— Я-то парень добрый, а вот он…
Билетёр послушно повернулся.
— Что вам нужно? Мой бумажник? Пожалуйста. Вовсе не обязательно делать мне больно. Я не хочу никаких…
— Я просто хочу, чтобы ты вёл себя тихо, — сказал Вэн. — Сейчас мы пройдём внутрь, повернём налево и поднимемся по лестнице. Ты идёшь первым. Не вздумай строить из себя героя, потому что мы будем прямо у тебя за спиной.
— И не собираюсь. Я не хочу быть…
— Просто иди. — Вэн легонько подтолкнул его пистолетом. Как обычно, во время «работы» он производил настолько сильное впечатление матёрого профессионала, что его жертвы помимо своей воли начинали охотно выполнять его приказания, не желая выглядеть в его глазах жалкими любителями.
Билетёр покорно зашагал вперёд. Вэн спрятал пистолет в карман и нацепил маску. Джек и Герман тоже были в масках, но случайный свидетель, наблюдающий, как они идут по полутёмному фойе театра, вряд ли заметил бы это.
Тем временем хор на сцене затянул песню:
«Свобода эта мне дана, мне дана, мне дана. Свобода эта мне дана. Свобода эта тебе дана, тебе дана…»
Ступени лестницы были покрыты тёмно-красным ковром. Поднявшись наверх, Вэн толкнул билетёра, чтобы тот поворачивал направо, и они, пройдя мимо последнего ряда кресел ложи и через вторую дверь, поднялись по узкой лестнице в бухгалтерию.
В комнате было шесть человек. Две женщины и мужчина, сидевшие за столами, считали деньги с помощью счётных машинок. Трое мужчин с пистолетами в кобурах были одеты в форму частной охранной фирмы. Едва распахнув дверь, Вэн дал билетёру подножку, одновременно толкнув его в спину, и тот с жалобным воплем полетел на пол. Эта сцена отвлекла всех достаточно надолго, чтобы Вэн, Джек и Герман успели выстроиться в ряд перед дверью с пистолетами наизготовку, всем своим видом демонстрируя, что они полностью контролируют обстановку.
— Руки вверх! — рявкнул Вэн. — Ты тоже, дедуля, — добавил он, обращаясь к одному из охранников. — Я уже месяца три как не всаживал пулю в пенсионера, так что не вынуждай меня понапрасну.
Порой Герману казалось, что Вэн нарочно так нажимает на людей, чтобы кто-нибудь своим отказом повиноваться дал ему повод подстрелить его, но потом каждый раз был вынужден признать, что он ведёт куда более тонкую игру. На самом деле люди начинали думать, что он специально провоцирует их на какую-нибудь необдуманную выходку, поскольку это кровожадный маньяк, только и мечтающий пострелять. И, как следствие, Вэн добивался того, что они вели себя паиньками. Герман не очень хорошо знал Вэна, но одно знал точно — во время ограблений, которые они провернули вместе, стрельбы не было ни разу.
И сейчас произошло то же самое. Трое охранников, испуганно переглянувшись, подняли руки. Джек мигом подскочил к ним и отобрал пистолеты. Вэн достал из-под куртки две больших пластиковых сумки для продуктов, и, пока он держал на мушке всех семерых — билетёр поднялся на ноги, держась за нос, хотя крови не было, — Герман с Джеком набили их наличностью. Поверх денег они положили мятую бумагу, и Герман чуть ли не с сожалением посмотрел на сейф в углу. Что ни говори, а он специалист со стажем и мог бы открыть сейф быстрее, чем сам Джимми Валентайн. Но этот сейф был уже открыт и внутри не было ничего ценного. Впрочем, сегодня он участвовал в деле не как «медвежатник» экстра-класса, а лишь как обыкновенный участник команды.
Что ж, в конце концов, они работали на благо общего дела. И тем не менее было бы здорово, будь здесь какой-нибудь сейф, который требовалось бы быстро открыть.
После того, как все деньги перекочевали в пластиковые сумки, Герман и Джек связали всех семерых служащих театра их же собственными поясами, галстуками, шнурками и чулками, и аккуратным рядком разложили их на полу. Затем Джек бережно отвинтил телефонный шнур от розетки на стене.
— Ты что делаешь, чёрт возьми? — удивился Вэн. — Просто вырви шнур, и дело с концом. Ты что, кино никогда не смотрел?
— Мне нужен параллельный аппарат в спальне, — буркнул Джек, укладывая телефон в одну из сумок.
Вэн неодобрительно покачал головой, но промолчал.
Заперев за собой дверь, они спустились по узкой лестнице и остановились у двери в ложу. Было слышно, как хор мощно грянул очередную арию: «Я ненавижу расистов! Пойми! Пойми!».
— Слушайте внимательно, — предупредил Вэн. — Нам нужно дождаться строчки, которая звучит так: — «Любите всех, ублюдки».
Герман кивнул, и все трое принялись сосредоточенно слушать. Когда нужная строчка прозвучала, они толкнули дверь ложи и, пройдя через неё, повернули налево и начали спускаться по лестнице.
