, тем в больший ужас приходила Зиги.
– Ты спятил! – воскликнула она, когда он закончил. – Просто сдурел. Чокнулся! Тебя же могли убить или посадить в тюрьму. Да мало ли что еще!
– Я должен был это сделать, – буркнул он, не находя объяснения поступкам, которые теперь казались безумными и ему самому.
– И все ради какого-то нациста?! Нет, ты рехнулся. Хватит, Петер, хватит. Зачем тратить на него время? – Зиги ошеломленно уставилась на него.
– Значит, надо, – упрямо повторил Миллер.
Зиги тяжело вздохнула и покачала головой в знак того, что ничего не понимает.
– Ладно, – наконец сказала она. – Теперь ты знаешь, кто он и где живет. Вернись в Гамбург и позвони в полицию. Остальное сделают они сами. Им за это деньги платят.
– Все не так просто. Сегодня утром я поеду к Рошманну.
– Зачем?! – Ее глаза расширились от ужаса. – Неужели ты собираешься с ним встретиться?
– Да. Не спрашивай почему, я все равно не смогу ответить. Я просто должен это сделать.
К изумлению Миллера, Зиги встала на колени и со злостью посмотрела на Миллера.
– Так вот зачем тебе пистолет. Ты хочешь его убить.
– Ничего подобного.
– Ну, тогда тебя прикончит он. Ты в одиночку собираешься сражаться с целой бандой! Сволочь ты, грязная, вонючая...
Миллер не верил своим ушам:
– Чего это ты так завелась? Из-за Рошманна, что ли?
– Наплевать мне на него! Я о себе пекусь. И о тебе. О нас, олух ты этакий! Он, видите ли, собирается рисковать жизнью ради какой-то дурацкой статьи в журнале, а обо мне вовсе не думает!
Она заплакала. Слезы оставляли на щеках черные дорожки туши с ресниц.
– Неужели ты считаешь меня лишь хорошей подстилкой? Неужели ты думаешь, что я согласна отдаваться какому-то заштатному репортеру лишь затем, чтобы он нравился сам себе, разыскивая материалы для идиотских очерков? Так слушай, бестолочь. Я хочу выйти замуж. Стать фрау Миллер. Иметь детей. А ты рискуешь жизнью. О Боже...
Она соскочила с кровати, убежала в ванную и заперлась там. Миллер лежал, открыв рот, сигарета тлела в пальцах. Никогда еще не видел он Зиги столь разгневанной, и это потрясло его. Слушая, как шумит душ, он обдумывал сказанное ею. Потом затушил сигарету, встал и подошел к двери ванной.
– Зиги?
Ответа не было.
– Зиги!
Душ смолк, из-за двери послышалось:
– Уходи.
– Зиги, открой, пожалуйста, дверь. Я хочу с тобой поговорить.
Дверь не сразу, но все же отворилась. За ней с угрюмым видом стояла Зиги. Потеки туши она с лица уже смыла.
– Что тебе нужно?
– Пойдем в комнату, поговорим. Здесь ты замерзнешь.
– Нет, ты опять начнешь заниматься любовью.
– Не начну. Обещаю. Просто поговорим.
Он взял ее за руку, подвел к постели.
Зиги легла, укрылась одеялом и с опаской спросила:
– О чем ты хочешь поговорить?
Миллер сел рядом и прошептал ей прямо в ухо:
– Зигрид Ран, вы хотите выйти за меня замуж?
– Ты серьезно? – спросила она, повернувшись к нему.
– Да. Раньше я об этом не задумывался. Но и ты никогда так не гневалась.
– Ничего себе! Значит, нужно злиться на тебя почаще.
– Так ответишь ты мне или нет?
– Да, Петер, хочу. Нам будет так хорошо вместе...
Миллер выключил свет и вновь начал ласкать Зиги. Было без десяти семь утра воскресенья двадцать третьего февраля. Но на часы Петер не взглянул.

