– Вам, мисс Джессика, я сейчас кажусь вульгарным, но во времена моего детства именно так разговаривали на лондонских улицах. Что за жизнь! Ее вроде и не замечаешь, а потом не можешь забыть, будто воспоминания стали твоими плотью и кровью. Полюбив Лондон единожды, о нем никогда не забываешь.
Затем Хенникер изображал продавщицу апельсинов, торговцев булавками и швейными принадлежностями.
– Всего пять шиллингов, совсем мало, – распевал он. – В те времена город заполняли зеленщики. Все из-за обилия огородов, расположенных за Портлэнд Плейс. Овощей тогда росло предостаточно.
И Хенникер с энтузиазмом копировал крики продавцов.
– Когда я рассказываю об этом, то все вспоминаю заново. Особенно Пасху. Пятницу я всегда называл Днем Свежих Булочек. Именно о них я мечтал с самого утра.
Тут он запел:
– Покупайте булочки за пенни, господа. Если дочери не будут есть их, найдутся сыновья…
– Мы распевали эти куплеты, таща подносы с горячими булочками на голове.
Этот человек завораживал, подобных ему я никогда не встречала. Хенникер говорил только о себе, но меня такая озабоченность собственной персоной не беспокоила. Я впервые получила возможность заглянуть в незнакомый мир и радовалась предоставленному случаю.
– Мне было суждено заработать большие деньги, – продолжал хозяин Оуклэнда. – Знаете о Мидасе? Все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в золото. Когда-нибудь слышали о нем, мисс Джессика? То же самое происходило и со стариной Беном Хенникером, Когда я играл в монетку с продавцом пирожков, то он чаще всего называл решку, а выпадал орел. Так я выигрывал пирог и сохранял свой счастливый пенни. Другие постоянно проигрывали, но только не я. Мне всегда везло, потому что я умел рассчитывать и начал с продажи того, в чем больше всего нуждались люди. Я старался доставлять все лучшего качества и, если возможно, дешевле, чем остальные торговцы. Замысел ясен? Уже в четырнадцать я продавал и покупал с приличной выгодой. Одно время у меня даже была своя кофейня. Потом мне пришло в голову печь пряники различной формы – лошадки, собачки, девочки, мальчики, арфы… Даже в виде самой королевы с короной на голове. Тут мне почудилась золотая жила. Мама пекла их, а я продавал… Мы прилично заработали и завели собственный магазинчик на улице Ратклифф, причем отличный. Дело разрасталось, и семья богатела. Но потом умерла моя матушка. Внезапно. Упала замертво в кухне, где пекла пряники.
– И что вы предприняли потом?
– Завел подружку, но неудачно. Красивую, как картинка, но со спесивым характером. Она не умела делать формы и печь. Дела пошли худо, и девчонка бросила меня. В семнадцать я нанялся конюхом в богатый дом. Однажды хозяева отправились к друзьям в провинцию. Я должен был сопровождать их сзади на карете, и когда та останавливалась, соскакивать и открывать дверь, чтобы дамы не замазали грязью свои юбки. В то время я выглядел очень симпатично. Да еще в ливрее! Темно-синей, с серебром. Девушки глаз с меня не сводили, честное слово. Так вот однажды мы отправились в имение и остановились в деревне Хартингмонд. Замок назывался Оуклэнд Холл.
– Вы приехали к Клейверингам!
– Вот именно. Но не как гость, а слуга. Я никогда не видел такого дома. Мне он показался невероятно красивым. Я отправился в конюшню, чтобы присмотреть за лошадьми и поговорить с местными, слугами, но они слишком задирали нос.
– Как интересно! – воскликнула я. – Это было много лет назад?
– Задолго до вашего рождения, мисс Джессика. Тогда мне только стукнуло восемнадцать. Много воды утекло с тех пор. Как вы думаете, сколько мне лет?
– Вы старше Ксавьера, и намного… Но кажетесь значительно моложе.
Ответ доставил моему собеседнику явное удовольствие.
– Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует. Дело не в том, сколько лет прожито, а как. Я отлично пожил. Впервые приехав сюда лет сорок назад, я никогда не забывал об Оуклэнде и о пыли веков на его стенах. Многие поколения жили в этих древних каменных стенах. И я дал себе клятву, что когда-нибудь замок станет моим и меня никто не остановит. Через полгода я уже отправился в Австралию.
– На поиски опалов? – воскликнула я.
– Нет. Тогда я о них не думал. Все искали одно – золото. И я решил добыть его столько, чтобы хватило вернуться домой и купить Оуклэнд. Ну и путешествие я пережил, никогда не забуду! Пришлось работать, чтобы оплатить дорогу. Думал, что до места не доберусь. Море постоянно штормило, корабль раскалывался на щепки от гигантских волн, вся команда откачивала воду. Только женщины и дети освобождались от этой тяжкой обязанности. Я не поверил своим глазам, когда оказался на берегу. Какое палящее солнце! А комары! Я таких богатырей раньше нигде не видел. Но подспудно чувство подсказывало, что удача ждет именно здесь. И я опять дал клятву не возвращаться домой, пока не скоплю денег на Оуклэнд Холл.
