https://wodolei.ru/catalog/unitazy/v-stile-retro/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И провалиться мне на этом месте, если сержант не заберет все.
— Скажите, сержант, я слышал, Элмо Хэккетс отплывает за море?
— Верно. Он просится за море с самого призыва.
Парочку троек Эду , Чарли без прикупа, валетик— Лу, и все, черт побери!
— Туз!
«Литтл Фолз. Станция Литтл Фолз. Следующая станция Джонсонвилль».
— Ну вот , пожалуйста... Что вы знаете обо всем этом, — сказал сержант. — У Эда уже были три тройки подряд . Да, жалко Хэккетса. Через пару лет он смог бы стать и знаменосцем. Но раз он решил бросить все, это его дело. Чарли без прикупа , Лу берет моего туза. А берет-то ведь троечка всего.
— А куда едет Хэккетс? Вы знаете?
— Без Прикупа , ребята, без прикупа, без прикупа! — тараторил сержант. — Да , сегодня на него пришел приказ. Ну, еще последццй кружок, ребята. Без прикупа, без прикупа, без прикупа и...
— Господи!
— Ты уж не обижайся , Эд, на этого третьего туза. Выходит, что и на этот раз моя взяла. Да, конечно, Хэккетс поедет за море, это уж точно. Завтра утром он отплывает в Таманрассет.
— Таманрассет?
— В Сахарскую пустыню, болван. Неужто тебя не учили географии? — Сержант злобно усмехнулся. — Как насчет еще одного кружка, просто так, для смеха?
Пол вздохнул о судьбе Хэккетса, который, родившись в духовной пустыне, теперь отправляется в те места, где и земля бесплодна.
«Джонсонвилль… Сен-Плейн… Фонда… Форт Джонсон… Амстердам… Скенектеди… Когой… Уотерлет… Албани… Ренсселар… Айлиум, станция Айлиум».
Со слипающимися со сна глазами Пол бросился к двери, сунул в прорезь билет и вышел на станционную платформу в Айлиуме.
Дверь багажного отделения открылась, из нее на поджидающий транспортер выскользнул гроб, и транспортер тут же поехал в холодильник при станционной камере хранения.
Ни одно из такси не потрудилось встретить этот малоперспективный поезд. Пол попытался позвонить в таксомоторный парк, но никто не отозвался на его звонок. Он беспомощно поглядел на автомат по продаже билетов, автомат по продаже нейлоновых чулок, автоматическую кофеварку, автомат по продаже жевательной резинки, автомат по продаже книг, автомат по продаже газет, автоматическую установку для чистки зубов, автомат по продаже презервативов, автоматическую машину для чистки обуви, автоматическое фотоателье и вышел на пустынные улицы Усадьбы. Ему нужно было сделать восемь миль через всю Усадьбу, а потом по мосту через реку, чтобы попасть к дому. Не домой, подумал Пол, а в дом, где находится его постель.
Внутри он ощущал пустоту и вялость и в то же время какое-то лихорадочное беспокойство. — он был сонный и в то же время понимал, что сейчас ему не заснуть, был обуреваем мыслями и в то же время шагал без единой мысли в голове.
Шаги его эхом отдавались среди пустых фасадов Усадьбы, безжизненных неоновых трубок, рекламирующих то одну, то другую вещь, абсолютно ненужную в эти часы, правда, сейчас они были просто бессмысленным холодным стеклом из-за отсутствия живительного бега электронов сквозь заполняющий их инертный газ.
— Невесело одному?
— Ммм?..
Молодая женщина, груди которой колыхались, как воздушные шары на ветру, глядела на него из окна второго этажа.
— Я говорю, невесело одному?
— Невесело, — просто сказал Пол.
— Тогда подымайся.
— Ладно, — вдруг услышал Пол свой собственный голос, — ладно, сейчас подымусь.
— Дверь рядом с Автоматическим базаром.
Он поднялся по длинной темной лестнице, на каждом марше которой доктор Гарри Фридман сообщал, что он не причиняющий боли дантист, дипломированный Национальным Советом здравоохранения. «Зачем, — риторически вопрошал Фридман, — обращаться к человеку с классификационным номером менее Д-006?»
Дверь на лестничной площадке, соседняя с дверью доктора Фридмана, была открыта, и подле нее стояла женщина, поджидая Пола
— Как тебя зовут, милый?
— Протеус.
— Родственник этой большой шишки с того берега?
— Это мой двоюродный брат.
— Значит, ты черная овца в домашнем стаде?
— Угу.
— Ну и черт с ним, твоим братом.
— Конечно, — сказал Пол.
