https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/nad-stiralnoj-mashinoj/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

- - Неправда, - сказала она. - Я бы предпочел, чтобы вы с этого начали, - проговорил мой отец.
- Да, пожалуйста, - прибавил дядя Тоби.
Глава XVII
- - Да на каком же, в конце концов, основании, бабушка, возьметесь вы утверждать, что это не бедро, а голова ребенка? - - Ну, разумеется, голова, - возразила повивальная бабка. - Ведь, как ни решительны утверждения этих старых дам, - продолжал доктор Слоп (обращаясь к моему отцу), - - определить это очень трудно - - хотя и чрезвычайно важно, - - потому, сэр, что если по ошибке примешь бедро за голову - то легко может случиться (если ребенок - мальчик), что щипцы *********************.
- - - Что именно может случиться, - доктор Слоп тихонько прошептал на ухо сначала моему отцу, а потом дяде Тоби. - - Голове же, - продолжал он, - такая опасность не угрожает. - Разумеется, не угрожает, - проговорил отец, - а только если это может случиться с бедром - - вы свободно можете снести также и голову.
- Читателю решительно невозможно тут что-нибудь понять - - довольно того, что понял доктор Слоп. - - Взяв в руку свой зеленый байковый мешок, он с помощью туфель Обадии, весьма проворно для человека его сложения, зашагал через комнату к дверям - - а от дверей добрая повитуха проводила его в комнаты моей матери.
Глава XVIII
- Всего два часа и десять минут - не больше, - - воскликнул мой отец, взглянув на свои часы, - как прибыли сюда доктор Слоп и Обадия. - - - Не знаю, как это случается, брат Тоби, - - - а только моему воображению кажется, что прошел почти целый век.
- - Тут - - сэр, возьмите, пожалуйста, мой колпак - - да прихватите заодно колокольчик, а также мои ночные туфли.
Так вот, сэр, все это к вашим услугам, и я от всего сердца дарю это вам при условии, если вы уделите настоящей главе все ваше внимание.
Хотя отец мой сказал: «не знаю, как это случается» , - однако он отлично это знал, - - и в ту самую минуту, когда он говорил это, уже принял про себя решение подробно объяснить дяде Тоби, в чем тут дело, при помощи метафизического рассуждения на тему о длительности и ее простых модусах , чтобы показать дяде Тоби, в силу какого механизма и каких выкладок в мозгу вышло так, что быстрая смена их мыслей после появления в комнате доктора Слопа и постоянные переходы разговора с одного предмета на другой растянули такой короткий промежуток времени до таких непостижимых размеров. - - «Не знаю, как это случается, - - воскликнул мой отец, - - а только мне кажется, что прошел целый век».
- Все это объясняется, - проговорил дядя Тоби, - сменой наших идей.
Отец, который, подобно всякому философу, испытывал зуд рассуждать обо всем, что ни случается, а также давать всему объяснение, - ожидал для себя величайшего удовольствия от беседы на тему о смене идей, нисколько не опасаясь, что она будет выхвачена у него из рук дядей Тоби, который (честнейшая душа!) обыкновенно все принимал так, как оно происходило, - - и меньше всего на свете утруждал свои мозги путаными мыслями. - - Идеи времени и пространства - - или как мы доходим до этих идей - или из какого материала они образованы - родятся ли они с нами - - или мы их потом уже подбираем по дороге - еще в юбочке - - или когда уже надели штаны - вместе с тысячей других изысканий и пререканий о бесконечности, предвидении, свободе и необходимости и так далее, на безнадежных и недоступных теориях которых свихнулось и погибло уже столько умных голов, - никогда не причиняли ни малейшего вреда голове дяди Тоби; отец мой это знал - - и был крайне поражен и раздосадован нечаянным решением вопроса моим дядей.
- А понимаете ли вы теорию этого дела? - спросил отец.
- Ни капельки, - отвечал дядя.
- - Но есть же у вас какие-то идеи относительно того, что вы говорите? - сказал отец.
- Не больше, чем у моей лошади, - отвечал дядя Тоби.
- Боже милостивый! - воскликнул отец, возведя глаза к небу и всплеснув руками, - в твоем простодушном невежестве столько достоинства, брат Тоби, - что прямо жаль заменять его знанием. - - - Но я тебе расскажу. - -
- Чтобы правильно понять, что такое время , без чего для нас навсегда останется непостижимой бесконечность , поскольку одно составляет часть другой, - - мы должны сесть и внимательно рассмотреть, какова наша идея длительности , чтобы толком уяснить себе, как мы до нее дошли. - Кому и зачем это нужно? - спросил дядя Тоби. - Ведь если вы устремите взор внутрь, на вашу душу , - продолжал отец, - и будете наблюдать внимательно, то вы заметите, братец, что когда мы с вами разговариваем, размышляем и курим трубки или когда мы последовательно воспринимаем идеи в нашей душе, мы знаем, что мы существуем, и таким образом существование или непрерывность существования нас самих или чего-нибудь другого, соразмерные с последовательностью каких-либо идей в нашей душе, мы считаем нашей собственной длительностью или длительностью чего-нибудь другого, сосуществующего с нашим мышлением, - - и таким образом, соответственно этой предпосылке - - Вы меня совсем сбили с толку, - воскликнул дядя Тоби.
