Нагаи задумчиво кивнул. Масиро жил, согласуясь с древними книгами. Однако должна была остаться обида. Нагаи ведь чувствовал обиду всякий раз, как Хамабути наказывал его.– Прости меня, Масиро, но так было нужно.Масиро недоуменно поднял глаза.– Зачем ты просишь прощения? Таков обычай якудза. Так должно быть. Вот и все.Нагаи щелкнул большим пальцем по вишне, как по мраморному шарику. Она полетела прямо в лицо Масиро. Самурай занес меч над головой, затем опустил его и разрубил вишню у самого своего носа. Половинки упали к его ногам.Масиро спрятал меч в ножны.– Ты, кажется, расстроен этим, мой господин. Неужели ты так долго живешь в Америке, что успел уже забыть о наших обычаях?Вертя следующую вишню в пальцах, Нагаи взглянул на самурая. Масиро его понимал. С ним можно поговорить. В конце концов, оба они изгои.– Возможно, я и живу здесь слишком долго, – произнес наконец Нагаи. – Но жить здесь удобно. Мне здесь нравится. По многим причинам мне здесь лучше, чем дома. – Он опустил глаза на вишню, мелькающую в пальцах. – Но если мне здесь так нравится, почему я не перестаю думать о возвращении? Хочу ли я снова увидеть моих детей? Или что-то еще?– Твое смятение – дым. Его развеют ветра. Твоя цель – вернуться в Японию, увидеть снова твоих детей и, самое главное, занять прежнее почетное место среди Фугукай. – По-японски слова Масиро звучали резко, задевали за живое. Он говорил совершенно убежденно. Хотел бы Нагаи обладать такой убежденностью относительно некоторых своих дел.– Да... Думаю, ты прав. – Он положил вишню на язык, оборвал черешок и стал катать ее во рту.– Но тебя волнует Рэйко, – продолжал Масиро. – Ты хотел бы взять твою женщину с собой в Японию.Нагаи кивнул. Масиро очень хорошо его знал.– Восстановить честь, жить в Японии с Рэйко, с моими детьми... Это было бы раем. – Все это начинало уже походить на мечты идиота.Масиро покачал головой.– Рая на земле не бывает. Только борьба.– Но победа – это рай.Масиро нахмурился и склонил голову, раздумывая над сказанным.– Да... пожалуй, так.Нагаи взял по вишне в каждую руку и кинул их в самурая. Тот клинком прочертил отрывистую восьмерку и поразил обе цели. Половинка вишни, разрубленной наискось, подкатилась к острым носкам черных туфель Нагаи, сделанных из кожи аллигатора.– А ты, Масиро? Ты бы хотел вернуться в Японию?– Если ты захочешь, я вернусь.Нагаи усмехнулся.– Но сам-то ты не рвешься.Масиро покачал головой.– Нет. Здесь мне лучше. Там, в Японии, меня ищут. Если я вернусь, опять буду в бегах, как загнанный зверь. – Он поднял глаза на доспех, что висел на стене. – Мне бы не хотелось повторить судьбу Ямаситы.Нагаи глянул на узор старинного доспеха – крохотные тусклые пластинки меди, тесно скрепленные друг с другом темно-зелеными, коричневыми, черными кожаными ремешками. Он знал историю предка Масиро, носившего этот щит, – Ямаситы, внебрачного сына самого знаменитого самурая Японии Мусаши Миямото; так, во всяком случае, утверждал Масиро. Ведь у Мусаши вроде бы не было детей. Масиро рассказывал, что Нагаи, господин Ямаситы, был убит в бою и все его самураи волей-неволей сделались ронинами, бродячими воинами, и оказались вынуждены беспрерывно скитаться и мародерствовать, поскольку лишились своего господина. Несмотря на славу искусного фехтовальщика, Ямасита погиб как мужик, – его подло убили из мести. Ему сзади перерубили шею, пока он забавлялся с какой-то деревенской бабой. Его убийцей был ниндзя, которого нанял китаец, торговец шелком, проигравший Ямасите в кости любимую лошадь. Бесчестно убивать мужчину, когда он занимается любовью, но это, по словам Масиро, любимая тактика ниндзя. Нагаи спросил себя, не сочтет ли Масиро и его ронином, если он предаст Хамабути ради Д'Урсо. Дозволено ли самураю менять господина?