Качество супер, цены сказка 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он следил за земельными наделами, которые удалось сохранить после продажи Оуклэнд Холла. Они включали всего одну ферму и несколько акров пастбищ. Когда же мы встречались, он вел себя по отношению ко мне с отстраненной вежливостью, словно я имею право существовать в замке, хотя неизвестно, как попала сюда. В силу хорошего воспитания Ксавьер ниикогда не спрашивал о причине моего присутствия в доме.
Ходили слухи, что он влюблен в леди Клару Доннигхэм, жившую в двадцати милях от Дауэра и привыкшую к роскоши. Бедняк не смел вступить с ней в брак из-за неспособности поддерживать привычный для леди праздный и беззаботный образ жизни. Клара считалась очень богатой, а мы, по словам мамы, оказались на грани краха.
Так молодые люди и не соединили свои судьбы, хотя миссис Кобб, дружившая с кухаркой из имения Доннигхэмов, передавала, что леди ни за что не отказала бы Ксавьеру, решись тот посвататься. Но брат был слишком горд, а Клара, согласно условностям, не могла сама предложить руку и сердце, поэтому влюбленные продолжали жить порознь.
Именно это обстоятельство делало Ксавьера таким романтичным. Он казался мне преданным рыцарем, затаившим в сердце тайную страсть к прекрасной даме, о которой, уступая традициям, нельзя говорить вслух. Безусловно, брат мне ничего не расскажет, он умеет хранить тайны.
Можно заставить Мириам проговориться, но откровенности от нее не добьешься. Между ней и аббатом Джаспером Греем существовала молчаливая договоренность пожениться, но только тогда, когда он станет викарием. Учитывая его нерасторопность и застенчивость, этого придется ожидать долгие годы.
Мэдди объяснила мне, что в Оуклэнд Холле для мисс Мириам устраивались бы специальные балы с массой приглашенных, и судьба не свела бы ее со священником. Ни в коем случае. Ей бы достался какой-нибудь эсквайр или даже лорд. Но они канули в Лету вместе со старыми добрыми временами.
Поднажать на миссис Кобб не удалось. Хотя она вечно вспоминала о собственной прекрасной жизни в Холле, но делала вид, что позабыла о счастливых деньках моей семьи.
Одна надежда на Мэдди. Ведь няня жила в Оуклэнде. Кроме того, любила посудачить. Когда я клялась держать язык за зубами, Мэдди изредка снабжала меня нужной, но весьма ограниченной информацией.
К тому времени няне исполнилось тридцать пять, а на работу в имение она поступила лет в одиннадцать.
— Там было так красиво! А какие чудные детские в Холле, — вспоминала Мэдди.
— Ксавьер, наверное, рос красивым мальчиком, правда? — поинтересовалась я.
— Да, кроме того, он никогда не шалил.
— А кто был непоседой? Мириам?
— Нет, не она.
— Тогда кто же?
— Что за допрос вы мне учинили, мисс Джессика? Кто да что! — Няня рассердилась и поджала губы, явно собираясь наказать меня за ненужные расспросы. Только позднее я поняла, почему она постоянно выходила из себя.
Однажды я заговорила с Мириам на запретную тему:
— Представляешь, тебе повезло родиться в Оуклэнд Холле, а мне пришлось появиться на свет в Дауэре.
После недолгих колебаний сестра ответила:
— Вот и нет… Это произошло за границей.
— Как здорово! Где?
Мириам злилась на себя из-за того, что мне удалось выудить нечто тайное.
— Когда ты родилась, мама путешествовала по Италии.
Мои глаза расширились от изумления. Я думала о Венеции и гондолах, о Пизе и падающей башне, о Флоренции, где встретились Данте с Беатриче и по-сумасшедшему влюбились друг в друга. Об этом мне рассказала Мириам.
— Где именно? — не унималась я.
— Кажется, в Риме.
Меня всю распирало от радости.
— В городе Юлия Цезаря, — заметила я и процитировала: — «Друзья, римляне, сограждане! Слушайте меня!» Но почему?
Мириам совсем рассердилась.
— Ты появилась на свет, когда они путешествовали там.
— Значит, и папа ездил с ней? — воскликнула я. — И это было недорого? А как же наше бедственное положение и все тому подобное?
Сестра недовольно скривилась и сухо констатировала:
— Тебе достаточно знать, что они оказались в Риме.
— Похоже, они и не подозревали о том, что я должна родиться. Иначе бы ни за что туда не поехали, правда?
— Подобное иногда случается. Пора кончать с пустой болтовней.
Моя сестричка Мириам умела в нужный момент проявить строгость. Иногда мне становилось жалко аббата, если тот все же женится на ней, и особенно их будущих печальных детишек.
Теперь есть над чем поразмыслить. Оказывается, со мной происходили странные вещи! Видимо, в Риме они и назвали меня Опал. Я тут же раздобыла информацию об одноименных камнях.