– И вам это удалось, мистер Хенникер.
– Называйте меня Бен, – сказал он. – А то мне кажется, что вы обращаетесь к кому-то другому.
– Неужели можно? Вы ведь в возрасте.
– Рядом с вами я его не чувствую. Так весело, словно вернулась молодость и мне опять восемнадцать.
– Как тогда, когда вы впервые попали в Сидней?
– Точно. Я не сомневался, что разбогатею, и отправился в Новый Южный Уэльс, а оттуда в Балларат, где добывали золото.
– Значит, вы нашли его и заработали состояние?
– Не скоро сказка сказывается… Это заняло годы. Какие разочарования и невзгоды ждали меня! Такова судьба… Переезды с места на место… Жизнь на открытом воздухе… Всяческие ухищрения, только бы сохранить добытое тяжким трудом… Из Мельбурна вышла целая армия бродяг в лохмотьях в надежде заработать деньги. Кое-кто, как я, разбогател, но большинство погибло, разочаровавшись во всем. Однако поначалу все были движимы единой целью – разбогатеть и считали себя избранными. У некоторых были тележки с поклажей, остальные тащили жалкие пожитки на спинах через леса, охваченные пожарами и пугавшие неведомыми опасностями. Каждую ночь люди боялись внезапного нападения разбойников-бушменов. Эти звери убивали без тени сожаления. В лагере перед сном разводили костры и пели, сидя вокруг… народные песни. Все тосковали по дому… некоторые радовались темноте, потому что остальные не видели их слез. Так мы шли дальше к Бендиго. Там я провел в палатке целое лето, мечтая о прохладе, а когда вместе с проливными дождями наступили холода, я, стоя по колено в грязи, опять молил Господа о солнечном тепле. Это были самые страшные дни в моей жизни. В Бендиго мне не повезло. Первая находка досталась в Кастлмейне, но до богатства было еще далеко. Я немедленно отправил свои сокровища в Мельбурнский банк, не потратив ни фунта на выпивку и женщин, как те, кто проматывал все слишком быстро. Я знал, как случается подобное, и никогда не покупал женщин. Они отдавались мне по любви, а не за деньги. Так мудрее, нежели попусту разбазаривать добытое кровью и потом золото. Теперь вы понимаете, почему Клейверинги никогда не воспринимали меня как ровню.
– Но я-то поступаю иначе, – заверила я.
– Вы очень необычная молодая леди. Так где я остановился?
– На ваших женщинах… Тех, кто отдавались во имя любви, а не ради денег.
– Лучше об этом не будем. Из Хиткота я добрался в Балларат, и уже не бедняком.
Это дало мне время осмотреться и обдумать дальнейшие действия. Шахтерское дело сидело у меня в печенках, земля будто магнитом притягивала к себе, предлагая глубоко спрятанные дары. Мне хотелось добраться до них не из-за состояния. Когда люди говорили о деньгах, они всегда имели в виду золото. Все это масло масляное. Можно искать не только золотые россыпи.
– Например, опалы… – предположила я.
– Да. Но отложив деньги в Мельбурнском банке, я решил отправиться в Новый Южный Уэльс, чтобы исследовать эту местность. Однажды ночью я встретил людей, искавших опалы. Мы вместе разбили лагерь. Они не были настоящими добытчиками, просто развлекались в выходные, надеясь на удачу новичка.
– Что вы ищете, ребята? – спросил я.
И любители ответили:
– Опалы.
Я тут же решил, что это не для меня, ибо предпочитал золотые самородки и сапфиры. Короче говоря, я все же отправился с ними. Но нашел немного, несмотря на то, что имел лопату, веревку и факел, – приходилось работать в темноте. Наверное, вам неинтересны эти подробности?
– Ну так вы нашли опалы?
– Ничего стоящего, но вкус почувствовал и продолжил добычу. Через месяц я уже вжился в это дело, и тогда появились первые ценные находки. Когда они засверкали у меня на ладонях, я понял, что искал эти камни всю жизнь. Сие может показаться смешным, но в каждом из них – история… Картинка природы. Я могу кое-что показать… – Он поднял глаза и рассмеялся. – Обязательно приглашу вас посмотреть свою коллекцию. Мы ведь не будем все время встречаться на этом месте?
– Скорее всего, – ответила я, живо представив, что произойдет, если познакомить Хенникера с Мириам, моими родителями или Ксавьером.
Хозяин Оуклэнда подмигнул.
– Мы что-нибудь придумаем. Положитесь на меня, – он опять улыбался. – Я несносный болтунишка, правда? Думаю только о себе. А каково ваше мнение обо мне?
– Вы самый интересный человек из всех, кого я встречала.
– Неужели! – воскликнул он. – Мне пора. В следующий раз приходите в замок, и я покажу вам драгоценные опалы. Вам ведь этого хочется?
