https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_kuhni/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Погонять по лесу беглого, затравить его, науськать здешних псов… И приволочь обратно. И нацепить ошейник на шею.
Ромей заверещал, бледнея, еще пуще задирая цену. Его дородный брат или сват обеспокоенно затеребил за складку плаща: окстись, мол! Ромей только оскалился.
Вдруг толпу перекричал знакомый голос, и Олег чуть не расчувствовался, узнав запыхавшийся тенорок Вольгаста тиуна.
– Продано! – понял Олег без перевода радостный возглас Крута. А хольд поклонился в сторону крепости, приветствуя конунга.
Олег повернул голову и увидел рослого пожилого человека в богатом плаще-корзне, типа мантии на русский манер. «Улеб! Улеб конунг!» – пронеслось по толпе. Рядом с Улебом конунгом стояла девушка в шелковой рубахе, щедро расшитой узорами по подолу и вороту. Девушка куталась в шаль, заколотую брошкой-сёлье, и смотрела на Олега – с немым вопросом и тайным интересом. Сказать же, что она была красива – значит ничего не сказать…
Конунг спокойно ответил хольду. Прищурив глаза, он осмотрел Олега, вскользь, не пытая взглядом, и сунул Круту кошель с серебром.
Крут поблагодарил, довольно взвешивая в руке всеобщий эквивалент, и ввинтился в толпу.
– И меня, и меня! – заголосил Пончик, бросаясь на колени. – Лекарь я! Целитель! О всех хворях ведаю! – верещал врач. – Паки, понеже…
Тиун сказал что-то вполголоса Улебу конунгу. Тот пожал плечами – где один, там и двое… Пригодятся в хозяйстве.

2

Алаборг
Олег сидел у борта лодьи и глядел на просторы Ладожского озера. Если не смотреть в сторону волховского устья, то кажется, одна вода кругом. Море. Окиян. Гладкая поверхность Ладоги отражала безмятежную лазурь – начало июня, самое тихое время. Ветерки засвистят к середке лета, зашершавят голубое зеркало, замутят блеск…
– Алаборг… – пробормотал Пончик и поерзал. – Это где такой?
– Я доктор? – буркнул Олег. – Я знаю? Не боись, «покупка», не заблудимся… Доведут, куда надо.
Пончик глубоко и тоскливо вздохнул. В «столице» новые рабы не пригодились, и Вольгаст тиун потащил Олега с Пончиком в Алаборг – Нижний город. Поставлен был град сей рядышком со Свирью, которую здесь называли Сувяр, в устье реки Паши, на берегу уютной бухточки за мысом Волчий Нос. Пока лодья дошла, успело стемнеть, и на берег выбирались в потемках. Черный силуэт алаборгской крепости четко выделялся на фоне багряневшего заката. Олег хмуро полюбовался и тем и другим и побрел, куда велено. Пончик тащился следом, причитая.
Имение конунга, куда их определили, располагалось за городом. Надо было, оставляя крепость по левую руку, пройти оба конца Алаборга – Варяжский и Готский – и шагать вдоль Паши по наезженной дороге до святилища Перуна на высоком холме. Суровое изваяние бога грозы и войны рельефно подсвечивали восемь вечных костров. Дорога огибала святое место и выводила прямо к воротам имения-дворища. Из-за частокола-забрала выглядывала крыша высокого терема, этажа в два. К терему примыкала огромная дружинная изба-казарма, к ней – гридница. Хоромы цеплялись друг за друга, а позади еще «длинный» дом построен был, со многими дверьми и покоями – для семейных. Рядом – женский дом, на берегу – корабельные сараи-наусты, повыше – барак для рабов, клети, поварни, ключница на столбах…
– Я так понимаю, – сказал Олег, – что тут у Улеба конунга личное подсобное хозяйство…
– Угу… – тоскливо вздохнул Пончик.
