- Мало пользы, брат Тоби, семейному спокойствию от нашего с вами самообладания, от того, что мы сидим здесь молча и неподвижно, - - между тем как такая буря бушует над нашей головой.
- В чем дело, Сузанна? - Окрестили дитя Тристрамом - - и с госпожой моей только что была по этому случаю истерика. - - Нет! - я тут не виновата, - оправдывалась Сузайна, - я ему сказала: Тристрам-гист.
- - Пейте чай один, братец Тоби, - сказал отец, снимав с крючка шляпу, - но насколько звуки его голоса, насколько все его движения непохожи были на то, что воображает рядовой читатель!
Ибо он произнес эти слова самым мелодичным тоном - и снял шляпу самым грациозным движением тела и руки, какие когда-либо приводила в гармонию и согласовала между собой глубокая скорбь.
- Ступай на мою лужайку и позови мне капрала Трима, - сказал дядя Тоби Обадии, как только отец покинул комнату.
Глава XVII
Когда несчастье с моим носом так тяжко обрушилось на голову моего отца, - - он в ту же минуту, как уже знает читатель, поднялся наверх и бросился на кровать; на этом основании читатель, если он не обладает глубоким знанием человеческой природы, склонен будет ожидать от моего отца повторения таких же восходящих и нисходящих движений и после несчастия с моим именем; - - нет.
Разный вес, милостивый государь, - и даже разная упаковка двух неприятностей одинакового веса - весьма существенно меняют нашу манеру переносить их и из них выпутываться. - Всего полчаса тому назад я (благодаря горячке и спешке, свойственным бедняку, который пишет ради куска хлеба) бросил в огонь, вместо черновика, беловой лист, только что мной оконченный и тщательно переписанный.
В тот же миг я сорвал с головы парик и швырнул его изо всей силы в потолок - правда, я потом его поймал на лету - но дело таким образом было сделано; не знаю, могло ли что-нибудь другое в природе принести мне сразу такое облегчение. Это она, любезная богиня, во всех таких раздражающих случаях вызывает у нас, при помощи внезапного импульса, то или иное порывистое движение - или же толкает нас в то или другое место, кладет, неизвестно почему, в то или другое положение. - Но заметьте, мадам, мы живем среди загадок и тайн - самые простые вещи, попадающиеся нам по пути, имеют темные стороны, в которые не в состоянии проникнуть самое острое зрение; даже самые ясные и возвышенные умы среди нас теряются и приходят в тупик почти перед каждой трещиной в произведениях природы; таким образом, здесь, как и в тысяче других случаев, события принимают для нас оборот, который мы хотя и не в состоянии осмыслить, - но из которого все же извлекаем пользу, с позволения ваших милостей, - и этого с нас довольно.
И вот, с теперешним своим горем отец ни в коем случае не мог бы броситься в постель - или унести его на верхний этаж, как давешнее, - он чинно вышел с ним прогуляться к рыбному пруду.
Даже если бы отец подпер голову рукой и целый час размышлял, какой ему избрать путь, - разум со всеми его мыслительными способностями и тогда не мог бы указать ему лучший выход: в рыбных прудах, сэр, есть нечто - а что именно, предоставляю открыть строителям систем и очистителям прудов сообща, - во всяком случае, когда вы охвачены первым бурным порывом раздражения, есть нечто столь неизъяснимо успокоительное в размеренной и чинной прогулке к одному из таких прудов, что я часто дивился, почему ни Пифагор, ни Платон, ни Солон, ни Ликург, ни Магомет и вообще никто из ваших прославленных законодателей не оставил на этот счет никаких предписаний.
Глава XVIII
- Ваша милость, - сказал Трим, затворив сначала за собой двери в гостиную, - слышали, я думаю, об этом несчастном случае. - - О да, Трим! - сказал дядя Тоби, - и он меня очень огорчает. - Я тоже сильно огорчен, - отвечал Трим, - но я надеюсь, вы мне поверите, ваша милость, что я в этом совсем не виноват. - Ты - Трим? - воскликнул дядя Тоби, ласково смотря ему в лицо, - нет, это наглупила Сузанна с младшим священником. - - Что же они могли вместе делать, с позволения вашей милости, в саду? - В коридоре, ты хочешь сказать, - возразил дядя Тоби.
