Теперь она много думала и о Гастингсе. Ей доставляли удовольствие встречи с ним, доставляло удовольствие оскорблять его, столь велика была ее ненависть к нему. Она не сознавала, что думала о нем больше, чем обычно, и что если ее мысли не были заняты Дорсетом, их заполнял Гастингс.
Однажды ветреным мартовским днем, когда Джейн гуляла во внутреннем парке, Дорсет увидел ее из окна и поспешил выйти к ней. Она заметила, что он приближается, и прислонилась к стволу древнего дуба, ибо при виде его всегда приходила в волнение.
Он схватил ее руки и поцеловал их.
– Джейн, – сказал он, – ты, наверное, колдунья, ибо, клянусь, на мартовском ветру ты выглядишь прекраснее, чем на любом придворном балу.
Джейн прекрасно знала себя, знала, что легко поддается соблазну, а жизнь с Эдуардом научила ее испытывать постоянную потребность в физической любви. Дорсет в своем великолепном одеянии напоминал Эдуарда поры их первых свиданий.
Он улыбнулся, чувствуя, какое впечатление произвел на Джейн. Для него это было не ново. Он притягивал своей животной жестокостью, своей порочной репутацией. «Дорсет – животное, – говорили женщины, – но очаровательное и неотразимое животное». В нем их привлекал не характер, а грубая мужская сила и чувственность.
– Почему ты заставляешь меня ждать, Джейн? – спросил он.
Она притворилась, что не поняла его.
– Когда это я заставляла тебя ждать?
– Ты знаешь, что я имею в виду. – Он считал, что ее удерживала не верность королю, а страх перед ним. – Кто сейчас твой возлюбленный? Только не говори, что Эдуард. Чем он сейчас занимается? Пытается заглянуть в будущее, ищет философский камень. О, Джейн, я бы вполне довольствовался настоящим, если бы ты согласилась разделить его со мной, я знаю гораздо более приятные вещи, которые интереснее искать, чем несуществующий философский камень. Джейн, ты не заслужила, чтобы тобою так пренебрегали. – Дорсет грубо схватил ее и, смеясь про себя, отметил, что она вся напряглась, пытаясь сопротивляться, но очень слабо. – Ты сама знаешь, что тебе вовсе не хочется увернуться от меня. Будь же честной.
– И ты советуешь мне быть честной! Ты, лишенный каких бы то ни было добродетелей?
Он приблизил к ней свое красивое лицо:
– Действительно, у меня нет добродетелей. Ну так что из того? Порок гораздо привлекательнее добродетели.
– Ты имеешь в виду моднее?
Джейн знала, что Дорсет порочен и упорно старалась преодолеть влечение к нему. В то же время она не могла не признать, что, желая отделаться от него, она так же страстно желала остаться с ним.
– Послушай, – сказала она со своим прежним задором, – при дворе много женщин, которым трудно устоять перед тобой, но не ошибись, думая, что все такие.
Она увидела, как к его лицу прилила кровь. Он сверкнул на нее глазами.
– Может быть, не все, но, думаю, что Джейн Шор среди тех, кто не устоит.
Джейн, упершись руками ему в грудь, держала его на расстоянии.
– Тогда подумай еще, Томас.
Но он вновь прижал ее к дереву, целуя ее губы.
– Еще не время, – умоляла она. – Томас… еще не время.
– Пресвятая Дева! Разве я не достаточно долго добивался тебя?
– Если ожидание становится тягостным, – резко ответила она, – тогда, милорд, домогайтесь кого-нибудь другого.
Он с удивлением поднял брови и сказал, поддразнивая ее:
– Ты посылаешь меня к другим?
Она заколотила руками в его грудь. Он был крупным мужчиной, а она маленькой, хрупкой женщиной.
– У тебя нет шансов, Джейн, – сказал он с издевкой и тихо засмеялся.
– У тебя смех дьявола, – ответила она ему.
– А я дьявол и есть. Я – сатир, который подстерег тебя в лесу и сделает тебе постель из папоротника. Когда ты испробуешь те удовольствия, которые я могу предложить тебе, ты больше не скажешь мне «нет».
– Я не могу обмануть короля, – едва проговорила она.
– Однако ты не можешь так же полагаться на его верность. Кроме того, король стареет, да он и не узнает, что ты, как ты говоришь, обманываешь его.
– Но я об этом буду знать, и мне это будет нелегко.
– Все будет позабыто в утехах, которым я научу тебя. Можешь сколько хочешь делать испуганный вид. Думаешь, я не знаю, как ты жаждешь меня? Я поманю тебя, и ты придешь. А если нет…
– Тогда что?
– То, что мне не удается получить с помощью просьб, я беру силой.
– Ты настоящий дьявол, Томас Грей. Его глаза смеялись:
– Может, ты и права, и ты продашь свою душу мне, когда я возьму твое тело. В этих лесах дьяволы как у себя дома. Мы пойдем к расщепленному дубу Цапли-охотника, и там я сделаю тебе постель из папоротника.
– Не сделаешь. Я сейчас же вернусь в замок.
– А если я решу, что тебе не следует возвращаться туда?