Нагаи взял еще две вишни и швырнул их в Масиро с одной и с другой стороны. Самурай выхватил оба меча, длинный и короткий, и раскинул руки, как хищная птица крылья. Он стремительно двинулся вправо, затем влево. Катана разрубил одну из вишен, но вакидзаси только задел другую плашмя, отшвырнув ее в дальний конец склада, на груду коробок. Масиро нахмурился и проворчал что-то про себя.Нагаи положил в рот еще вишню.– Скажи-ка мне одну вещь, – приступил он к делу. – Что ты думаешь о Д'Урсо? Только говори правду.Масиро поднял бровь.– Что ты имеешь в виду?– Могу ли я доверять ему?– Ты ведь доверял ему до сих пор.– Так.Масиро положил обе ладони на рукоятку длинного меча.– Что-то беспокоит тебя. Что именно? Что сделал Д'Урсо?Нагаи почти уже решился все рассказать, но внезапно передумал.– Ничего особенного он не сделал. Просто иногда у меня возникает дурное предчувствие. Мне все время хочется знать, что же он думает на самом деле. На поверхности все гладко, но в глубине таится что-то скверное, особенно когда Франчоне отирается рядом. Чувствую я: что-то здесь не так.Масиро почесал в затылке.– Я плохо разбираюсь в чувствах. Я привык действовать. – Нагаи знал, что он скажет что-нибудь в этом роде. Много от тебя проку, голубчик.– У меня такое впечатление, будто Д'Урсо что-то задумал, и это может повредить нашим отношениям с мафией. Такого допустить нельзя.Масиро пожал плечами.– Какая разница, кому продавать рабов?– Хамабути хочет, чтобы мы работали с семьей Антонелли. Ты же знаешь: Антонелли – его старый друг, они познакомились сразу после войны.– Война идет всегда и всюду. После какой войны?– Той, которую мы проиграли. – Ну и умник. Интересно, твой предок так же разговаривал со своим господином? – Хамабути предупредил меня. Если наши отношения с семьей Антонелли будут нарушены, виноват буду я. Так именно он и сказал. Он потеряет на этом кучу денег. – Тут Нагаи поднял руку и растопырил пальцы, показывая Масиро два своих обрубка. – Очередного пальца ему будет маловато, если эта сделка лопнет. Я уже и так здесь в изгнании. Единственная кара, какая еще осталась...– Смерть. – Масиро, как лошадь, закивал головой. Так на чьей же, черт побери, он стороне?Тут самурай преклонил колени и отвесил господину поклон.– Я не покину тебя, что бы ни случилось. Даю слово.Нагаи устало улыбнулся. Масиро – хороший парень, и к тему же крутой. Но как ни говори, он все же только один. И смогут ли ребята из мафии Д'Урсо на самом деле оградить его, Нагаи, от мести Хамабути? Нет, если все они такие, как этот шут Франчоне.– У Хамабути здесь много людей, чтобы присматривать за нами, – сказал он. – С нами работают шестьдесят, но я знаю, что их гораздо больше. Да и те, кто по видимости получают приказания от нас, на самом деле подчиняются Хамабути. Я это знаю. Меня окружают убийцы. – Нагаи сунул еще одну вишню в рот, но немедленно сплюнул. Какого черта он ест эту пакость?Масиро встал и кивнул на плошку с вишнями. Он что, оглох, черт проклятый? Нагаи с отвращением захватил полную горсть вишен и швырнул их все в Масиро.Тот выхватил оба меча. Сверкание стали скрыло его зловещим туманом. Черт, он режет не хуже мясорубки, и неоново-красные клочья разлетаются в разные стороны. Последняя вишня пришлась на короткий меч. Половинка взмыла прямо к потолку. Масиро поймал ее, подставив клинок.