Поняв, что он идет по ложному следу, Трим промолчал и только низко поклонился. - Два несчастья, - сказал себе капрал, - это по меньшей мере вдвое больше, чем следует говорить в один раз; - о беде, которую наделала корова, забравшаяся в наши укрепления, можно будет доложить его милости как-нибудь после. - Казуистика и ловкость Трима, прикрытые его низким поклоном, предотвратили всякое подозрение у дяди Тоби и он следующим образом выразил то, что хотел сказать Триму: - Что касается меня, Трим, то хотя я не вижу почти никакой разницы, будет ли мой племянник называться Тристрамом или Трисмегистом, - все-таки, поскольку брат мой принимает случившееся так близко к сердцу, Трим, - я бы охотно дал сто фунтов, только бы этого не случилось. - Сто фунтов, ваша милость! - воскликнул Трим, - а я бы не дал и вишневой косточки. - Не дал бы и я, Трим, если бы это дело касалось меня, - сказал дядя Тоби, - но мой брат, с которым тут спорить невозможно, - утверждает, будто от имен, которые даются при крещении, зависит гораздо больше, чем воображают люди невежественные, - - от самого сотворения мире, - говорит он, - никогда не было совершено ничего великого или геройского человеком, носящим имя Тристрам; он даже утверждает, Трим, что с таким именем нельзя быть ни ученым, ни мудрым, ни храбрым. - Все это выдумки, с позволения вашей милости, - возразил капрал, - когда полк называл меня Тримом, я дрался ничуть не хуже, чем тогда, когда меня называли Джемсом Батлером. - И про себя скажу, - проговорил дядя Тоби, - хоть мне и совестно хвастаться, Трим, - а все-таки, называйся я даже Александром, я бы исполнил под Намюром только свой долг. - Сущая правда, ваша милость! - воскликнул Трим, выступая на три шага вперед, - разве человек думает о своем имени, когда идет в атаку? - Или когда стоит в траншее, Трим? - воскликнул дядя Тоби с решительным видом. - Или когда бросается в брешь? - сказал Трим, продвигаясь между двух стульев. - Или врывается в неприятельские ряды? - воскликнул дядя, вставая с места и выставляя вперед свой костыль, как пику. - Или перед взводом солдат? - воскликнул Трим, держа наизготовку свою палку, как ружье. - Или когда он взбирается на гласис? - воскликнул дядя Тоби, разгорячившись и ставя ногу да табурет. - -
Глава XIX
Отец вернулся с прогулки к рыбному пруду - и отворил дверь в гостиную в самый разгар атаки, как раз в ту минуту, когда дядя Тоби взбирался на гласис. - Трим опустил свое оружие - никогда еще дядя Тоби не бывал застигнут во время такого бешеного галопа на своем коньке! Ах, дядя Тоби не будь всегда готовое красноречие моего отца всецело поглощено более серьезной темой - каким бы ты подвергся издевательствам вместе с несчастным твоим коньком!
Отец повесил шляпу таким же спокойным и ровным движением, как он ее снял; бросив беглый взгляд на беспорядок в комнате, он взял один, из стульев, служивших составной частью бреши капрала, поставил его против дяди Тоби, сел и, как только было убрано со стола и двери в гостиную были затворены, разразился следующей жалобой.

Жалоба моего отца
- Бесполезно долее, - сказал отец, обращаясь столько же к проклятию Эрнудьфа, лежавшему в углу на полке камина, - сколько и к дяде Тоби, который под камином сидел, - бесполезно долее, - сказал отец стонущим, до жути монотонным голосом, - бесполезно долее бороться, как делал я, с этим безотраднейшим из человеческих убеждений, - я теперь ясно вижу, что, за мои ли грехи, брат Тоби, или же за грехи и безрассудства семейства Шенди, небу угодно было пустить в ход против меня самую тяжелую свою артиллерию и что точкой, на которую направлена вся сила ее огня, является благополучие моего сына. - Такая канонада, брат Шенди, разнесла бы в прах вселенную, - сказал дядя Тоби, - если бы ее открыть. - Несчастный Тристрам! дитя гнева! дитя немощности! помехи! ошибки! и неудовольствия! Есть ли какое-нибудь несчастье или бедствие в книге зародышевых зол, способное расшатать твой скелет или спутать волокна твоего тела, которое не свалилось бы тебе на голову еще прежде, чем ты появился на свет? - А сколько бед по дороге туда! - сколько бед потом! - зачатый на склоне дней твоего отца - когда силы его воображения, а также силы телесные шли на убыль - - - когда первичная теплота и первичная влага, элементы, которым надлежало упорядочить твой телесный состав, остывали и высыхали, так что для закладки основ твоего бытия не оставалось ничего, кроме величин отрицательных, - - - плачевно это, брат Тоби, когда так требовались все виды маленькой помощи, которую могли подать забота и внимание с той и другой стороны! Потерпеть такое поражение! Вы знаете, как было дело, брат Тоби, - слишком грустная это история, чтобы ее повторять сейчас - когда немногочисленные жизненные духи, которыми я еще располагал и с которыми должна была быть переправлена память, фантазия и живость ума, - были все рассеяны, приведены в замешательство, расстроены, разогнаны и посланы к черту. -
- Тут, казалось бы, пора положить конец этому преследованию несчастного - и хотя бы в виде опыта испробовать - не может ли поправить дело спокойное и ровное расположение духа вашей невестки в течение девятимесячной беременности вместе с должным вниманием, брат Тоби, к опорожнениям и наполнениям и прочим ее non naturalia. - Но и этого лишен был мой ребенок! Сколько хлопот и неприятностей причинила она себе, а стало быть, и своему плоду, нелепым желанием: рожать непременно в Лондоне! - А мне казалось, что моя невестка с величайшим терпением подчинилась, - возразил дядя Тоби, - - - я не слышал от нее ни одного гневного слова по этому поводу. - Зато все у нее кипело внутри, - воскликнул отец, - а это, позвольте вам сказать, братец, было еще в десять раз хуже для ребенка, - и кроме того, сколько мне пришлось выдержать схваток с ней, сколько было бурь из-за повивальной бабки! - Она таким образом давала выход своим чувствам, - заметил дядя Тоби. - Выход! - воскликнул отец, возведя глаза к небу. - -
- Но что все это, дорогой Тоби, по сравнению с огорчением, которое нам причинило появление ребенка на свет головой вперед, когда я так горячо желал спасти из этого страшного кораблекрушения хотя бы его головную коробку в неповрежденном и сохранном виде. -
- Несмотря на все мои предосторожности, теория моя самым жалким образом была опрокинута вверх дном вместе с ребенком в утробе матери! Голова его попала во власть грубой руки и подверглась давлению четырехсот семидесяти коммерческих фунтов, а когда такая тяжесть действует отвесно на темя - мы только на девяносто процентов можем быть уверены, что нежная мозговая ткань не лопнет и не разорвется в клочки.