– Ты забавляешься, терзая меня, но мне это не нравится. Умоляю, отойди.
Она испугалась, так как он уперся своими ладонями в ствол дерева и она оказалась зажатой между его сильными руками. Но в то же время она ощущала страстное желание. Она хотела, чтобы он взял ее силой, тогда она смогла бы удовлетворить свои чувства и сказать себе: «Я не виновата. У меня не было другого выбора». Он, казалось, прочитал ее мысли, так как засмеялся и сказал:
– Ты умна, Джейн. Когда подчинение неизбежно, было бы глупо не расслабиться и не получить удовольствие от этого.
Она почувствовала, как в ней нарастает гнев, такой же неистовый, как и страсть:
– Ты ошибаешься…
– Думаю, что нет, Джейн. Думаю, что не ошибаюсь…
Они оба услышали громкий возглас, обернулись и увидели Гастингса. Джейн не могла понять своих чувств. Ее наполнила дикая беспричинная радость оттого, что Гастингс застал ее в таком положении с Дорсетом. Она была рада, что он мог заметить беспорядок в ее одежде, красные пятна на ее шее и груди от грубых поцелуев. Гастингс смотрел на них разъяренно, но Дорсет презрительно улыбнулся и его рука потянулась к шпаге, висевшей на боку.
– Я услышал, как вы звали на помощь, – сказал Гастингс, – и поспешил спасти вас от этого человека.
– Я не звала, – зло сказала Джейн.
Она знала, что Гастингс завидовал молодости Дорсета. Дорсету было тридцать, а Гастингсу – пятьдесят; Дорсет сделал карьеру благодаря своей матери, не прилагая никаких усилий, а Гастингс был умным политиком, блестящим солдатом и боролся бок о бок с королем. Гастингс добивался Джейн многие годы, и страсть к ней полностью овладела им. Он не мог вынести того, что Дорсет, печально известный своим легкомыслием и бессердечностью, добьется успеха там, где его, Гастингса, ждет неудача.
– Милорд Гастингс, – молвил Дорсет, – разве вы не видите, что мы не нуждаемся в вашей компании?
– Я слышал, как Джейн протестовала, – настаивал Гастингс.
– Уверяю вас, милорд, – поспешно сказала Джейн, – я сама смогу постоять за себя, если возникнет необходимость.
– Вполне возможно, но мне думается, что от этого человека вас нужно защитить.
Дорсет с важным, самодовольным видом направился к нему, вытаскивая на ходу шпагу:
– Хотел бы я знать, что означают ваши слова. Гастингс тоже выхватил шпагу:
– Думаю, что вы знаете, маркиз.
Дорсет был молод и гибок, он отпарировал удар, и они стояли со скрещенными шпагами, глядя в глаза друг другу. Джейн протиснулась между ними.
– Сейчас же уберите шпаги! – крикнула она. – Милорд Гастингс, вам нет нужды бояться за меня. Я сама могу решить собственные дела. Прошу вас обоих, сделайте мне одолжение, уберите шпаги!
С неохотой они вложили шпаги в ножны.
– Я возвращаюсь в замок, – сказала Джейн, повернулась и пошла прочь. Дорсет и Гастингс, каждый поклявшись в душе, что Джейн вскоре станет его любовницей, молча сопровождали ее.
* * *
Король открыл глаза. Темные призраки заполняли комнату. Он знал, что это конец. Он постарел и устал, смерть манила его. Ему сообщили, что король Франции обманывал его. Дофин, которого обещали женить на дочери Эдуарда, на самом деле собирался жениться на наследнице Бургундии. Удар был слишком велик. Король впал в один из приступов безудержной ярости. В почти бессознательном состоянии его перенесли на кровать.
Он был уверен, что больше с нее не поднимется, а еще так много предстояло сделать. Он должен обеспечить надежное будущее для маленького сына. Он должен помириться с Богом, так как опасается, что прожил грешную жизнь.
Он заметил у своей постели Джейн и вспомнил, какой она была, когда он впервые увидел ее в доме ювелира. Он вспомнил, что нарочно пошел в тот дом с намерением увести ее от мужа. Тогда это казалось забавным приключением, теперь, перед лицом смерти, он понял, что совершил грех.
– Джейн, – сказал он. – Джейн… я увел тебя…
Она знала, что тревожило его. Он почувствовал ее слезы на своих руках.
– Мы были так счастливы, – прошептала она. – Я бы не хотела, чтобы все сложилось по-другому.
Он подумал о всех женщинах легкого поведения, которые время от времени развлекали его и отрывали от Джейн. Он пытался сказать ей, что хотел бы вернуться назад, к тому времени, когда начиналась их любовь.
К нему пришла королева. Он не должен позволять ей давить на себя сейчас. Нужно думать о сыне, так как очень скоро тринадцатилетний мальчик станет королем. Он объявил, что его сын будет править под покровительством Ричарда.
– В его руки я передаю своего сына, принца. Королева была недовольна. Разве не она его мать?
– Нет, нет, Бесси, – пробормотал он.