- - Это объясняется тем , - возразил мой отец, - что при наших вычислениях времени мы так привыкли к минутам, часам, неделям и месяцам - - - а при счете часов (провалиться бы всем часам в нашем королевстве) так привыкли вымерять для себя и для наших домашних различные их части - - - что впредь смена наших идей вряд ли будет иметь для нас какое-нибудь значение или приносить нам какую-нибудь пользу.
- Однако, наблюдаем мы это или нет, - продолжал отец, - в голове каждого здорового человека происходит регулярная смена тех или иных идей, которые следуют вереницей одна за другой, точь-в-точь как… - Артиллерийский обоз? - сказал дядя Тоби. - Как вереница бредней! - продолжал отец, - которые сменяют одна другую в наших умах и следуют одна за другой на определенных расстояниях, совсем как изображения на внутренней стороне фонаря, вращающегося от тепла свечи. - А у меня, - проговорил дядя Тоби, - они, право, больше похожи на вертушку, приводимую в движение дымом из очага. - - В таком случае, братец Тоби, - отвечал отец, - мне нечего больше сказать вам по этому предмету.
Глава XIX
- - Какое удачное стечение обстоятельств пропало даром! - - Отец мой на редкость в ударе давать философские объяснения - готовый энергично преследовать любое метафизическое положение до самых областей, где его вмиг окутывают тучи и густой мрак; - - - Дядя Тоби в отличнейшем расположении его слушать; - голова у него как дымовая вертушка: - - дымоход не прочищен, и мысли в нем кружатся да кружатся, сплошь закоптелые и зачерненные сажей! - - Клянусь надгробным камнем Лукиана - если он существует - - а если нет, так его прахом! Клянусь прахом моего дорогого Рабле и еще более дорогого Сервантеса! - - разговор моего отца и дяди Тоби о времени и вечности - был такой, что только пальчики облизать! и отец мой, сгоряча его оборвавший, похитил из онтологической сокровищницы такую драгоценность, которую, вероятно, не способны туда вернуть никакое стечение благоприятных случайностей и никакое собрание великих людей.
Глава XX
Хотя отец мой упорно не желал продолжать начатый разговор - а все не мог выкинуть из головы дымовую вертушку дяди Тоби; - сперва он, правда, почувствовал себя задетым, - однако сравнение это заключало в себе нечто, подстрекавшее его фантазию; вот почему, облокотясь на стол и склонив на ладонь правую сторону головы, - он пристально посмотрел на огонь - - и начал мысленно беседовать и философствовать по поводу этой вертушки. Но жизненные его духи настолько утомлены были трудной работой исследования новых областей и беспрерывными усилиями осмыслить разнообразные темы, следовавшие одна за другой в их разговоре, - - что образ дымовой вертушки вскоре завертел все его мысли, опрокинув их вверх тормашками, - и он уснул прежде, чем осознал, что с ним делается.
Что же касается дяди Тоби, то не успела его дымовая вертушка сделать десяток оборотов, как он тоже уснул. - Оставим же их в покое! - - Доктор Слоп сражается наверху с повивальной бабкой и моей матерью. - Трим занят превращением пары старых ботфортов в две мортиры, которые будущим летом должны быть употреблены в дело при осаде Мессины, - - и в настоящую минуту протыкает в них запалы концом раскаленной кочерги. - Всех моих героев сбыл я с рук: - - в первый раз выпала мне свободная минута, - так воспользуюсь ею и напишу предисловие.

Предисловие автора
Нет, я ни слова не скажу о ней - вот вам она! - - Издавая ее - я обращаюсь к свету - и свету ее завещаю: - пусть она сама говорит за себя.
Я знаю только то - что когда я сел за стол, намерением моим было написать хорошую книгу и, поскольку это по силам слабого моего разумения, - книгу мудрую и скромную - я только всячески старался, когда писал, вложить в нее все остроумие и всю рассудительность (сколько бы их ни было), которые почел нужным отпустить мне великий их творец и податель, - - так что, как видите, милостивые государи, - тут все обстоит так, как угодно господу богу.
И вот Агеласт (раскритиковав меня) говорит, что если в ней есть, пожалуй, несколько остроумия - - то рассудительности нет никакой. А Триптолем и Футаторий, соглашаясь с ним, спрашивают: да и может ли она там быть? Ведь остроумие и рассудительность никогда не идут рука об руку на этом свете, поскольку две эти умственные операции так же далеко отстоят одна от другой, как восток от запада. - Да, - говорит Локк, - как выпускание газов от икания, - говорю я. Но в ответ на это Дидий, великий знаток церковного права, в своем кодексе de fartendi et illustrandi fallaciis утверждает и ясно показывает, что пояснение примером не есть доказательство, - и я, в свою очередь, не утверждаю, что протирание зеркала дочиста есть силлогизм, - но от этого все вы, позвольте доложить вашим милостям, видите лучше - так что главнейшая польза от вещей подобного рода заключается только в прочистке ума перед применением доказательства в подлинном смысле, дабы освободить его от малейших пылинок и пятнышек мутной материи, которые, оставь мы их там плавать, могли бы затруднить понимание и все испортить.