– Никаких неприятностей не будет – ни с Д'Урсо, ни с Хамабути. Ты будешь счастлив. Я позабочусь об этом. Пожалуйста, не волнуйся. – Он забросил вишню с меча себе в рот, с улыбкой поклонился и принялся жевать.Нагаи тоже выдавил улыбку. Может быть, ему удастся переметнуться и остаться в живых. Может быть, Масиро один стоит целой армии. Мусаши Миямото, судя по всему, стоил. Если Масиро сможет сохранить ему жизнь до тех пор, пока они с Д'Урсо не укрепятся окончательно, дело, возможно, выгорит. Надежда есть. Нагаи взял еще вишню из плошки и положил ее в рот. В жизни все может обернуться в лучшему. Глава 8 Было уже почти семь часов, когда пригородный поезд из Международного торгового центра прибыл, громыхая, на станцию Хобокен. Вагон, в котором ехал Тоцци, был битком набит. Масса портфелей из воловьей кожи, плащей от Барберри, очков в черепаховой оправе, ног, затянутых в колготки, втиснутых в белые кроссовки «Рибок», – и все это срывается с места и выходит именно на этой станции. Продвигаясь к турникету в густой толпе, Тоцци спрашивал себя, в самом ли деле Хобокен именно то, что ему нужно. Вместе со всей лавиной он поднялся наверх и пересек широкую булыжную мостовую. Оказавшись на другой стороне, он вдруг увидел свое отражение в витрине какого-то бара. Светло-серый костюм и черные итальянские мокасины казались слишком новыми, существовали как бы отдельно от него. Тоцци долго разглядывал себя и остался недоволен увиденным. Он ничем не выделялся из толпы. Возможно, это место все же как раз для него.Он обещал даме из «Элизиан филдс риэлти», что придет в семь. Подумалось, что, возможно, следует начать присматривать себе другую квартиру: вряд ли ему сдадут ту, на Адамс-стрит, которую показывала миссис Карлсон. Нет у него ни жены, ни имущества. Тоцци прикинул, а не пойти ли в любом случае в пятницу на встречу с домовладельцем и не сказать ли ему, что супруга скоропостижно скончалась – опухоль в мозгу или что-нибудь в этом роде. Может, ему сдадут квартиру из сострадания. Но нет: это слишком глупо. Все на свете глупо донельзя.Целый день он потратил на то, чтобы связать воедино «Фука смерти», ритуальные убийства и меч, но не получилось решительно ничего. Он уже забыл, как осточертевает целый день копаться в картотеке, прочитывать на компьютере различные варианты, часами увязывать факты со своей версией и, наконец, прийти к выводу: то, что тебе казалось блестящим озарением, на самом деле яйца выеденного не стоит. Тем глубоким разрезам на обоих телах не находилось никакого аналога в Национальном банке данных по преступлениям. Эксперты стояли на своем: разрезы нанесены одним ударом одного-единственного лезвия, а такой информации не содержалось ни в одном компьютере. Тоцци с самого начала не очень-то верил в это и до сих пор был настроен скептически. Разве такое в человеческих силах? Медики наверняка ошиблись.Холодало. Ветер задувал все сильней. Тоцци сунул руки в карманы, подумал было: жаль, что не надел плащ, потом вспомнил, что плаща больше нет. Нужно покупать новый, Черт. Хороший был плащ.Шагая по Вашингтон-стрит, он заметил смешные бумажные рожицы, приклеенные к окну нарядного итальянского ресторанчика. Прямо за дверью, на стойке, были выставлены самые разные сорта спагетти, а рядом, за стеклом охлаждаемой витрины, виднелись замороженные соусы. У них в семье спагетти назывались макаронами, а соусы – подливами. Не очень-то нравились ему эти новомодные гастрономы, где продавали помидоры, высушенные на солнце, и белые грибы. Он любил старые забегаловки на боковых улочках, где тебе дадут большой бутерброд с копченым мясом и свежим сыром, а сверху положат сладкий красный перец, и сыр в середке будет совсем мягкий; а еще ты там сможешь поставить десятку на лошадь, если только знаешь на какую. Признаться, он любил те же места, что и крутые ребята. Только он не был крутым. Он был федералом.