Словно его они не касались, а служили лишь поводом для сравнений и для анализа. Вот "то" похоже на "это", а вот "это" уже было двести лет назад во Франции. А вот именно так Фридрих Великий разрулил свои экономические проблемы. А вот эта ситуация в каком-нибудь скажем Гондурасе копия политического кризиса в США прошлого века. Все повторяется в мире. Нет ничего нового. Все было пройдено еще даже за века до рождества христова. Но все так интересно…
Единственная страна, на которую Сергей принципиально не обращал внимания, был Китай… вечно у них все не как у всех, - иногда говорил он в шутку, даже не пытаясь сравнить поведение руководства КНР с кем-либо. Аналогов как обычно можно было не найти и только время потратить зря.
А вот кризис в России Сергея интересовал не на шутку. И в различных его проявлениях уже видел он исторические события других стран и времен. Видел и отличия, наложенные местным, так сказать, колоритом. И главное, он знал, что, как и все кризисы Российские, начиная со "смутных времен" и этот будет так завуалирован ложью, наговорами и другими неприятными вещами последующих эпох, что сохранить правду, становилось для Сергея нечто похожим на долг перед родиной.
Именно об этом он говорил с Ильей, когда прибился к его разросшейся до нескольких сотен штыков "банде". И хоть людей сплоченных общим противостоянием вокруг Ильи было несколько тысяч, Сергей здраво оценил реальные возможности этого восстания. Не мытьем так катаньем, но Система бы подавила очаги сопротивления, какие бы чудовищные потери не понесла в городских боях. Илья которому было не до "туриста" при первом же знакомстве попросил Сергея проваливать куда подальше и не делать несчастной свою мать… Это была проблема их, их городка, их отношений с местной властью. Влезать в чужой конфликт, Илья откровенно считал нездоровой идеей. И ладно бы Сергей оказался хорошим бойцом, но он отказывался брать в руки оружие, мотивируя это тем, что он принесет пользу другим способом.
Выслушав, Илья не прогнал Сергея и даже поручил ему работу, над которой корпел другой "турист", только уже где-то подстреленный в голову. Вдвоем они долго возились с бумагами мэрии. И часто общались с сотрудниками ее, которые, по своей глупости, оказались в пределах досягаемости "боевиков". Они с напарником довольно грустно смеялись в итоге над дикостью ситуации, когда чтобы доказать вину мэра надо брать власть в городе в свои руки. Ведь еще за семь лет до этих событий, при другом президенте, именно этого мэра уже пытались привлечь к суду по подобным обвинениям. И даже привлекли, так как он сам был не особо против, зная о собственной безопасности. И тот, конечно, был оправдан абсолютно. Пообщавшись с сотрудниками мэрии, которые словно сговорившись, выкладывали все самые грязные подробности деятельности власти, и Сергей и его напарник, который был опытнее в работе с бумагами, были убеждены - посадить мэра было можно на законных основаниях еще тогда. И может быть, ничего из кошмара не случилось бы, кто знает? А так он семь лет продолжал заниматься своим непотребством на виду у людей, которые даже возмутиться не могли. Ведь закон об экстремизме это было нечто… нечто, что даже в комментариях не нуждается.
Вернувшись в здание школы, где они с напарником занимали на двоих внушительный кабинет, заваленный бумагами, перевезенными из архива мэрии, Сергей отметил странное веселье, которое словно невидимый дух блуждало среди бойцов и местных жителей. Немного пообщавшись с другими, Сергей тоже невольно поддался радостному ожиданию хорошей развязки всей этой истории. Ведь даже Илья утверждал, что не долго мучиться осталось. Только вид озабоченного товарища склонившегося в кабинете над бумагами немного отрезвил его.
- Что у нас опять плохого, Вить? - спросил Сергей, проходя и отпивая из пластиковой бутылки на столе тепловатую противную воду.
- Ээээ… если кто-нибудь думает, что этим документам дадут ход, он глубоко ошибается… - непонятно сказал тот, морщась от вечной своей головной боли.
- И что ты опять накопал интересного про их мэра? - Усмехнулся Сергей.
- Тут без губернатора не обошлось. - Уверенно сказал "больной головой" - Меня надоумил этот мужик из кадастра. Ну, которого с утра привели пообщаться. Я сначала не обратил внимания, но потом понял… Видишь эти планы? Видишь вот эти регистрационные записи? Видишь на кого оформлены? А знаешь, по какой цене? Только не смейся.
Сергей внимательно посмотрел на бумаги, подсунутые ему напарником, и только улыбнулся. Он не понял ничего, кроме того, что почти тысяча гектаров сельхоз значения земли, была переведена в другой разряд и ушла в личную собственность к кому-то за сущие копейки.
- И что? Первый раз, что ли с таким сталкиваешься?