В двадцать минут восьмого Клаус Винцер подкатил к своему дому, остановился у гаража и вышел. Он устал и был рад вернуться к себе.
Барбара еще не вставала. Пользуясь отсутствием хозяина, она спала дольше обычного. Когда Винцер вошел в дом и позвал ее, она спустилась в такой ночной рубашке, от которой у всякого мужчины сердце бы зашлось. Но не у Винцера. Он попросил лишь приготовить яичницу, тосты, варенье, кофе и напустить в ванну воды погорячее.
Но Барбара накормила его рассказом об ограблении. Когда утром в субботу она пошла подмести в кабинете, то увидела отверстие в окне и исчезнувшее серебро. Она вызвала полицейских, и они сказали, что в доме побывал профессиональный грабитель.
Винцер выслушал ее в полном молчании. Он побледнел, на виске запульсировала жилка. Отправив Барбару на кухню готовить кофе, Клаус прошел в кабинет и запер за собой дверь. Полминуты он отчаянно рылся в сейфе, пока не убедился, что досье на сорок преступников «ОДЕССЫ» исчезло. Тут позвонил врач из клиники и сообщил, что фройляйн Вендель только что скончалась.
Целых два часа просидел Винцер перед холодным камином, не обращая внимания на сквозняк из неплотно прикрытого газетой отверстия в окне, размышлял, что делать, и не находил ответа. Не раз Барбара тщетно звала его завтракать. Приложив ухо к замочной скважине, она разобрала, как он бормочет: «Я не виноват. Ни в чем не виноват».

Миллер забыл отменить заказанный раньше телефонный звонок. Аппарат заверещал в девять. Петер с трудом снял трубку, поблагодарил телефониста и встал. Он понимал: если не поднимется сейчас, уснет снова. А Зиги, истомленная поездкой, любовью и обрадованная тем, что стала наконец невестой, крепко спала.
Миллер принял душ – сначала горячий, потом холодный, – обтерся полотенцем, всю ночь провисевшим на батарее, и почувствовал себя на миллион долларов. Страхи и сомнения вчерашнего вечера исчезли. Петер ощущал бодрость и уверенность в себе.
Он надел брюки, сапоги, толстый пуловер с глухим воротом, поверх него – двубортный пиджак из синей байки и «йоппе» – немецкую верхнюю зимнюю одежду, нечто среднее между курткой и пальто. На ней были два глубоких боковых кармана, куда свободно вошли пистолет и наручники, и внутренний нагрудный – туда отправилась фотография. Прежде чем положить наручники в «йоппе», Петер повертел их в руках. Ключа у него не было, но браслеты защелкивались автоматически. Словом, наручники годились лишь на то, чтобы заковать человека, а освободить его могла только полиция или пила по металлу.
Пистолет Петер тоже внимательно осмотрел. Стрелять из него ему пока не доводилось. В стволе даже осталась фабричная смазка. Чтобы освоиться с ним, Миллер несколько раз взвел курок, посмотрел, в каком положении срабатывает предохранитель, вставил обойму в рукоятку, дослал патрон в патронник и поставил «зауэр» на предохранитель.
Номер телефона адвоката из Людвигсбурга он положил в карман брюк, потом вынул из-под кровати «дипломат» и на чистом листе написал для Зиги: «Дорогая моя. Ухожу на встречу с человеком, которого так долго разыскивал. Мне нужно заглянуть ему в глаза и присутствовать при его аресте. Это не прихоть. Сегодня вечером я надеюсь тебе обо всем рассказать, но на всякий случай сделай вот что...»
Требования Миллера были кратки и точны. Он сообщил номер телефона в Мюнхене, куда Зиги надо будет позвонить, и слова, которые ей надлежало передать. В конце Петер подписал: «Ни в коем случае не езди за мной в горы. Ты только все испортишь. Если к полудню я не вернусь или не позвоню сюда, связывайся с Мюнхеном, уезжай из гостиницы, брось бандероль в любой почтовый ящик и возвращайся в Гамбург. И не выходи пока замуж ни за кого другого. С любовью. Петер».
Он положил записку на столик у телефона вместе с конвертом и тремя банкнотами по пятьдесят марок. Взял под мышку дневник Таубера, вышел из номера, спустился в вестибюль и попросил портье позвонить ему в номер в половине двенадцатого.
В девять тридцать Петер покинул отель и с удивлением обнаружил, что за ночь выпало очень много снега. Журналист забрался в «ягуар», вытянул подсос до отказа и нажал на кнопку стартера. Двигатель завелся, хотя и не сразу. Пока он прогревался, Миллер взятой из багажника щеткой смахнул снег со стекол, капота и крыши. Потом вернулся за руль и выехал на шоссе. Толстый слой снега на асфальте смягчал езду. Взглянув на купленную вчера крупномасштабную карту, Миллер двинулся на Лимбург.

Глава 17

Вскоре после рассвета, который Миллер проспал, небо затянули серые тучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35