Не дай Бог, не та
к сделаешь шаг, тут же в этой грязі и выкупаешься. Итак, шли навстречу друг
другу две дамы, жена подполковника милиции и педагог, обе почти одинаков
ого сложения, одинаково широкие в объеме груди и бедер, и, чтобы обеим в эт
у грязь не угодить, расходились осторожненько-осторожненько, едва тольк
о не соприкасаясь друг с другом кончиками сосков, шли молча и подобрав гу
бы, чтобы не дай Бог, друг друга как-нибудь ненароком не зацепить и не поте
рять равновесия.
Старуха, которая с присущим ей ехидством рассказывала мне эту историю во
всех подробностях, уверяла, что временами они вынуждены были еще поддер
живать друг друга за талию или за локоток, так что со стороны все это выгля
дело вообще идиллически: идут две закадычные подруги, два самых близких
человека, безмерно озабоченных благополучием друг друга, идут молча, но
когда им наконец удается разминуться, каждая, все так же не раскрывая рта,
шипит что-то. адресуя другой:
Ц Жидовка! Ц шипит необразованная жена офицера милиции, выбирая самый
весомый аргумент из арсенала своей необразованности.
Ц Жаба! Ц отвечает женщина-педагог.
Ц Жидовка! Жидовка! Ц настаивает жена офицера.
Ц Жаба! Жаба! Ц парирует педагог.
«Жабой», сообщает в заключение старуха, с этого дня будто бы жену офицера
называет весь город, так что победительницей следует считать Фаину Марк
овну, А произошло это довольно давно, когда не везде еще до конца сгнили до
ски тротуаров, их, по слухам, местные власти очень много лет обещают замен
ить асфальтом.

* * *

Моя квартирная хозяйка, рассказывавшая мне все эти любопытные истории, б
ыла любопытна и сама по себе, своим восприятием мира, который в географич
еском плане, хотя и не состоял из одних Старых Дорог, однако же именно этот
небольшой затерянный в лесу городок был в ее представлении…
Он был, наш милый маленький городок, конечно же, в центре мироздания, Париж
, Лондон и Сан-Франциско Москва и Киев Ц все это бесспорно тоже существов
ала, но находилось далеко от Старых Дорог, а потому было чем-то не до конца
полноценным, вроде бы даже призрачным. А он существовал реально. Здесь ро
дилась и провела всю свою долгую жизнь сама баба Бася (ее и так называли), з
десь с ней вместе, в комнате за кухней, жили сейчас ее неудачливая, брошенн
ая мужем дочь Сима, вечно улыбающийся пионерский работник («Раз прихлопн
ем, два притопнем») и обожаемый внук Сененька,
Он, наш городок, был единственным, был безусловно лучшим из всего, что вооб
ще создано на земле, а потому должен был считаться, как бы, эталонным для в
сех прочих городов мира. Эталонным же следовало считать и все то, что в нем
существовало: от его нравственно-этических принципов до яблок и сметан
ы. Разве в каком-нибудь Ельце, например, где жила другая ее дочь, удачливая
и благополучная Софа, Ц разве там может быть такая сметана? Уж в чем, а в см
етане она, старуха, понимает Ц она «желудочница», и если сметана оказыва
ется хоть чуть с кислинкой… Или еще взять хлеб: хлеб желудочнику подходи
т только черствый. Она попросит в Ельце в магазине отпустить ей черствог
о хлеба Ц на нее же посмотрят, как на ненормальную!… И потому ни в какой Ел
ец она не поедет, как бы туда ни звала ее Софа, а, вовсе не потому, что боится
оставить хоть на день свою придурковатую Симу, выплясывающую на одной но
ге пионерские пляски и влюбляющуюся в пионеров. И не поедет к своей сестр
е в Бобруйск и тоже главным образом из-за тамошних продуктов питания, хот
я, конечно же, и из-за этой отвратительной Ципе-Буре, с которой она может та
м встретиться на улице или на базаре. И тогда она не выдержит и плюнет ей в
морду!
Милая моя старушенция! С какой необыкновенной настойчивостью постоянн
о пыталась она меня убедить в правильности (эталонности) своего стародор
ожского жизненного видения и к каким уморительным прибегала подчас для
этого доводам…
Должен сказать, как ни курьезно это звучит, с ней мы стали настоящими друз
ьями, я полюбил эту чужую мне старуху а она меня. И это при том, что к ее Симе
я не испытывал ни малейшей приязни и почти не скрывал этого.
Ей нравилось, хотя она и не переставала меня все время за это поругивать, ч
то я много работаю, не вылажу из своей консультации иногда даже, чтобы сбе
гать в столовую («Так можно заработать туберкулез!»), а по ночам, что-то еще
читаю или пишу («Можно испортить глаза!». Нравилось, что обо мне уважитель
но отзываются мои клиенты, а коллеги из прокуратуры и из милиции, из суда (
все эти учреждения находились буквально в нескольких шагах от консульт
ации) по вечерам заходят ко мне «на огонек» и из моей комнаты ей, старухе, с
лышны какие-то непонятные, наверное, очень умные, разговоры и смех.
