Валерий Большаков
Наблюдатель
Часть перваяСТРАННИКИ В НОЧИ
Глава 1ФИНИШ-ПЛАНЕТА
1. Земля, Евразия, Москва. 2244 год
Клинок сверкнул полированной сталью, падая наискось, грозя втесаться в голую шею. Давид тут же поставил шаговый блок, резко отбил меч, и тогда Черный Рыцарь сделал выпад левой рукой, пальцы которой сжимали трехгранный кинжал-мизерикорд, тонкий и опасный, как жало василиска.
Давид отпрянул, разворачиваясь боком, и завертел мечом - вверх, вниз, наискосок, выстраивая защитную "решетку". Черный Рыцарь заворчал недовольно - противник попался вредный, всё никак не давал себя убить. Латник сделал хороший замах, присел рывком, щелкнув доспехами, - и его длинный меч прошипел по-змеиному над самой землей, просвистел, как коса, широким подрезающим движением.
Давид подпрыгнул, уберегая ноги, и ринулся в атаку. Пока инерция уводила меч Черного, он сделал мощный лайн-выпад. Острие клинка вошло рыцарю в бок, попав между сегментами доспеха, разрезая кожаные завязки и погружаясь в гнилое средневековое нутро...
- Нормально, Дава, - пророкотал наставник и скомандовал: - Сброс!
Фантомат моментально выключился. Все краски выдуманного мира истаяли, четкие контуры расплылись, возвращая непоколебимый реал. Земляничная поляна оказалась пружинистым коричневым полом в темных разводах, окружавшие ее деревья - стенами бледно-лилового оттенка, а небо над головой, затянутое облаками, превратилось в рубчатый, матово-белый потолок.
Давид, стараясь громко не сопеть, отдышался и рукавом отер пот с лица. Нормально, значит... Это хорошо. Всё равно большей похвалы от наставника не дождешься...
Наставник, огромный грузный человек с дочерна загорелым лицом, поднялся из-за длинного низкого стола с серебристой поверхностью, за которым сидели члены комиссии, и прошел к задней стене - сплошному окну. Он ступал вперевалку и со спины походил на медведя, переодетого в комбинезон, - сдержанно-свирепого, заматеревшего Винни-Пуха. Вцепившись рукою в прозрачную раму, наставник пошагал вдоль окна, открывая его. Сразу запахло хвоей, потянуло смолистым ароматом рубленых дров и горечью скошенной травы. Очень далеко пропел горнист. Индиговый разлив небес прочертил одинокий глайдер - будто яркая капелька скатилась по лазури.
- Нормально, - повторил наставник и повернулся к столу. - Тебе слово, Мелькер.
Сухощавый, длинный как жердь профессор Мелькер Свантессен, планетарный инспектор Комиссии Галактической Безопасности, пожевал губами, словно пробуя их на вкус, и сказал неожиданно громким и строгим голосом:
- Давид Виштальский!
Давид втянул живот и выпрямился, опуская меч.
- Дипломную практику вы проходили на планете Саргол, - проговорил Свантессен, не то утверждая, не то вопрошая, - в качестве координатора полевой группы таких же, как вы, курсантов.
Профессор говорил, опустив голову к столу-информатору, и Давид не знал, что ему делать. Ответить? Или промолчать? Он взглянул на своего наставника, и тот хитро подмигнул ему. Это Виштальского успокоило - он расслабился и кивнул Свантессену. Да, мол, отмечен такой факт в моем героическом прошлом.
- Первый опыт самостоятельного внедрения... - затянул профессор. - Меченосец всадника Инудруадана.
Свантессен неодобрительно поджал губы, и внутренности Давы мгновенно смерзлись.
- Вы знаете, Лобов, мое особое мнение по этому поводу, - сказал профессор сварливо, обращаясь к наставнику Виштальского. - Рано, рано вы тогда начали!
Наставник пожал могучими плечами и прогудел непримиримо:
- Курсант Виштальский прошел психологическое кондиционирование и... и он являлся лучшим в группе! Хотя, конечно, риск был...
- Вот именно... - проворчал Свантессен, мягчея.
Давид слушал с громко бьющимся сердцем. Профессора он побаивался и уважал. Как-никак, Свантессен лет десять уже числился резидентом Земли на далекой-предалекой планете Маран-им, и не зря холодное и строгое слово "Кардинал" стало его оперативным псевдонимом - это здесь он был профессором, а вот гуманоиды-мараниты знали старину Мелькера как Большого Жреца, тамошнего религиозного лидера и, одновременно, первого министра короля Толло-но-Хассе. Чем не Ришелье?
Повернув голову к третьему члену комиссии, полному, румяному добряку, Свантессен сухо сказал:
- Ваше слово, Леонидас.
Румяный радостно потер ладони и склонился к столу.
- Ксенология - пять, - прожурчал он, просматривая оценки, - ксенотехнология - пять, ксенопсихология - пять. Очень хорошо, курсант, просто отлично. Ну, а ваш реферат по сравнительной истории гуманоидных цивилизаций в фазе феодализма тянет на монографию - не более и не менее!