– Ничего, – буркнул Олег. – Как-нибудь выкрутимся…
Покуда его вели по берегу Паши (слева речка журчит, справа лес шумит), Олег повеселел даже, надежды неясные зацвели. Ну трэль, ну и что теперь? Головой о стенку биться? Биться раньше надо было, и не головой… Хотя, что толку? Ну ущучил бы он Крута, и что? Машина времени появилась бы? До родного бы веку подбросила?!
А только миновали крепкие дубовые ворота имения – тоска еще пуще навалилась. Все вокруг злое, опасное, неприятное и неуютное… Чужое. Совершенно не сочетаемое с Олеговыми помыслами и хотениями. Здесь так: хочешь работать? Вкалывай! Не хочешь? Вкалывай! А не то худо будет! И с Олегом цацкаться тоже никто не собирается – это ему, Олегу, надо приспосабливаться к новому старому миру, применяться к обстоятельствам и терпеть.
Вольгаст тиун подозвал их и повел к бараку для трэлей. Единственная дверь барака была открыта, и из нее несло. Олег, ведомый тиуном, миновал влазню и оказался в халле, то бишь зале «длинного» дома. Два ряда вильчатых столбов поддерживали крышу, а вдоль стен тянулись лавки. В боковые пазы столбов на ночь вставлялись скамьевые доски – на них и почивали трэли. Немудреный интерьер едва просматривался в свете двух догорающих очагов-лангиллов. Северный вариант.
Поворчав для порядку, Вольгаст вытащил истертые, покрытые неглубокой резьбой спальные доски и сунул в пазы по обе стороны от одного столба, другими концами оперев о лавки. Достал с полки овчинные одеяла, сделав немудреный жест: ложитесь! И ушел.
Олег сел на доску и сгорбился. Скоро он так прорастет в тутошнюю реальность, что с трудом поверить сможет в олигархов и скинхедов, в Су-35 и «Клипер»… В маму с папой. В соседку Наташку, которой он платонически спинку тер в бане на даче и сам не заметил, как овладел… Хороший у них тогда вечер получился. И целая ночь. И утро…
Глаза у Олега обожгло слезами. Он вздохнул и промокнул глаза рукавом. Не надо было возвращаться в прошедшее, плохая это примета… А возвращаться в будущее – к добру?.. Прислушавшись, он уловил всхлипы – Пончику было худо. Олег встал и пересел к товарищу. Пончик зажимал лицо руками, раскачивался и тихо поскуливал.
– Господи, господи… – шептал он. – За что? Ну что я такого сделал? Почему я здесь? Я не хочу! Не! Хо! Чу-у!
– Сашка, – одернул его Олег, – хватит нюнить!
– Олег! – трагическим голосом сказал Пончик. – Это же на всю жизнь, я не смогу так! Тут полно микробов, и они по мне ползают – во-от такенные! Я первый раз в жизни ложусь не умытым… А как этим можно укрываться? – Пончик с отвращением, двумя пальцами, приподнял за край заскорузлую овчину. – Меня уже тошнит! Вот, вот, поползло что-то, кусается!
– Да это клоп, наверное…
– А-а! – Пончик стал остервенело чесаться. – Септическое все! Грязь, грязь…
– Ничего, Пончик, – утешал Олег, – а мы – из грязи, да в князи! А?!
– Микробы… – стенал Пончик. – Зараза…
Пончик был невменяем.
Из глубины халле долетел грубый голос – надо полагать, требуя тишины и спокойствия. «Все – спать!» Олег снял мягкие сапоги, смахивавшие на мокасины краснокожих братьев, положил их под скамью и лег. Хотя вряд ли удастся заснуть… Лежа, он невольно слушал многоголосый храп, скрип досок, сонное ворочанье, далекие окрики часовых и незаметно уснул.