Так вот, дорогие мои антишендианцы и трижды искушенные критики и соратники (ведь для вас пишу я это предисловие) - - и для вас, хитроумнейшие государственные мужи и благоразумнейшие доктора (ну-ка - прочь ваши бороды), прославленные своей важностью и мудростью: - Монопол, мой политик, - Дидий, мой адвокат, - Кисарций, мой друг, - Футаторий, мой руководитель, - Гастрифер, хранитель моей жизни, - Сомноленций, бальзам и покой ее, - - и все прочие, как мирно спящие, так и бодрствующие, как церковники, так и миряне, которых я для краткости, а совсем не по злобе, валю в одну кучу. - Верьте мне, достопочтенные.
Самое горячее мое желание и пламеннейшая за вас и за себя молитва, если это еще для нас не сделано, - - состоят в том, чтобы великие дары и сокровища как остроумия, так и рассудительности, со всем, что им обыкновенно сопутствует, - вроде памяти, фантазии, гения, красноречия, сообразительности и так далее - пролились на нас в эту драгоценную минуту без ограничения и меры, без помех и препятствий, полные огня, насколько каждый из нас в силах вынести, - с пеной, осадком и всем прочим (ибо я не хочу, чтобы даже капля пропала): - в различные вместилища, клетки, клеточки, жилые помещения, спальни, столовые и все свободные места нашего мозга - да так, чтобы их можно было еще туда впрыскивать и вливать, согласно истинному смыслу и значению моего желания, пока каждый такой сосуд, как большой, так и маленький, не наполнится, не напитается и не насытится ими в такой степени, что больше уже нельзя будет ни прибавить, ни убавить, хотя бы речь шла о спасении жизни человеческой.
Боже ты мой! - как бы мы прекрасно тогда поработали! - - какие чудеса я бы совершил! - - и сколько воодушевления нашел бы я в себе, принявшись писать для таких читателей! - А вы - праведное небо! - с каким восторгом засели бы вы за чтение. - - Но увы! - это чересчур - - мне худо - - при этой мысли я от упоения лишаюсь чувств! - - это больше, чем силы человеческие могут снести! - - поддержите меня - у меня голова закружилась - в глазах потемнело - - я умираю - - меня уж нет. - - На помощь! На помощь! На помощь! - Но постойте - мне опять стало лучше: я начинаю предвидеть, что когда это пройдет, все мы останемся по-прежнему великими остроумцами - и, стало быть, дня не проведем в согласии друг с другом: - - будет столько сатир и сарказмов - - издевательства и Злых шуток, насмешек и колкостей - - столько выпадов из-за угла и ответных ударов, - - что ничего, кроме раздоров, у нас не выйдет. - Непорочные светила! как мы перегрыземся и перецарапаемся, какой поднимем шум и крик, сколько переломаем голов, как усердно будем бить друг друга по рукам и попадать в самые больные места - - где нам ужиться между собой!
Но ведь, с другой стороны, все мы будем также людьми чрезвычайно рассудительными и без труда будем улаживать Дела, как только они начнут расстраиваться; хотя бы мы опротивели друг другу в десять раз больше, чем столько же чертей и чертовок, все-таки мы будем, дорогие мои ближние, олицетворением учтивости и доброжелательства - молока и меда - - у нас будет вторая обетованная земля - - рай на земле, если только подобная вещь возможна, - так что, в общем, мы выпутаемся довольно сносно.
Все, из-за чего я волнуюсь и о чем беспокоюсь и что особенно мучит мое воображение в настоящее время, это - как мне приняться за свое дело; ведь вашим милостям хорошо известно, что упомянутых небесных даров - остроумия и рассудительности , которые я бы желал видеть щедро отпущенными вашим милостям и мне самому, - припасено на нас всех лишь определенное количество на потребу и на пользу всего человеческого рода; они ниспосылаются нашей обширной вселенной такими крохотными дозами , раскиданными там и здесь по разным укромным уголкам, - изливаются такими жиденькими струйками и на таких огромных расстояниях друг от друга, что диву даешься, как они еще не выдохлись или как их хватает для нужд и экстренных потребностей всех больших государств и густо населенных империй.
Правда, тут надо принимать в расчет то обстоятельство, что на Новой Земле, в северной Лапландии и во всех холодных и мрачных областях земного шара, расположенных в непосредственной близости от Арктики и Антарктики, - где все заботы человека в течение почти девяти месяцев кряду ограничены узкими пределами его берлоги - где духовная жизнь придавлена и низведена почти к нулю - и где человеческие страсти и все, что с ними связано, заморожены, как и сами те края, - там, в тех краях, вполне достаточно ничтожнейших зачатков рассудительности - а что касается остроумия - то без него обходятся совсем и совершенно - ибо поскольку ни искры его там не требуется - - то ни искры его и не отпущено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74


А-П

П-Я