Он ведь знал, что у нее за семья. Они раздулись от власти, которой он, по просьбе Елизаветы, наделил их. Нет, молодой Эдуард должен быть в крепких, надежных руках, и эту обязанность он мог доверить только одному человеку.
Он попросил, чтобы к нему привели Дорсета и Гастингса. Эдуард с трудом различал их, но он знал, что высокая сверкающая фигура – это его красавец-пасынок, а пожилой человек пониже ростом, более строго одетый, – его друг и советник Гастингс.
– Уильям, – сказал он, и Гастингс, преклонив колени перед кроватью, поцеловал влажную, холодеющую руку. – Я послал за вами обоими… потому, что вы враждуете между собой.
Умирающий Эдуард знал, что причиной вражды отчасти была Джейн. Но помимо этого они были политическими противниками. Дорсет – одна из главных фигур в партии Вудвиллей, а Гастингс никогда не любил семью королевы. Если после его смерти возникнут неприятности, то Гастингс будет с Ричардом, а Дорсет выступит против него.
Но неприятностей быть не должно, иначе что сможет сделать тринадцатилетний мальчик против таких хитрых и опытных бойцов, как эти двое? Чтобы маленький Эдуард мог править в мире, между знатными вельможами должна быть дружба.
– Я прошу вас… умирая, я прошу вас… будьте друзьями. Дайте мне увидеть, как вы пожмете друг другу руки над моей кроватью. Уильям, мой старый друг! Томас – мой сын… я повелеваю вам. Пусть между вами будет мир!
Джейн наблюдала за двумя мужчинами, видела, как они по просьбе Эдуарда пожали друг другу руки. Она заметила настоящую скорбь в глазах Гастингса, но лицо Дорсета оставалось непроницаемым.
Эдуард был удовлетворен. Он откинулся назад, наблюдая призрачные тени, заполнявшие комнату. Жизнь постепенно угасала в нем. Его губы задвигались:
– Джейн… Джейн… мы были очень счастливы. Нет, Георг… Отец… отец… я не хотел делать этого, отец. Прости меня. Я сделал это ради моих сыновей. Это был единственный выход. Бесси была права… Это был единственный выход.
И тут он забыл Бесси, забыл Георга, забыл Джейн. Он погрузился в небытие.
* * *
Тело умершего короля было выставлено для торжественного прощания, его некогда прекрасная фигура была прикрыта только частично, чтобы все видели ее и никто не сомневался в том, что Эдуарда IV больше нет в живых. Весь город скорбел по любимому королю. Да и было что вспомнить – его обаяние, веселость, изящную красоту. Люди на улицах вспоминали славные дни молодости Эдуарда, более практичные обращали взгляд на дворец и задумывались о том, какие беды принесет смерть короля.
Джейн сидела в своих покоях, оцепеневшая, перебирая в памяти прошлое. Потом Дорсет видел, как она брела через парк. «Теперь она будет легкой добычей, – подумал он, – но пусть подождет. Она сентиментально горюет о человеке, которого давно перестала любить, и хорошей любовницы из нее пока не получится». Его голова была полна планов, гораздо более важных, чем флирт с Джейн Шор. Поэтому он не стал разыскивать ее, а направился в апартаменты матери. Елизавета тепло приветствовала сына. У них были общие интересы, и в разговоре с ним ей не приходилось тщательно подыскивать слова.
– И не думай, что я позволю Ричарду править страной, – сказала она. – Король – всего лишь ребенок, но я его мать.
– Мама, – напомнил он ей, – мы сейчас в очень удачном положении. Король, находясь в замке Ладлоу, – в наших руках, а Ричард пока на севере.
– И ты, мой сын, как констебль Тауэра тоже занимаешь очень выгодную позицию. Разве я была не права, определив тебя туда? Если возникнет необходимость, мы сможем удержать весь Лондон, отразив любое нападение.
– Да, мама, а кто правит Лондоном, тот правит Англией. У герцога Глостерского нет шансов.
– Он очень хитрый человек, Томас, и такой же прекрасный солдат, как и его покойный брат.
– Не бойся, все должно быть решено до того, как он прибудет на юг.
– У него в Лондоне могущественные друзья.
– Гастингс, например. – Дорсет хитро улыбнулся. – Меня не беспокоит, что Гастингс против нас. Он мой враг, и на то есть много причин. Я никогда не жаждал видеть его своим другом. Но будь он с нами, а не против нас, я бы сказал, что успех нам обеспечен.
– А мы не могли бы привлечь его на нашу сторону?
– Подкупить Гастингса! Ты не знаешь этого странного человека, дорогая мама. В нем сосуществуют две разных личности. С одной стороны, распутник, врущий женщинам и бросающий тень на их репутацию, с другой – государственный муж, солдат, высоко ставящий свою честь. Думаю, что если бы ты предложила ему корону в обмен на измену Ричарду, он бы отверг ее.
– Мы, конечно, не предложим ему этого, – сурово сказала Елизавета. – Но, на мой взгляд, каждый человек имеет свою цену.
Дорсет вдруг рассмеялся, так как увидел Джейн в парке.
– Возможно, что даже Гастингс имеет свою цену, – задумчиво проговорил он и добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43