Давид пробормотал нечто невразумительное, но должное продемонстрировать его личную скромность.
- Да-а... - продолжил Леонидас, почти жмурясь от удовольствия. - Но смотрим дальше, и что мы видим? Ваши тренеры, что по ниндзюцу, что по форс-блейду, в один голос заявляют: Давид Виштальский блестяще усвоил теоретические дисциплины, а вот в практических занятиях не дотягивает до высоких показателей...
- По фехтованию он здорово подтянулся, - сказал Лобов недовольно. - Сами же видели!
- Не спорю, - легко согласился Леонидас, - этюд был разыгран как по нотам. Но! Давиду Виштальскому следует серьезно задуматься и сделать окончательный выбор - куда его тянет? К тихой научной работе где-нибудь в НИИ Внеземных Культур? А может, ему лучше остановить свой выбор на Комиссии Межпланетных Отношений и подвизаться на поприще дипломатии? Или все-таки направить стопы в КГБ - шпионить на развитых планетах, так сказать, в тылу союзника, дабы Земля прирастала расами-сателлитами.
Давид подумал.
- В КГБ! - твердо сказал он.
- Воля ваша, - развел руками румяный и широко улыбнулся.
- Шпионить! - фыркнул Лобов. - Вас послушать, так наша работа не выходит за рамки шпионажа и драк!
- Нет, отчего же? Выходит. Но всё же разведка и контрразведка - ее главные составляющие. Право, Иван, стыдиться тут нечего. Война кончилась двадцать лет назад, а мы, "бойцы невидимого фронта", призваны по-прежнему. Таков наш удел!
- Вот потому-то, - с силой сказал Лобов, - и ходит в народе пренебрежительное "голубокурточник" или боязливое "кагэбэшник"! И люди куда реже вспоминают, что нас еще называют "галактистами" - за то, что помогаем человечеству стать галактическим. Мы ускоряем прогресс на отсталых планетах, помогаем тамошним цивилизациям проходить критические точки, и это куда благороднее, чем вести сателлитов курсом астрополитики Земли!
- Ах, Иван, - вздохнул Леонидас, - спецслужба умеет много гитик. Мы, как странники в ночи, забываем имена, данные мамой и папой, и привыкаем к агентурным номерам. Наши миссии - секретны, наши операции - тайны, но служим мы отнюдь не всем носителям разума, а лишь своим однопланетникам. Что, не любят они нас? Опасаются? Пугаем мы их? Так это всегда было! Люди не испытывают благодарности к тем, кто защищает их, не понимают, какую мы приносим пользу, не видят нужды в работе Галактической Безопасности. Но не все ж такие! Утешайтесь этим, Иван...
- Всё? - проворчал Свантессен. - Высказались?
- Да, - буркнул Иван Лобов, отворачиваясь к окну. Леонидас лишь кивнул, ласково и безмятежно щурясь.
Профессор Свантессен прокашлялся.
- Давиду Марковичу Виштальскому, курсанту Центрального прометеума, - произнес он торжественно, - вручается диплом ксенолога первой степени с присвоением звания младшего командора!
Давид ощутил слабость. Мир вокруг него поплыл, будто снова пошел сброс детализации. Из разноцветного тумана вынырнул наставник. Виштальский не видел его лица, только голубая куртка колыхалась в поле зрения. Он вперился в эмблему над левым нагрудным карманом: земной шарик с синими океанами и зелеными континентами на фоне эллипса галактической спирали.
- Поздравляю! - грянул Иван и стиснул протянутую Давидом руку.
- Спасибо! - выдохнул Виштальский.
Лобов нацепил Давиду на погоны две маленькие серебряные звездочки и отшагнул, словно любуясь новоиспеченным суперагентом.
- Ваше первое задание, галактист, - с улыбкой проговорил Свантессен, и протянул Давиду небольшой цилиндрик. - Вы направляетесь на Тьет, на базу "Северный полюс". Командир базы - Жорж Лассав, планетарный координатор - Ахмед Бехоев. Начнете карьеру с должности, насколько сложной, настолько и важной - вы назначаетесь наблюдателем. Будете соглядатаем при дворе баррауха, по-нашему - короля, Цзанг-дзод-гукха Третьего, Потрясателя Суши видимой и невидимой, Великого Хозяина того, что есть и чего нет, и прочая, и прочая, и прочая. Нам очень важно знать, что делается в ближнем круге баррауха, на кого из свиты можно ставить, а кто из придворных хлыщей просто дурак и сиятельный тунеядец. Сложность же вашей миссии заключается в том, что вам категорически запрещается любое вмешательство. Любое! Даже если у вас на глазах будут пытать друга, можно только наблюдать за допросом... Наблюдать и докладывать. Ясно?
- Да, - выдохнул Давид.
- Человечество Тьет очень похоже на нас с тобой, - подхватил Лобов, - разве что у них пятьдесят четыре хромосомы и сорок зубов. Их женщины красивы, как наши, ну и... В общем, это серьезная дополнительная трудность. Сам понимаешь, трудно пожалеть разумного слизня, а вот когда от боли кричит хорошенькая девушка.
- Я понимаю, - пробормотал Виштальский.