Время для выхода было рассчитано идеально. Когда они оказались у подножия лестницы, занавес в зале опустился, знаменуя окончание первого акта, и зрители партера толпой повалили по проходам в вестибюль, чтобы перекурить. Тем временем Герман, Вэн и Джек сняли маски и миновали вестибюль, лишь ненамного опередив разгорячённых театралов. Выйдя на тротуар перед театром, они сразу увидели «форд» — он находился примерно в половине квартала слева от входа, двигаясь следом за медленно ехавшим такси.
— Чёрт бы его побрал, — проворчал Вэн. — Что он там копается?
— Наверное, пришлось постоять перед красным светофором, — пожал плечами Герман.
Обогнав такси, «форд» притормозил перед входом в театр. Все трое сели в машину — тротуар за их спинами уже был заполнен курильщиками — и Фил неторопливо отъехал от театра.
Теперь Вэн сидел впереди рядом с Филом, а сумки с деньгами стояли на полу у ног расположившихся на заднем сиденье Германа и Джека. Каждый раз, когда машина подпрыгивала на ухабе, проклятый телефон позвякивал, что вскоре начало действовать Герману на нервы. Он обожал разговаривать по телефону, но на этот раз ответить на звонок было невозможно.
К тому же ему не давали покоя деньги. Разумеется, он был рад внести свой посильный вклад в общее дело, пусть и в лучших традициях ИРА, и помочь Движению покрыть свои расходы, но тем не менее время от времени чувствовал, что у него чешутся руки прикарманить часть наличных, которые он раздобыл для него очень похожим способом. Не говоря уже о том, что не далее, как сегодняшним вечером он сам заявил своим гостям, что у него расточительные вкусы.
Герман подумал, что было бы весьма неплохо поучаствовать в какой-нибудь операции как частное лицо, поскольку весь последний год он занимался исключительно политическими ограблениями, и деньги, заработанные на последнем деле, уже подходили к концу.
Они подъезжали к Сентрал-Парк-Уэст, когда Фил сказал:
— По-моему, я слышу какие-то звонки. Мне всё время кажется, что звонит телефон.
— Джек свистнул оттуда аппарат, — пояснил Вэн.
Герман заметил, как Фил недовольно нахмурился.
— Свистнул телефон? На кой чёрт? Просто из вредности?
— Мне нужен параллельный аппарат в спальне, — сказал Джек. — Подожди, сейчас попробую сделать так, чтобы он не звенел. — Он вытащил его из сумки и поставил себе на колени, после чего аппарат перестал позвякивать так часто.
Доставая телефон, Джек слегка сдвинул прикрывавшую деньги бумагу, и теперь Герману были хорошо видны зелёные банкноты. Всего сто долларов, подумал он, просто на покрытие расходов. Впрочем, что за чушь, какой в этом смысл? При его расходах сто долларов — сумма просто мизерная.
Он вылез из машины на противоположной стороне улицы от его дома, а «форд» тут же уехал, направляясь в сторону окраины. Герман перебежал через дорогу, юркнул в подъезд, поднялся на служебном лифте на свой этаж и сразу же нажал кнопку «1», отсылая лифт вниз. Миссис Олаффсон ждала его на кухне.
— Всё в порядке, — доложила она.
— Хорошо.
— Они все перепились.
— Очень хорошо. Можете подавать на стол в любой момент.
— Слушаюсь, сэр.
Войдя в гостиную, Герман сразу заметил ряд перемен, произошедших в его отсутствие. В том числе и в отношениях Джорджа и Линды Лэйчинов. Теперь Джордж с довольно глупой улыбкой сидел рядом с Сьюзен, слушая её болтовню, а Линда стояла в дальнем конце комнаты, делая вид, что с восхищением разглядывает афишу с У. С. Филдсом.
Растус и Дайана по-прежнему сидели рядышком, причём рука Растуса мягко поглаживала колени Дайаны. Звякающий телефон в машине и денежные неурядицы основательно испортили настроение Германа, и у него возникло ощущение, что в таком состоянии он не способен справиться со сложностями, которые может доставить ему Растус. Что ж, раз так, то почему бы ему сегодня не остаться гетеросексуалом?
Но сначала придётся как-то объяснить своё долгое отсутствие гостям, которые встретили его появление смехом и язвительными замечаниями.
— О, вы же знаете этих людей! — Он небрежно взмахнул рукой. — Сами ни на что не способны, всё приходится решать за них.
— Проблемы? — с сочувственным видом спросил Фостер. Он пришёл с Дайаной, но, похоже, был совершенно не заинтересован в том, чтобы и уйти вместе с ней.
— Да нет, ничего такого, с чем бы они не смогли справиться сами, — усмехнулся Герман, обходя кофейный столик и направляясь к Линде.
Но пройти к ней ему так и не удалось, поскольку в гостиной вновь появилась миссис Олаффсон с той же самой фразой, что и в первый раз:
— Телефон, сэр.
Несколько секунд Герман только молча смотрел на неё, слишком удивлённый, чтобы произнести хоть слово. Он не мог сказать: «Что, звонят с Западного побережья?», потому что эта отговорка уже была использована. Он чуть было не ляпнул: — «Мы ведь сделали всё как надо!», но вовремя спохватился и спросил:
— Кто это?