К тому же почти все мои приятели и коллеги были намного старше меня, а в гл
азах старухи они должны были выглядеть и очень важными персонами. Если т
акие важные персоны запросто заходят к ее постояльцу, почти мальчишке, т
о и сам этот постоялец, по-видимому…
Сыграло тут, наверное, определенную роль и еще одно обстоятельство. На не
го я обратил внимание с самых первых дней своей адвокатской работы в рай
оне.
Недели через две или три после прихода ко мне моей первой посетительницы
и с такими же примерно вопросами, как она (с такой же альтернативой в их по
становке) ко мне обратилась некая молодая учительница. Месяц назад на та
нцах она познакомилась с офицером (около райцентра находился военный го
родок, он хочет на ней жениться, но настаивает, чтобы до этого она разделил
а с ним постель. Вот она и не знает, стоит ли это делать?
Ц Он говорит: «Ляжь! Ляжь!» Ц повторяет учительница, преподаватель язык
а и литературы, и с учительской же непререкаемостью одергивает меня, ког
да я пытаюсь ее поправить, Ц «Ляжь!» Ц он говорит, а что будет, не подумает
ли он, что она непорядочная? С другой стороны, «не ляжь» с ним, подумает, что
она его не любит?
Дилемма Ц очень, очень напоминающая ту, которую предлагала мне решить м
оя первая клиентка, даром что эта, должно быть, с высшим университетским о
бразованием, хорошо одета и недурна собой, но мне, слушающему ее, внезапно
приходит в голову совсем уже интересная мысль. Я понимаю, что в ее глазах,
в глазах и многих других моих посетителей я Ц кто-то вроде попа. Такова с
ама моя профессия советчика и защитника. Я должен все знать даром что еще
сам почти мальчишка, все вообще знать о жизни, а не только свои законы, во в
сем разбираться. Я же Ц и опять-таки в силу самой своей профессии Ц сове
сть или, может быть, даже связь с потусторонним миром. В другом месте, в дру
гое время они, наверное, пошли бы к батюшке, к ксендзу или раввину, но побли
зости таковых давно нет. Пошли бы, може г быть, и в райком партии (все-таки н
ачальство!), но туда со своими вопросами им идти боязно, И вот они идут ко мн
е: ну-ка, милейший Сергей Владимирович, поройся в своих извилинах, поспрош
ай душу Ц должна ли я еще до свадьбы лечь в постель с этим шустрым офицеро
м? Потому что для себя я, конечно, это уже решила Ц лягу! Куда деваться? Ц н
о мне все же хочется, чтобы и ты мне это посоветовал. Посоветуй, облегчи ду
шу!
Я думаю, это моя профессиональная исключительность Ц и она тоже была, пр
ичиной того, что и хитрющая моя старуха-хозяйка, которая была и без того к
о мне расположена, это расположение изливала на меня уже в невообразимых
дозах, а уважение ко мне превратила чуть ли не в пиетет, на который могут р
асчитывать только ясновидящие, гадальщики и другие особы, связанные с по
тусторонними силами. Я был не только важной личностью и приятелем других
важных личностей, например, автоинспектора Васи, но еще и наделен некими
трансцедентальными свойствами, делавшими мою личность исключительной
даже среди них. Поэтому меня можно было обсчитать, что ею не раз и делалось
, или даже при случае что-нибудь у меня стянуть, можно было неделями не уби
рать у меня в комнате и в кухне, чтобы под потолком флагами реяла копоть, а
ноги по щиколотку, увязали, з курином помете, но низвести меня до ранга обы
чного смертного человека Ц это уже ни в коем случае! Такова власть чудот
ворца, власть жреца над простыми душами. Ведь при случае я, может быть, смо
гу и ей самой отпустить какой-нибудь ее страшный старушечий грех Ц краж
у, например, у меня пары яблок для Сененьки или цодслушиваиие под моей две
рью, сумею выбить дурь из детолюбивой Симы?
И вдруг я узнаю, что коварная эта старуха еще, оказывается, коварнее, чем я
мог предположить: я получаю взятку. Выйдя как-то раз в конце рабочего дня
на кухню, где в то время никого не было, я увидел на столике у самой моей две
ри несколько пакетов, завернутых в грязноватую газетную бумагу и тоже за
ткнутый сверху газетным кляпом графин с мутноватой жидкостью.
Ц Бася Борисовна, что это?
Старуха заулыбалась, загримасничала, завертелась на месте.
Ц Ой, тут якаясь баба была… (рассказывая мне о моих клиентах, она почему-т
о всегда переходила на местный слеш: так наверное, считала она Ц она ближ
е к народу) якаясь была баба… Я думаю, это та, что, помните, ее муж из теми «ав
эчками»? Что они сдохли? Так теперь он опять что-то сказал за этих овечек н
а собрании. Что надо было их хорошо «гадавать». Потому что скотина, если ее
не гадавать, все равне сдохнет, хоть ты целуй ее в задницу… Слухайте, тепе
рь его посадят?