- Нет. Не первый. Наслышан, знаешь ли. - Кивнул мужчина и рукой потрогал повязку на голове. - Только вот и фамилии больно на слуху. Это все сплошь и рядом родственники наших любимых депутатов. Дочки, мамы, папы, сестры, братья… Я очень хочу посмотреть, как они там устроились на такой делянке.
Мужчина вымучено улыбнулся, а Сергей откровенно махнул рукой и сказал:
- Нет, депутатов нам никто не отдаст на заклание. Это тебе не провинциальный чиновник… они там все с друг другом даже не связаны, а спаяны! Так что забудь.
- Да я подумал, тебе может пригодиться. - Сказал, убирая документы, напарник. - Для твоей "хроники пикирующего бомбардировщика".
Так Виктор называл эскиз будущей книги Сергея о событиях этого мятежа. Благодарно кивнув, Сергей спросил, где сейчас Илья и чем они занимаются.
- С Вовкой речь пишут. Меня звали, но я со своей мигренью им много не насочиняю.
- Какую речь? - Не понял сразу Сергей.
- Послание террориста мировой общественности. - Неудачно пошутил напарник, но Сергей его понял.
- Пойду, помогу. У меня богатый арсенал в башке из речей видных деятелей. - Усмехаясь он сказал: - Сейчас мы им напишем речь Черчилля для парламента.
Сергей ушел, оставив "раненного" корпеть над чужими мелкими и крупными финансовыми страстишками. Тот уже даже не сомневался, что в нем заживо погребен великий сыщик по экономическим преступлениям. И его в этом никто не разубеждал. За три дня накопать на мэра лет на пять минимум это всем нравилось. Единственное что напарнику Сергея не давало покоя, что может все его труды, пойдут прахом. В этой стране суровость законов компенсируется только их полным неисполнением. Ну и конечно при ТАКОМ размахе воровства и взяточничества не могло быть и речи, чтобы чиновника упекли больше чем на условный срок. Слишком многим он оказывал добрые услуги, в которых они сами не признаются ни за что, зато уж постараются вытащить "своего".
4.
Когда Штейну позвонили в очередной раз, он уже выходил из аэропорта. Но раздраженно "сняв" трубку, он сразу расслабился. Звонил его помощник и, наверное, единственный друг на этой благословенной планете.
- Здравствуй, здравствуй, Фидан. - Обрадовано сказал старик и оглядел площадь перед аэровокзалом. - Нет, дорогой, не вижу тебя. Рукой хоть помаши. Ага. Все иду.
Старик убрал телефон во внутренний карман пиджака и, бодро помахивая тростью, держа во второй руке старый потертый саквояж, направился к виднеющемуся среди спешащих людей одиноко стоящему мужчине. Приближаясь, он все больше и больше растягивал свои старческие губы в улыбке. Мужчина вежливо поздоровался со стариком, взял из его рук саквояж и поспешил к недалеко припаркованной "ниве".
- Фидан, тебе не кажется, что наша машина очень неприлично выглядит? - Непонятно почему заявил Штейн.
Средних лет мужчина остановился, не доходя до автомобиля и, оглядев тот, пожал плечами сказав:
- Это просто на фоне Мерседесов и Ауди. А у нас в горах очень даже ничего. - Обернувшись и увидев хмурый взгляд старика, мужчина сказал: - Штейн, ну если ты задумал обновку сделать, так хоть сумку поменяй для начала. Зачем сразу за машины, страны и континенты браться? Скромнее надо быть. Сам же учил. Скромнее.
Вздохнув, старик направился к машине с твердым намерением сесть за руль. Мужчина с сомнением посмотрел на старика и, не обсуждая, залез на пассажирское сидение. Когда оба уже были в салоне, названный Фиданом передал Штейну ключи и сказал:
- На посту не разгоняйся только. Там асфальт сняли, новый пока не положили.
Старик, если и принял это к сведению, то ничего не сказал. Завел машину и резво, словно молодясь не выехал, а выскочил со стоянки и пролетев не жалея подвески "лежачих полицейских" вывел машину на трассу. Набирая и набирая скорость, старик ловко перекидывал ручку скоростей и Фидану, для собственного успокоения, пришлось накинуть ремень безопасности. Слабо веря, что в случае аварии ремень поможет, Фидан попробовал отвлечь старика, чтобы тот привычно при разговоре скинул скорость.
- Как съездил?
Старик, переварив этот вопрос и действительно снизив скорость, ответил:
- Плохо, дорогой. Плохо.
- Не заплатили? - изумился Фидан.
- Заплатили, и сверху накинули… я рубли не брал. Только в валюте все. Но да разве спасет…
- Так время еще есть. - Спокойно сказал Фидан и посмотрел в окно на рекламный щит с логотипом туристической компании. - Зачем волноваться, когда еще столько времени впереди.
Старик печально вздохнул и сказал:
- Вот мы так всегда. Время еще есть, волноваться еще рано. А потом даже бежать уже будет поздно.