Комментарий в толковом словаре несколько разочаровал. Не особенно лестно, когда тебя называют в честь минерала, в основном состоящего из окисей кремния. Звучит весьма неромантично. Но потом я обнаружила, что опалы бывают разных оттенков — красного, зеленого и голубого… Они повторяют практически все цвета спектра и меняются, как радуга. Это чуть приятнее. И все же мне было трудно представить маму, поддавшуюся очарованию итальянского неба и давшую мне странное имя Опал, чтобы потом добавить более практичное и прозаичное — Джессика.
Вскоре гости покинули Оуклэнд, а после них уехал и хозяин. Остались лишь слуги, жизнь в замке текла незаметно, если не считать визитов посетителей, приходивших к горничным, но оные меня не интересовали.
В Дауэре все шло по заведенному кругу: отец раскладывал пасьянсы, в одиночестве ходил на прогулки и умел не замечать вечно жалующуюся семью; мама командовала в доме, занималась благотворительностью и делами прихожан, не уставая подчеркивать, что теперь мы одни из них, ибо стали бедняками. Явное преувеличение. Как представители аристократии, мы еще могли подавать, а не просить милостыню.
Ксавьер продолжал мечтать о недостижимой леди Кларе, постепенно теряя мою симпатию. Будь я на месте этой дамы или брата, я непременно сломала бы все барьеры, которые возводят деньги.
То же относилось к Мириам и ее аббату. Возможно, сестру ждет судьба бедняги Джармэна и ей придется наплодить кучу ребятишек. У священников обычно огромные семьи: чем беднее они, тем плодовитей.
Проходили годы, а тайна оставалась тайной. Однако мое любопытство не уменьшалось. Я все больше убеждалась в существовании причины, по которой семья считает меня чужой.
В Дауэре молились каждое утро. Причем все члены семьи и прислуга были обязаны появляться к заутрене, даже для отца не делалось исключения. Молебен проходил в гостиной, так как, по словам мамы, мы теперь не имели своей часовни. Она не уставала напоминать об этом, бросая осуждающие взгляды на папу и, наверное, с тоской вспоминая Оуклэнд Холл, где в качестве хозяйки огромного поместья общалась с Господом много лет подряд. Теперь же штат слуг стал невелик: Джармэн, миссис Кобб и Мэдди.
— В Оуклэнде челяди было столько, что я знала имена лишь нескольких, — с горечью говорила она.
Молитва всегда проходила очень торжественно, и мать мрачно призывала нас с благодарностью воспринимать то, что уготовил Всемогущий. Ее слова казались мне кощунством, поскольку сама матушка не желала мириться с тем положением, в котором очутилась наша некогда богатая семья. Кроме того, она постоянно поучала Господа:
— Святой и праведный, обрати внимание на это… Не делай того…
Ее молитвы напоминали нравоучения слугам в те славные времена, когда она еще жила в Оуклэнд Холле.
Я всегда ненавидела утренний молебен, хотя в церковь ходить любила, но не из-за своей религиозности. Во-первых, здание было очень красивым и поражало разноцветными витражами. Мне казалось, что краски напоминают цвета опала. И еще я наслаждалась пением хора и хорошо пела сама.
В детстве я олицетворяла времена года с различными церковными псалмами. Но больше всего любила Пасху, когда расцветали белые и желтые цветы, наступала весна и близилось лето.
Мириам украшала собор к празднику, и аббат помогал ей. Они, должно быть, говорили о невозможности пожениться и ругали бедность. Мне всегда хотелось подсказать им, что простые люди, имевшие значительно меньше, все же выглядели счастливыми. Во всяком случае, на Пасху церковь становилась особенно нарядной.
Семейству Клейверинг было отведено почетное место. Мы занимали два передних ряда и, согласно былым привилегиям, входили через отдельную дверь. В этот момент матушка скорее всего чувствовала себя, как в добрые старые времена. Именно поэтому она и любила посещать собор.
В пасхальное воскресенье мы всегда ходили на церковное кладбище и относили цветы на могилы умерших. И здесь опять наш род выглядел самым именитым: великолепные надгробия и статуи украшали места захоронения предков. Матушка злилась, что ее памятник не будет столь величественным, потому что деньги семьи ушли на оплату карточных долгов.
В то пасхальное воскресенье мне исполнилось шестнадцать. Кончалось детство. Интересно, что уготовит будущее? Не хотелось состариться в замке Дауэр, как Мириам. Ей исполнился тридцать один год, а замужество с аббатом еще находилось в туманной перспективе.
Служба была красивой, а ее тема — интересной: «Благодарите Господа за то, что он дал». Мне показалось, что слова Всемогущего предназначались специально для Клейверингов, и Джаспер Грей намеренно заговорил об этом. Он словно напоминал семье, что Дауэр — отличный дом и кажется великолепным жилищем тем, кто никогда не обитал в Оуклэнд Холле. Видимо, аббату хотелось жениться на Мириам и пожелать того же Ксавьеру с леди Кларой. Возможно, он напоминал, что отцу пора забыть о прошлых прегрешениях, а матери — смириться и радоваться жизни.