Ему приснилась та девушка, что стояла рядом с конунгом. Дочь она ему или кто?.. Девушка была в одной маечке – до пупа – и звонко смеялась, убирая волосы с глаз… Красивая дочь у гардского конунга, глаз не отвесть. Невеста. Заливается смехом беззвучным – глаза сощурены, зубки белые дужками Жемчуговыми сверкают… Ишь ты ее – распустила черны волосы, да по белым плечам…
Олег вздрогнул и открыл глаза. Разбудила его азартная хриплая брань. Спросонья Сухов решил было, что он на отцовой даче, а под окнами опять стали табором самодеятельные артисты из театра «Аполло» – народец неумеренно болтливый, среднеодаренный, но корчащий из себя Фаин Раневских и Лоуренсов Оливье. Но, открыв глаза, Олег убедился, что до шести соток семейства Суховых тыща с чем-то лет. Кто-то сипло ревел, а другой голос, визгливый и неестественно твердый, бубнил. Потом вступил третий голос, обращаясь к некоему Ошкую.
Олег сел и протер глаза. Земляной пол холодил даже сквозь заскорузлые носки. Олег зевнул, нагнулся и пошарил рукой под доской. Сунул другую. Свесился посмотреть, куда задевались сапоги. Сапог не было. Под скамьевой доской сидел лишь роскошный кот – белый весь, с рыжим пятном у хвоста. Олег почесал его за ухом. Кот мурлыкнул, выгнул спину и стал точить когти о столб. Так, подумал Олег с тяжеловатостью, упущение. Недобдил.
Он разогнулся… и увидел свою обувку. Точно, его – вон и пятно на левом… Нашлись! Только с нагрузкой. Б его сапожки были обуты лапы краснощекого богатыря с мышцами. Ошкуя. А похож… Сам шкафа двухдверного шире, и повадки медвежьи. Глазки махонькие, красные, злые – ну зверь зверем. Глумливо усмехаясь, Ошкуй участливо спросил Олега, видимо интересуясь, не потерял ли тот чего. Олег лениво улыбнулся и прошел мимо, к двери. Он решил не торопиться. Один раз уже поспешил, хватит… Стянув хабэшные носки, он сунул их в загашник.
– А-а-а! – разнесся по халле вопль.
Олег резко обернулся. Вопил Пончик. Он стоял босиком, дико оглядывался и заходился криком.
– Это не сон! – кричал Пончик. – Это взаправду! Ущипните меня!
Здоровый трэль щипаться не стал. Он отвесил медику увесистую затрещину: «Че орешь?!» Медик обыскал глазами свой материализовавшийся кошмар, нашарил в нем Олега и бросился к товарищу:
– Олег, это девятый век! И те варяги – они тоже были настоящими… Ай! – Он гадливо дернул рукой. – Гляди – ползет! Я же говорил, они тут здоровенные.
– Это блоха, – успокоил Пончика Олег. – Или вошь.
Пончик содрогнулся от омерзения.
– Антисанитария! – выдохнул он. – Грязь везде… О-о!
Во дворе заколотили по билу.
– Пошли, Пончик, – вздохнул Олег. – Нас кушать зовут…
Он вышел во двор и умылся из большой деревянной бочки. За неимением полотенца утерся рукавом. Пончик тоже подошел к бочке, увидел плававших в воде головастиков, отшатнулся и присел к длинному столу под навесом, стараясь ничего не трогать руками.
А на столе томилась в горшках толокняная каша, заправленная жаренным на сале луком… «Не судачок „орли", но есть можно, – подумал Олег. – А проблемы будем решать на десерт…»
Вот тут он ошибся. Когда дебелая повариха щедро плюхнула каши деревянным черпаком в его шершавую, малость неровную глиняную миску, напротив, через стол, устроился Ошкуй. Гнусно подмигнув Олегу, зажал в кулаке резанную из клена ложку – и пошел наяривать. Олег едва притронулся к каше, а тот уже умолол свою порцию и нагло потянулся за Олеговой. Добавки захотелось!
Тут уж терпение Олега лопнуло. Вся злая муть, почти осевшая за ночь, всколыхнулась в нем. Все унижения вчерашние припомнились, весь нерастраченный гнев. Чудовищным усилием воли Олег погасил в себе ярость, доведшую его до белого каления, и та перешла в холодную фазу, расчетливую и жестокую.