Я, однако, продолжал смотреть на нее непонимающими глазами.
Ц Какая скотина? Какая задница?… Это что?
Тут уже моя тупость ее прямо-таки взбесила.
Ц «Что!» «Что?» Сало, наверное, если мне не повылазило! И колбаса, и яички…
И, наверное, самогон… Якаясь баба вас тут дожидала и все это вам оставила,
чтобы вы не умерли с голоду… А я Ц что я за ней на улицу бежать буду? За юбку
буду ее хватать?
А на другой день я вообще застал (услышал это из комнаты), застал очаровате
льную свою старуху за тем, что она обрабатывает моих клиентов. На кухне на
ходились три или четыре деревенские женщины, стояли перед ней разинув рт
ы и округлив глаза, а она ораторствовала. Она была великолепна. Ее жилец, «
аблыкат», он-де Ц природный альтруист и еще гений, он людей «с под петли в
ытягивает». Вытянет поэтому дураков-мужей, если до того сам не помрет с го
лоду. Он целыми днями занят работой (вытягиванием из-под петли). Ему неког
да даже сходить в столовую, а потому ему нужно всегда иметь у себя дома кус
очек сала, несколько десятков яичек, молоко. Что такое Ц это много?!…
Вихрем ворвался я на кухню (женщины и куры при моем появлении выскакивал
и оттуда вперемешку) и налетел на несчастную старуху, которая, как она пот
ом призналась, едва при этом не проглотила вставную челюсть.
Ц Ба… Бася Борисовна, вы что же делаете? Вы с ума сошли?. Вы же меня самого п
од это самое, под петлю… Вы хоть понимаете, что вы делаете?!…
Но к ней уже вернулась вся ее очаровательная невозмутимость.
Ц А что лучше будет, если вы помрете, да? Или заболеете? И станете такой кра
сивый, как ваш Узлянский?…
И она покинула кухню (именно покинула а не вышла из нее) с видом королевы, к
оторая только что узнала, что ее лишили престола…

* * *

В тот же день вечером ко мне пришли мои друзья Евгений Абрамович, Павлик Г
арагуля, Вася Донцов и кто-то еще. и я рассказал им о взятке. При слове «взят
ка» у Евгения Абрамовича округлились глаза. Неуютно почувствовали себя
и остальные.
Ц Да, вот такая взятка. Два десятка яиц, несколько колец белорусской крес
тьянской колбасы и графин самогона. Что со всем этим делать?
Ц Уничтожить! Ц первым ответил Вася.
Его поддержали и Павлик, и даже Евгений Абрамович
Ц Списать по акту, Ц посоветовал кто-то из них, Ц а заодно и помянуть по
гибших овец.
И Ц Господи, Боже мой, Ц как же славно мы все это туг же и проделали!
Был холодный ноябрьский вечер, выпал снег. Ветер пригоршнями швырял его
в маленькое окно консультации делая это с такой яростью, что казалось, се
йчас из него повылетают стекла, а самое здание консультации обволок сраз
у со всех сторон и едва, ли не вдавил его в землю. А у нас в комнате на жарко н
атопленной плите на огромной сковороде шкварчала изумительная белорус
ская колбаса, шкварчало сало и, пузырясь, шипела яичница.
Неделю назад я получил перевод и Минска, по тем временам сумма довольно з
начительная, что-то около семисот рублей, из высшей заочной школы милици
и, где еще до своего переезда в Старые Дороги в течение нескольких месяце
в почасово преподавал курс государственного права соцстран, а, точнее, п
роверял курсовые работы у бездельников, списывавших их друг у друга, и по
лучил эти деньги, которых никак не ожидал и которые свалились на меня, как
подарок. Я долго думал, что бы себе на них купить из одежды (моя, приобретен
ная еще в студенческие годы, уже изрядно поизносилась), а потом за шестьсо
т девяносто рублей (точно помню эту сумму!) купил магнитофон «Аэдас», один
из первых отечественных магнитофонов Ц тяжелый ящик с лентой, которая т
о и дело рвалась или выскакивала из пазов и скручивалась кольцами. Но все
же магнитофон, все же действующий.
И вот неподалеку от стола, на подоконнике стоял и тихо играл этот магнито
фон, на столе, па огромной, перенесенной с плиты сковороде яичница и колба
са исходили последними пузырями, а за столом, прижавшись друг к другу, сид
ели усталые люди, сбежавшие на час-другой от своих служебных и семейных з
абот и мыслей об этих заботах, от своих глупых, безликих жен, уминали эту я
ичницу и колбасу и им было тепло и уютно.
И тогда мне захотелось сделать для них что-то еще лучшее то, чего не может
дать в такой вот вечер ни самогон, ни даже записанная на магнитофонной ле
нте завораживающая музыка бразильских оркестров. На этажерке для книг с
реди кодексов, толстенных законодательных сборников и прочей муры нахо
дилось несколько небольших томиков стихов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15