«Элизиан филдс риэлти», контора по сдаче недвижимости, располагалась в соседнем квартале. Тоцци шел быстро – он замерз и безумно желал поскорее оказаться под кровом. Но тут его взгляд упал на маленькое, написанное от руки объявление, прикрепленное к двери: ХОБОКЕНСКАЯ КООПЕРАТИВНАЯ ШКОЛА САМОЗАЩИТЫ. Внизу красовалась вереница японских или китайских иероглифов. Тоцци отошел к краю тротуара и посмотрел на окна второго этажа над цветочным магазином. Все они были ярко освещены. Можно было разглядеть движущиеся фигуры в белых одеждах. Тоцци вдруг подумал о тех трупах в машине и о смертельных ударах по шейным позвонкам. Он оглянулся на здание «Элизиан филдс риэлти». Это может подождать. Есть дела поважнее. Тоцци распахнул дверь и поднялся по лестнице.В маленькой, обставленной дешевой мебелью приемной никого не оказалось, и Тоцци просунул голову в зал для тренировок. Он был просторный, почти по всей длине здания; потолок облупился, но лампы сияли вовсю. Голубые маты почти сплошь устилали деревянный пол. В зале находилось около дюжины человек – большей частью мужчины, четыре женщины, примерно равное количество белых, оранжевых, голубых и коричневых поясов. Они разбились на пары и отрабатывали прием, состоявший в том, чтобы отбросить нападающего, который подкрадывается сзади и душит за шею. Учитель – сенсей, вспомнилось Тоцци, – выглядел довольно миролюбиво: у него была густая рыжевато-каштановая борода, а волосы на лбу и висках начинали редеть. Он сновал среди пар, наблюдая за учениками, иных останавливая и исправляя ошибку. Поверх белой куртки он носил какую-то странную одежду, длинную складчатую, похожую на брюки-юбку. В Квантико, готовясь к службе в ФБР, Тоцци немного учился каратэ – правда, сокращенному варианту, приспособленному исключительно для полицейских нужд. И он помнил, что там сенсей отличался от других только черным поясом. Эти брюки-юбка – явно что-то новенькое.Наблюдая, как сенсей занимается с классом, Тоцци скоро понял, что это не каратэ, разве что речь шла о какой-нибудь потаенной, эзотерической форме. И все равно сомнительно, совсем на каратэ не похоже. Ни подскоков, ни рубящих ударов. Все двигались спокойно, размеренно. В каждой паре, отрабатывающей прием, атакующий неизменно проигрывал – обычно его клали на обе лопатки или же он летел вниз головой на голубой мат. Коричневые и некоторые из синих поясов, казалось, затрачивали минимум усилий на то, чтобы отбросить противника. Все это казалось почти невероятным. Тоцци был заинтригован. Он прислонился к дверному косяку и смотрел до тех пор, пока сенсей не скомандовал отбой. Все пары остановились, противники поклонились друг другу, затем уселись в ряд перед учителем, по-восточному поджав ноги.Тогда сенсей вызвал самого крупного парня в классе, чернокожего, огромного, как шкаф. Он вручил амбалу деревянный меч и по-японски назвал прием, который собирался демонстрировать. Они встали лицом к лицу, и верзила схватил меч обеими руками. Вдруг он занес меч над головой и бросился вперед, будто намереваясь разрубить сенсея пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34