Он привстал, что можно было принять за угодливость, и сам подвинул свою миску Ошкую. А когда тот с ухмылкой перевел взгляд на «добавку», Олег ухватил Ошкуя за нечесаные патлы и резко приложил мордой об стол. Миска раскололась. Ошкуй взревел, подскочил, растирая по физиономии кашу и кровь. Трэли тоже слетели с мест – растерянные, испуганные, азартные. Не поняв толком суть происшедшего, они ждали расправы над новичком, предвкушали зрелище, тем паче что «хлеб» уже был умят. Пончик был в ужасе – сжался весь, побледнел, как нервная дамочка, узревшая мышь.
Ошкуй в слепом полете запрыгал к бочке. Глухо рыча, он смыл с лица разваренное толокно и кровавую юшку, наспех промокнул щеки рукавами и повернулся к Олегу. На толстых устах его змеилась нехорошая усмешка. Будто на дыбы вставший медведь-шатун, он злобно хрюкнул и выбросил здоровенный кулачище, метя новичку в голову. И угодил в пустоту. Новичок же ушел с линии атаки, спасая вместилище для мозга, и врезал локтем в спину Ошкую. Метил Олег в почки, да, видать, не попал. Крякнув, Ошкуй прянул влево и заработал короткий удар локтем снизу вверх в подбородок. Амбалу только и хватило, что заметить ледяной взгляд синих, с прищуром, глаз, и тут же в голове у него полыхнули перуны. Трэля отбросило к стене барака и припечатало о бревна. Другой бы на его месте свалился замертво, но в дюжем организме Ошкуя резерву хватало. Он рухнул на колени, затем на четвереньки, помотал стриженой головой и тяжело поднялся. И кинулся молотить новичка кулаками, как вальками лен. Но вот беда – зря тратилась мощь телесная и злоба сердечная. Редко достигали кулачища верткого новичка, месили бестолково воздух, и все.
А Олег совсем в норму пришел. Утоля обиды, он более не испытывал жажды убивать и даже поражался уголком сознания, что подобное желание вообще в нем возникло. Олег решил, что пора заканчивать, и уже отшагнул назад, но тут его вызвали на «бис». С криками и воплями на Олега бросились еще четверо или пятеро трэлей, откормленных на хозяйских харчах. Вторая серия!
…Этого, с пшеничного цвета бородкой и докрасна загоревшими лопухастыми ушами, успокоим ребром ладони под нос – раз! Слезы и кровь у трэля брызнули одновременно. Костяшками пальцев в кадык – два! – и пяткой ладони в подбородок – три! Отдыхай, ушлятый…
– Ы-ы-ы! – рычал бородатый мужик в штопаной-перештопаной рубахе.
– О-ох…
– А-а-а!..
– У-у-у…
«Бороде» влепим кулаком в ухо. Очень способствует…
– И-эх… – тужился черненький, рябой, с волосатыми ушами. Уложим тебя, друг ситный, ногой по яйцам. Охолонись, длиннопятый…
О, сразу двое… От тычка в ухо в голове Олеговой звон пошел. Хороший удар по корпусу чуть было не уложил его, а от хука правой Олег «поплыл». Упав, он нащупал палку от исшарканной метлы и кинулся в бой, орудуя ею, как катаной. «Бороде» он перебил руку в запястье, рябому заехал концом палки в солнечное сплетение, а тут и Ошкуй подскочил, от души замахиваясь. Пончик подлетел, держа обеими руками кринку из-под молока, и обрушил ее богатырю на голову – только осколки брызнули. Ошкуй шлепнулся на монументальный зад. Олег уткнул ему палку в горло, под страдальчески кривящуюся рожу, надавил и держал так, пока не вернул свою обувку.
– Спасибо… Пончик, – выговорил он, отпыхиваясь.
Тут как плетью ударил хозяйский голос. Вольгаст тиун вышел из-за угла и сурово насупил брови. Послушно опустились руки, разжались кулаки, поникли головы. В глазах рабов трусливо попритухли воинственные огоньки. «Строиться!» – сделал тиун жест, понятный без долгого перевода.
Трэли поспешно выстроились у стены барака.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7


А-П

П-Я