Он только раз проснулся на исходе ночи, проведенной с ней, проснулся из-за того, что ему приснилось, будто отец его стоит в ногах кровати и вглядывается в него.
Она что-то пробормотала во сне.
Засыпая снова, Пол совершенно машинально пробормотал в ответ:
— И я тебя люблю, Анита.
XXVII
Доктор Пол Протеус на протяжении целой недели был полностью предоставлен самому себе в собственном доме. Он ожидал, что поступят какие-нибудь известия от Аниты, но письма не было. Говорить им, неожиданно понял он, больше не о чем. Она, наверное, все еще была на Материке. Сбор на Лужке продлится еще неделю. После этого пойдет суматоха раздела, а потом развод. Он в уме перебирал основания, которые она выдвинет в качестве повода для развода. Его поражала в ней такая жестокость, но он понимал, что это весьма закономерно. Любое отклонение от общепринятых норм причиняло ей сильную боль. Ей придется теперь покинуть штат Нью-Йорк, поскольку единственное возможное основание для развода — обвинение в супружеской неверности или подстрекательство к содействию в саботаже. Дело может быть выиграно при любом из них, но с ущербом для ее чувства собственного достоинства.
Один раз Пол посетил свою ферму и подобно человеку, решившему посвятить свою жизнь богу, попросил мистера Хэйкокса приобщить его к работе, направляющей руку природы. Рука, за которую он с такой готовностью ухватился очень скоро оказалась довольно гру— бой и медлительной, горячей, влажной и дурно пахнущей. И очаровательный маленький домик, который он воспринимал как символ простой и здоровой жизни, оказался настолько же неуместным, как статуя Венеры у ворот зернохранилища. Больше он на ферму не заходил.
Один раз Пол побывал на заводе. Цеха с их машинами не работали во время празднеств на Лужке, и на своих постах оставались только охранники. Четверо из них теперь они держались официально и презрительно — позвонили на Лужок к Кронеру за инструкциями. Затем они препроводили Пола в то помещение, которое когда-то было его собственным кабинетом, и он отобрал свои личные вещи. Охранники составили список всего, что он взял, и проявляли сомнения по поводу его претензий на каждую из перечисленных в описи вещей. Затем они под конвоем выпроводили его обратно во внешний мир, а потом раз и навсегда захлопнули за ним ворота.
Сейчас Пол сидел на кухне перед стиральным агрегатом и глядел телевизор. Был поздний вечер, и пропади оно все пропадом, ему приходилось самостоятельно заниматься стиркой.
«Урдл-урдл-урдл, — шумела машина. — Урдл-урдлурдалл! Дзз! Взз— оп! — зазвенели колокольчики. — Азззззз. Фромп!» И появилась продукция: три пары носков, три пары шортов и голубые тенниски с Лужка, которыми он сейчас пользовался вместо пижамы.
На экране телевизора женщина средних лет разговаривала со своим сыном-подростком. Волосы и одежда мальчика были в страшном беспорядке и перепачканы.
— Дракой ничего не докажешь, Джимми, — грустно говорила она. — Ей-богу, еще никто не улучшил мир тем, что разбил кому-то нос или же дал разбить свой собственный…
— Я знаю, но он сказал, что мой ПИ всего пятьдесят девять, мама! — Мальчик готов был расплакаться в любую секунду, он был вне себя от обиды и ярости. — А у папы, сказал, он, пятьдесят три!
— Ну, ну, мой милый, это все детская болтовня! Не обращай на это внимания, Джимми.
— Но ведь это правда, — совсем убито проговорил мальчик. — Ведь это правда, мама. Я пошел в полицейский участок и сам проверил. Пятьдесят девять. Мама! А у папы — пятьдесят три. — Он отвернулся и закончил уже совсем умирающим шепотом:— А у тебя, мама, сорок семь. Всего сорок семь.
Сначала она закусила губу и выглядела тоже огорченной до глубины души, но затем, как бы набравшись каким-то таинственным образом где-то выше уровня своих глаз сил, ухватилась за кухонный стол.
— Ну-ка, Джимми, взгляни на меня, на свою мать.
Он медленно повернулся к ней.
— Так вот, Джимми, ПИ-это еще не все. Самыми несчастными людьми в этом мире чаще всего бывают как раз самые умные.
С начала этой недели полнейшего безделья Пол обнаружил, что эта тема в различных вариантах является основной проблемой вечерних драматических постановок, приносящих, помимо решения ее, еще и раздражение слуховых и зрительных нервов. Одна из программ постоянно черпала вдохновение, разрешая проблему: может ли женщина с низким ПИ удачно выйти замуж за мужчину с высоким ПИ? Ответ, кажется давался неопределенный — и да и нет.