- Все-таки мы могли еще выпутаться. - - Дурак, хлыщ, ветрогон - дайте ему только нос - калека, карлик, сопляк, простофиля - (наделяйте его какими угодно недостатками) двери Фортуны перед ним отворены. - О Лицетус! Лицетус! пошли мне небо недоноска в пять с половиной дюймов длины, вроде тебя, - я мог бы бросить вызов судьбе.
- Но даже и в этом случае для нашего ребенка оставался еще один счастливый выход. - О Тристрам! Тристрам! Тристрам!
Надо будет послать за мистером Йориком, - сказал дядя Тоби.
- Можете посылать за кем угодно, - отвечал отец.
Глава XX
Каким, однако, аллюром, с какими курбетами и прыжками - два шага туда, два шага сюда - двигался я на протяжении четырех томов подряд, не оглядываясь ни назад, ни даже по сторонам - посмотреть, на кого я наступил! - Не буду ни на кого наступать, - сказал я себе, когда садился верхом, - буду ехать хорошим бойким галопом, но не задену даже самого захудалого осла по дороге. - Так пустился я в путь - по одной тропинке вверх - по другой вниз - минуя одну рогатку - перескакивая через другую - как если б сам сатана гнался за мной по пятам.
Но поезжайте вы этим аллюром даже с самыми лучшими намерениями и решениями - все-таки, миллион против одного, вы кого-нибудь да ушибете, если сами не ушибетесь. - Он свалился - он выбит из седла - он потерял шляпу - он лежит растянувшись - он сломает себе шею - глядите-ка! - да ведь он врезался на полном скаку в трибуны присяжных критиков! - он расшибет себе лоб об один из их столбов - опять он растянулся! - глядите - глядите - вот он теперь несется как угорелый, с копьем наперевес, в густой толпе живописцев, скрипачей, поэтов, биографов, врачей, законоведов, логиков, актеров, богословов, церковников, государственных людей, военных, казуистов, знатоков, прелатов, пап и инженеров. - Не бойтесь, - сказал я, - я не задену даже самого захудалого осла на королевской большой дороге. - Но ваш конь обдает грязью; смотрите, как вы разукрасили епископа. - Надеюсь, видит бог, то был только Эрнульф, - сказал я. - Но вы брызнули прямо в лицо господам ле Муану, де Роминьи и де Марсильи, докторам Сорбонны. - То было в прошлом году, - возразил я. - Но вы наступили сию минуту на короля. - - Худые, значит, пришли времена для королей, - сказал я, - коли их топчут такие маленькие люди, как я.
- А все-таки вы наступили, - возразил мой обвинитель.
- Я это отрицаю, - сказал я, спасаясь от него, и вот стою перед вами с уздечкой в одной руке и с колпаком в другой, готовый рассказать одну историю. - - Какую историю? - Вы ее услышите в следующей главе.
Глава XXI
Однажды зимним вечером французский король Франциск I, греясь возле угольков догоравшего камина, беседовал со своим первым министром о различных государственных делах. - Не худо было бы, - сказал король, помешивая палочкой тлеющие угольки, - немножко упрочить добрые отношения между нами и Швейцарией. - Не имеет смысла, сир, - возразил министр, - давать деньги этому народу - он способен проглотить всю французскую казну. - Фу! фу! - отвечал король, - - есть и другие способы, господин премьер, подкупать государства, помимо денежных подачек. - - - Я хочу оказать Швейцарии честь, пригласив ее в крестные отцы ребенка, которого я ожидаю. - - Поступив таким образом, ваше величество, - сказал министр, - вы наживете себе врагов в лице всех грамматиков Европы: - ведь Швейцария, будучи в качестве республики особой женского пола, ни в коем случае не может быть крестным отцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74