– Конечно. Но если мои узнают…
– А кто им скажет?
– Слуги.
– Ну и пусть, они любят поболтать.
– Но тогда мне запретят видеться с вами.
Хенникер опять подмигнул.
– Разве таких, как мы, запреты остановят? Мы не позволим никому вмешиваться.
– Мне не разрешат приходить в Оуклэнд.
– Я сам обо всем позабочусь, – сказал он.
– Когда мы увидимся снова?
– Завтра у меня гости. Дела… Они останутся на несколько дней. Так что встретимся в следующую среду. Идите прямо к центральному входу. Вас будут ждать и приведут ко мне. А я уж приму вас, как подобает, и буду развлекать, как одного из достойнейших славного рода Клейверингов!
Я была настолько взволнована, что даже не поблагодарила его. Позднее мне запретят визиты в Холл, такие посещения не удержишь в секрете. Но еще неделю я буду с нетерпением ожидать новой встречи.
ГЛАВА 2
ОУКЛЭНД ХОЛЛ
Время тянулось очень долго, и мне страшно захотелось узнать как можно подробнее о Бене Хенникере, показавшем за две встречи совершенно иной мир, по сравнению с которым мое существование в Дауэре стало жалким и бесцветным. Его живописная манера повествования о прошлом помогала мне вообразить себя в парусиновой палатке, на солнцепеке, по колено в грязи и даже ощутить на теле укусы москитов. Вместе с ним я переживала горечь поражения и радовалась успехам золотоискателя. Хотя не в желтом металле дело. Мы с Беном искали опалы, я держала свечу и заглядывала в пропасть, пытаясь разглядеть там прекрасные сверкающие камни, дарующие людям чувство провидения и рассказывающие загадочную историю природы.
Я радовалась, что очутилась у ручья в нужный момент и спасла Хенникера, как мне тогда представлялось, от неминуемой гибели. По этой причине он теперь благоволит ко мне, но со мной все по-другому. Мне искренне казалось, что между нами возникла какая-то необъяснимая нить, а поэтому ждать следующей встречи было невероятно трудно.
Я продолжала сидеть у ручья, предвкушая его появление.
– Знаю, что мы должны были встретиться в следующую среду. Но, честно говоря, не мог дождаться, – эти слова Бена грезились мне наяву.
Я ждала, как наши взгляды встретятся, и мы вместе рассмеемся. Однако этого не произошло. Я просто сидела у воды и бесполезно ждала, воссоздавая в воображении образ владельца Оуклэнда и его манеру разговаривать. Перед глазами возникали картины обвала, падали огромные валуны, способные погубить его навсегда. Случись это, и я бы никогда не узнала Хенникера.
Подумав о смерти, я вспомнила о могилке за садом, где росли цветы. Кто же там похоронен?
Бесполезно сидеть и смотреть на Холл. Бен не придет. У него гости, скорее всего, деловые люди, приехавшие покупать опалы. Возможно, они сидят, попивая вино или виски и наполняя бокалы, как только те пустеют. Тогда мне казалось, что Бен вообще много пьет. Он слишком увлекающаяся натура. Должно быть, они с гостями разговаривают, смеются и обсуждают достоинства купленных или проданных драгоценностей.
Как мне хотелось очутиться там, не дожидаясь следующей среды! До нее так далеко!
Погрузившись в грустные мысли, я брела без всякой цели вдоль ручья и наконец очутилась неподалеку от забытой могилы. Я уже не сомневалась, что в этом месте кто-то похоронен, и принялась тщательно разгребать холмик, вырывая траву. Для захоронения собаки возвышение слишком длинное. И внезапно я сделала ошеломляющее открытие. Из земли торчала маленькая табличка. Вытащив ее, я увидела покрытую землей надпись, очистила ее и, прочитав имя, похолодела от ужаса.
Джессика, просто Джессика Клейверинг. Так ведь зовут меня. Стоя на коленях, я разглядывала табличку. На кладбище у церкви было много могил без крестов и памятников, бедняки не могли позволить себе дорогих надгробий. Но для чего зарывать человека так далеко?
Зачем хоронить какую-то Джессику Клейверинг на краю света? Я перевернула табличку и увидела выгравированный год смерти – «1880», а под ним две буквы: «ИЮ…» И больше ничего.
Это открытие еще больше озадачило меня. Я родилась 3 июня 1880 года.
Женщина, лежавшая в могиле, не только носила мое имя, но и умерла в то время, когда я появилась на свет.
Я моментально забыла о Бене Хенникере и думала только о том, что обнаружила сейчас. Интересно, что бы это значило?
Я не могла хранить тайну и решила обратиться к Мэдди, остановив ее по дороге в огород.
– Мэдди, – я решила сразу перейти к делу, – кто такая Джессика Клейверинг?
Бывшая няня скривилась.
– Далеко искать не приходится. Она задает слишком много вопросов и всегда недовольна ответами.
– Ты имеешь в виду Опал-Джессику, – гордо заявила я. – А кто такая просто Джессика?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32