Я же была вполне счастлива, и только некоторые неясности омрачали мое существование. Мне больше всего хотелось быть любимой. Я представляла, как вспыхивают чьи-то глаза в момент моего появления, как люди искренне беспокоятся за мою судьбу и не считают вынужденные задержки проявлением невоспитанности и хамства.
— Господи, — молила я, — пусть меня кто-нибудь полюбит. — Сказав эти слова, я рассмеялась, поймав себя на том, что приказываю Богу так же, как матушка.
Потом мы отправились на кладбище. Я несла корзинку с фиалками. Мы набрали воды и поставили цветы в вазы дедушке, который начал разбазаривать семейное состояние, бабушке, брату и сестре отца. Было сложно обойти все могилы, хотя я любила бродить среди них и читать надписи на надгробиях.
Вот похоронен Джоц Клейверинг, погибший в битве при Престоне в 1648 году, защищая короля. Другой предок, Джеймс, пал смертью храбрых при Малплакете, а третий, Гарольд, — при Трафальгаре. Вся наша семья славилась храбрыми воинами.
— Пошли отсюда, Джессика, — сказала мама. — У тебя какая-то необъяснимая страсть к смертям.
В этот момент я дралась при Трафальгаре и с неохотой вернулась в Дауэр, чтобы позднее днем отправиться через сад к ручью. И тогда я тоже думала о давно умерших Клейверингах, отдавших свои жизни за родину. Наш род делал историю, и я гордилась этим.
Идя вдоль ручья, я подошла к пастбищам, начинавшимся с целого акра необработанной, покрытой сорняками земли. Сюда редко приходили люди.
Внезапно я заметила букетик фиалок, перевязанный белой ленточкой, и остановилась, чтобы поднять его. Раздвинув траву, я увидела небольшой курган в шесть футов длиной.
Похоже на могилу.
Но откуда здесь она? Однако посещение кладбища навело меня именно на эту мысль. Став на колени, я наклонилась ниже. То была действительно могилка, и кто-то заботливо положил на нее букетик фиалок, вспомнив о пасхальном воскресенье.
Кто похоронен в таком забытом Богом месте? Я отправилась к ручью, постоянно размышляя об этом.
Вернувшись домой, сразу же натолкнулась на Мэдди, ставшую горничной, так как я уже не нуждалась в няне. Она сортировала белье.
— Мэдди, я видела сегодня могилу.
— Неудивительно в пасхальное воскресенье.
— Не на кладбище, а за садом.
Она отвернулась, но лицо исказила гримаса ужаса. Значит, няня знала, кто там похоронен.
— Чья это могилка? — настаивала я.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Но ведь ты знаешь.
— Мисс Джессика, перестаньте меня допрашивать. Вы слишком любопытны.
— Естественный интерес к знаниям.
— Вы просто везде суете свой нос и слишком надоедливы.
— Почему мне нельзя знать, кто там похоронен?
— Кто там похоронен? — передразнила меня она.
Но Мэдди выдала себя, рассмеявшись слишком фальшиво.
— Там оставили маленький букет фиалок, кто-то принес его в пасхальное воскресенье.
— Неужели? — тупо произнесла она.
— Может, кто-то похоронил любимую собаку?
— Все возможно, — с облегчением вздохнула няня.
— Но тогда могила была бы меньше. Наверное, там похоронили человека… Очень давно. Но его до сих пор помнят. Приятно, когда люди не забывают близких и относят им цветы.
— Мисс Джессика, не крутитесь у меня под ногами!
Мэдди убежала, унося стопку простыней. Она сильно покраснела и с головой выдала себя. Няня точно знает имя человека, покоящегося там, но говорить не хочет.
Я несколько дней таскалась за ней, однако ничего не добилась.
— Прекратите меня допрашивать! — постоянно кричала она. — Когда-нибудь вы обнаружите нечто такое, чего не хотели бы знать.
Ее последнее замечание не выходило у меня из головы и лишь возбуждало любопытство. Я целый год думала о таинственной могиле.
И перестала вспоминать о ней, лишь заметив, что в Оуклэнд Холле происходит нечто необычное. Там внезапно появились торговцы, и прислуга занялась делом. Выбивали ковры, дворецкий командовал женщинами и вел себя, как хозяин имения.
Для этого человека хорошие времена не прошли.
В один прекрасный день к замку подкатила карета. Я пулей выскочила из дома, перебралась через ручей и спряталась в кустах как раз в тот момент, когда из нее вынесли мужчину и посадили в инвалидное кресло. Его лицо показалось мне бурым, человек громко кричал. Бывшие хозяева Оуклэнд Холла, вероятно, не разговаривали с прислугой подобным тоном.
— Внесите меня в дом! — приказал он. — Иди сюда, Уилмот, помоги Бэнкеру.
Мне приходилось соблюдать осторожность и подробности разглядеть не удалось.
1 2 3 4 5


А-П

П-Я