- Ну, раз так, - подхватил эстафету Леонидас, - то удачи вам, Давид! И счастливой работы!
Отдышался Дава уже в атриуме. Центральный прометеум был возведен в стиле внеземных баз - сплошные купола и галереи-переходники. Даже зимний сад выстроили в виде оранжереи под прозрачным колпаком - великой радости звездолетчиков, долгие месяцы не видевших травку. А в самой сердцевинке учебного заведения, там, где кольцевые коридоры обрамляли дворик-атриум, стояла бронзовая статуя Прометея - бога, ускорявшего прогресс вида "хомо сапиенс", помогавшего людям проходить критические точки.
По атриуму носились вдоль и поперек озабоченные курсанты, всклокоченные и отчаянно вибрирующие, - шли экзамены. Почти каждый, пробегая мимо Прометея, хватался - на счастье - за его бронзовую длань, простертую над людьми-коротышками, сирыми и убогими, греющимися у подаренного огня. Длань сверкала, как надраенная.
"А мне это больше не нужно!" - довольно подумал Давид. Он-то свое отбоялся. Всё! "Госы" сданы, диплом в кармане. Дава прямо-таки лучился от счастья, поглаживая пальцами футлярчик с заданием. Он - галактист! Мечта сбылась...
Виштальский ощутил усталость и присел на один из диванчиков, расставленных вокруг памятника. Вытянул ноги, раскинул руки по мягкой спинке, зажмурил глаза.
...Ему всегда везло - так, во всяком случае, он считал сам. Повезло с няней Викой - ее мягкий грудной голос иногда даже снился ему. "Сорока-воровка кашу варила, деток кормила..." Няня была молодой и симпатичной особой - мама даже немного беспокоилась за отцовскую моральную устойчивость. Дава смутно помнил, как папа, сидя на диване, говорит утомленным голосом: "Сара, ты меня устала своей волнующей ревностью!"
И с воспитательницей ему повезло - Циля Наумовна была дамой непоседливой и чрезвычайно жизнерадостной. Но не содержала в характере даже атома легкомыслия - ее девизом было: "Целеустремленность, упорство, энергия!"
Няня Вика наградила его своей сентиментальностью и романтизмом, а Циля Наумовна заразила маленького Давидика занудливостью. Увы, именно так окружающие оценивали его стремление к совершенству. Они не понимали, что лениться - скучно, а зря тратить время на жмурки и футбол - глупо. И как им всё это объяснишь?
Но больше всего Давиду повезло с учителем. И со школьными товарищами. Их было пятеро у Дмитрия Александровича - самая первая группа у недавнего лицеиста. Всегда серьезный Давид, юркий и быстрый Ричард, здоровенный Игорь по кличке Кнехт, хитрый и веселый Грига и тихий, монументально спокойный Степан. А потом их осталось четверо - тихоню Степашку поймали на том, что он вешал кошек. Затягивал на шее у мурки петлю из лески - и вешал.
Давид был тогда не просто потрясен - он был раздавлен, уничтожен, убит. Пришел печальный дядя из Психологического Надзора и увел Степана, по-прежнему тихого и спокойного. Учитель тогда долго объяснял им, что такое дисторсия психики, и почему иногда даже высшая педагогика бывает бессильна, и как с помощью гипноиндуктора проводят позитивную реморализацию, а неисправимым вживляют мозгодатчик или поселяют в зонах спецкарантина. Так Давидик впервые столкнулся с изнанкой хорошего и справедливого, чистого и прекрасного мира, впервые узнал, что не все люди добры и что есть целые планеты, удел которых - горе, несчастье, нищета, страх. И у Давида появилась цель - он мучительно, до болезненного спазма, захотел сделать счастливыми всех носителей разума, подобных ему самому, все человечества, рассеянные по Млечному Пути.
Учитель, поняв склонности ученика, познакомил Давида с Иваном Лобовым, галактистом. "На необитаемую планету, - гудел Иван добродушно, - посылают людей, которые собираются перестраивать ее природу. В инопланетное общество посылают людей, которые собираются перестраивать сам социум". Лобов долго пугал Давида серой текучкой буден агента КГБ и пугающей отдаленностью результатов вмешательства, но тот был тверд.
Когда Давиду исполнилось двенадцать и вся семья собралась за столом, он заявил, что не будет врачом, как папа, или инженером, как мама. "А кем же наш Давидик хочет стать?" - засюсюкала тетя Муся. "Галактистом!" - отрезал Давид. Прошло ровно десять лет - и он сдержал это обещание, данное самому себе.
- Курсант, вы почему не на занятиях? - прогремел лекторский голос. - Ваша фамилия?
Давид открыл глаза и увидел Силантия Ахмедовича, читавшего им планетологию. Встав и аккуратно одернув комбез, Виштальский ответил:
- Давид Виштальский, младший командор.
Препод хмыкнул - и протянул лопатообразную ладонь. Дава вцепился в нее и крепко пожал.
2
Григорий Зикунов, он же Грига, он же Зикуновишна, парнем был сметливым и даже хитроумным.
1 2 3 4 5 6 7 8