— Просто сказали, что это друг, сэр.
— Слушай, Герман! — окликнул его Растус голосом, в котором явственно слышался южный акцент — явное свидетельство того, что он раздражён. — Нас так никогда и не накормят?
— Сейчас, — тихо сказал Герман Растусу, миссис Олаффсон и всем присутствующим. — Я быстро, — сердито пообещал он, вышел из комнаты, спустился в холл и с размаху, не останавливаясь, толкнул дверь студии, забыв, что она заперта. В результате он налетел на дверь, с силой ударившись об неё носом.
— Чёрт возьми! — прорычал Герман. Было так больно, что из глаз брызнули слёзы. Держась за нос — тут он вспомнил давешнего билетёра — он метнулся в кухню и, миновав её, вбежал в студию через другую дверь. Плюхнувшись в кресло за письменным столом, он поднял трубку.
— Да?
— Алло, Герман?
— Да, да. Кто это?
— Келп.
Настроение Германа сразу резко улучшилось.
— А, привет-привет! Давненько ты не появлялся.
— У тебя что-то с голосом. Ты, часом, не простудился?
— Нет, только что расшиб нос.
— Что?
— Да ладно, неважно. Как дела?
— Когда как, — уклончиво ответил Келп. — Ты сейчас свободен?
— Не то слово, только свистни!
— Но это дельце ещё не на сто процентов. Всё ещё существует маленькое «может быть».
— Ну, это всё же лучше, чем ничего, — быстро сказал Герман.
— Верно, — с удивлением согласился Келп таким тоном, будто эта мысль никогда раньше не приходила ему в голову. — Ты знаешь «О-Джей Бар»?
— Конечно.
— Завтра вечером в восемь тридцать.
Герман нахмурился. Вообще-то на завтра он был приглашён на собеседование с потенциальными кандидатами… Нет. Как он сказал гостям, у него разорительные вкусы, а «может быть» всё же лучше, чем ничего.
— Я приеду.
— Тогда до встречи.
Герман положил трубку и потянулся за бумажной салфеткой. Улыбаясь, он вытер слёзы, осторожно отпер дверь студии и вышел в холл, где его встретила миссис Олаффсон.
— Ужин готов, сэр.
— И я тоже.
Глава 10
Виктор стоял в лифте и улыбался. Хотя дом, расположенный на Парк-авеню в районе 70-х улиц, был построен на рубеже веков, а лифт, как извещала табличка, установлен в 1926 году, его внешний вид вполне соответствовал общему интерьеру. Виктору доводилось видеть подобные лифты в старых фильмах — обшивка из тёмного дерева, медные перильца на уровне пояса, мутноватое зеркало и светильники в углах кабины, похожие на миниатюрные перевёрнутые небоскрёбы со шпилями. Он чувствовал себя так, будто перенёсся в столь любимую им эпоху бульварных журнальчиков, и именно поэтому то и дело со счастливой улыбкой обозревал кабину, пока поднимался со своим дядюшкой на семнадцатый этаж.
— Ты чего разулыбался, чёрт возьми? — спросил Келп.
— Извини, — Виктор вздохнул с сокрушённым видом. — Просто мне нравится этот лифт.
— Мы идём к доктору медицины, — напомнил Келп, — а не к психиатру.
— Я всё понял, — трезвым голосом сказал Виктор.
— И запомни — говорить буду я.
— О, ну конечно, — охотно согласился Виктор.
Он был в бешеном восторге от всей операции. Дортмундер был мужик что надо, Марч и его мать были ребятами что надо, задняя комната «О-Джей Бара» была что надо, не говоря уже обо всех этапах, из которых складывалось дело. Даже явное нежелание Дортмундера допускать Виктора к непосредственному участию в операции вполне соответствовало его представлениям о таких людях — ещё бы, какой же старый опытный профессионал захочет работать рука об руку с зелёным новичком? Но Виктор знал, что в конце концов у него будет возможность продемонстрировать свою ценность. От этой мысли он снова заулыбался, но, почувствовав строгий взгляд Келпа, поспешно согнал улыбку с лица.
— Вообще-то не стоило брать тебя с собой, — буркнул Келп, пока они открывали дверь лифта и выходили в холл семнадцатого этажа. Дверь доктора со скромной табличкой, на которой стояло только его имя, находилась слева от лифта. — Он может даже отказаться разговаривать о делах при тебе.
— Надеюсь, что нет, — с мальчишеской улыбкой сказал Виктор.
— Если не захочет, — продолжал Келп, — ты сразу же отправишься прямиком в приёмную. И не вздумай с ним спорить.
— Ни в коем случае, — совершенно искренне откликнулся Виктор.
Фыркнув, Келп вошёл в кабинет, Виктор — за ним.
Справа от входа за конторкой сидела медсестра. Виктор остановился у двери, пока Келп вёл с ней переговоры.
— Нам назначено. Чарльз Уиллис и Уолтер Маклейн.
— Да, сэр. Если вы присядете… — Нажав на кнопку, открывающую дверь в перегородке, девушка впустила их в приёмную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25