Изумленно взглянув на старика Фидан, не веря услышанному, спросил, подразнивая старого еврея:
- Таки ты созрел, чтобы бежать? Штейн на старости кроме ума еще и мудрости нажил?
- Нет Фидан. Это таки фантастика. - Грустно улыбнулся старик и добавил: - А ты что серьезно мог подумать, что я куда-то отсюда уеду? Штейн хоть и прагматик, но свои долги помнит. Штейн, когда не помнит, в записях смотрит и вспоминает. У Штейна все записано!
Непосвященным показался бы смех, раздавшийся в салоне несдержанным и не соответствующим скромной шутке. Но для этих двоих даже выражение "все ходы записаны" носило свой, исключительно сакральный смысл.
Отсмеявшись, Штейн и еще не старый, средних лет мужчина вдруг приступили к обсуждению таких замороченных вещей, что человек не "в теме", просто бы заскучал при этом разговоре. Волны Элиота, упоминаемые в разговоре не единожды, навели бы трейдера на мысль что перед ним коллеги. Апелляции к историческим датам и цифрам свободно используемые этими двумя показали бы даже Сергею, что перед ним историки. Чуткое и вдумчивое оперирование социальной статистикой сбило бы с толка даже сотрудников знаменитой британской социологической службы. А уж познания в тонких деталях тех или иных событий недавнего времени даже Илью бы насторожило. Не из ФСБ ли эти ребята?
Их не вполне понятный разговор не прекратился даже когда спустя несколько часов "нива" по узкой "полутораполоске" вкатила в угрюмое ущелье. Смеркалось. Старик не думая, включил фары и, обратившись к соседу, спросил:
- Гости-то к нам не заглядывали?
- Воду привозили. А так нет. Кроме девчонок из кемпингов я никого близко не подпускал. А тем просто скучно со своими было вот они, не ленясь, к нам поднялись. Да и задержались… Ну там чаем их поил, страшилки рассказывал. - Говоря все это, Фидан улыбался, словно вспоминая приятные минуты. Но потом, став серьезным, сказал: - Штейн, я больше один в этой берлоге не останусь. Еще первую неделю, пока работа была - ничего. Но потом тоска смертная. Данных не поступает, обрабатывать нечего… Хоть воем вой. Я уже через три недели стал каждый день в гостиницу наведываться. Иначе свихнуться можно. Как ты там один жил раньше?
Старик усмехнулся от такого недоумения Фидана и сказал:
- А что мне? Наоборот хорошо. Спокойно. Кто придет, так только по делу. Кто позвонит, так только свои.
- Но не столько же времени! - Покачал головой Фидан.
- В уединении есть несомненное преимущество, - поучительно сказал старик, осторожно поворачивая и огибая скалу, нависшую над дорогой: - Чистота мыслей, помыслов, и стремлений, не дает тебе спекулировать с данными. Ты волей не волей напишешь то, что должно быть, а не то, что хочется твоему слабому подсознанию. Напишешь, перепроверишь, убедишься. И краснеть не придется. Штейн очень не любит краснеть.
Фидан только головой снова покачал да посмотрел на уже появившиеся первые звезды. Ему такой аргумент как "не надо краснеть" убедительным не казался. И уж точно это был не повод что бы живьем себя замуровывать в этом ущелье. Это только первые несколько месяцев там красиво. А потом, извиняйте, готов пешком бежать.
Еще час им потребовался, чтобы по извилистой дороге вдоль каменистой речушки добраться до конца ущелья с небольшой туристической деревней и, миновав ее, углубиться дальше в горы. От деревушки до Лаборатории, как свое жилище звали эти двое, оставалось не больше получаса неторопливой езды.
Дом на скале встречал вернувшихся хозяев слишком праздничной иллюминацией. Освещенный прожекторами подъезд, красные, непрерывно горящие огни на антенной мачте и на вершинах двух не низких "ветряков", зеленоватая подсветка таблички сообщавшей, что посторонним вход воспрещен на воротах, и желтый призрачный свет расположенных за оградой декоративных фонарей, делали горное убежище слишком похожим на виллу обеспеченных людей где-нибудь в предгорьях Итальянских Альп. Но вот суровое окружение скал и гор, на вершинах которых угадывались в сумраке шапки вечного снега давали понятие, что людям, здесь проживающим нужна не эта роскошь, а настоящее уединение.
Как и многое в доме, включая освещение, подчиненные автоматике ворота раскрылись пропуская машину и старик провел "ниву" на площадку перед входом. Фидан даже не удивился обыденности и наивности слов, сказанных стариком, когда тот вышел из машины:
- Дом, милый дом.
- Я его давно и тихо ненавижу. - Признался Фидан, выбираясь из машины с саквояжем Штейна в руках.
Старик нахмурился и поглядел укоризненно на друга.
- Ты просто не ценишь того, что имеешь. - Категорично заявил он младшему товарищу, возившемуся с замком на входе.
Пройдя в холл, старик привычно посмотрел на экран контроля периметра и сказал удивленно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71