— Джимми, сынок мой, ПИ не сделает тебя счастливым, и Святой Петр не устроит тебе испытания на ПИ, прежде чем пропустить тебя в ворота царства божьего. Говорю тебе, люди с высоким ПИ чаще всего оказываются и самыми разнесчастными.
На лице Джимми сначала отразилось недоверие, затем изумление, а в конце концов страстное желание получить подтверждение услышанному.
— Значит, ты хочешь сказать, что простые люди, вроде меня или другого кого-то, вроде нас… Ты, мама, хочешь сказать, что мы не хуже такого человека, как… как… ну, как доктор Гансон, управляющий заводами?
— Не хуже доктора Гансона, с его ПИ-169? С его докторскими, магистерскими и бог его знает еще какими степенями? Да?
— Да, мама, его.
— Не хуже его? Доктора Гансона? Джимми, сынок, видел ли ты когда-нибудь мешки у него под глазами, мой мальчик? А морщины на его лице? Да ведь ему приходится тащить целый мир у себя на плечах. Вот что дал ему высокий ПИ, этому несчастному доктору Гансону. Знаешь, сколько ему лет?
— Он ужасно старый, мама.
— Он на десять лет моложе твоего папы, Джимми.
Вот какую шутку сыграли с ним его мозги.
В этот самый момент появился и папаша, на рукаве у него была эмблема КРР, управление по поддерживанию асфальтовых работ, чернорабочий первого класса. Веселый, добрый, жизнерадостный человек, так и пышущий здоровьем.
— Привет, родственнички, — сказал он. — Все ли идет как по маслу в нашем домике?
Джимми обменялся взглядом со своей матерью и загадочно улыбнулся.
— Да, сэр, все идет как по маслу. Я полагаю, сэр, что вы это очень здорово подметили!
Затем ворвалась органная музыка, и диктор принялся восхвалять невидимый и не требующий дополнительной смывки порошок для чистки чего-то. Пол выключил телевизор.
Звонок у кухонной двери звенел, и Пол прикинул, сколько же времени пришлось кому-то простоять за дверью. Он спокойно мог бы выключить телевизор и поглядеть, стоит ли открывать дверь посетителю, но Пол уже соскучился по любому обществу — просто хотелось поговорить с живым человеком, и он с радостным и бла— годарным чувством отправился открывать дверь.
На него холодно уставился полицейский.
— Доктор Протеус?
— Да.
— Я из полиции.
— Вижу.
— Вы не зарегистрировались.
— О, — улыбнулся Пол. — О, я как раз собирался это сделать. — И он действительно уже несколько раз подумывал сходить в полицейское управление.
Полицейский не улыбнулся в ответ..
— Тогда почему же вы не являлись?
— Да, так, как-то не нашел времени.
— Так вот, док, постарайтесь, чтобы оно нашлось у вас немедленно.
Пола раздражал этот наглый юнец, и ему захотелось поставить его на место, как ранее бармена на Лужке. Но на этот раз он проявил большую осмотрительность.
— Хорошо. Завтра утром я приду и зарегистрируюсь.
— Вы сходите и зарегистрируетесь сегодня, док, и не позже чем через час.
Почетное обращение «доктор», как теперь стало ясно Полу, может быть произнесено тоном, заставляющим человека молить бога, чтобы тот не допускал его и за десять миль к университету.
— Хорошо, сделаю, как вы скажете.
— И вашу промышленную идентификационную карточку — она у вас до сих пор не сдана.
— Принесу, простите.
— И ваше разрешение на ношение оружия и получение патронов.
— Принесу.
— И членский билет клуба.
— Я разыщу его.
— И льготное свидетельство для авиалиний.
— Хорошо.
— И ваши льготные страховки жизни и здоровья. Теперь у вас будут обычные.
— Как скажете.
— Полагаю, это все. Если понадобится еще что-нибудь, я дам вам знать.
— Конечно.
Внезапно выражение лица молодого полицейского смягчилось, и он покачал головой.
— И подумать только, как может свалиться сильный человек, а, док?
— Да, в самом деле над этим стоит задуматься, — сказал Пол.
Ровно час спустя Пол явился в полицию, притащив целую коробку из-под обуви своих отмененных привилегий.
Пока он дожидался, когда кто-нибудь обратит на него внимание, его заинтересовал стоявший под стеклом в одном из углов радиофотоаппарат, который как раз воссоздавал портрет разыскиваемого полицией человека и одновременно давал его краткую биографию. Портрет постепенно выползал из искровой щели машины — одна деталь за другой — сначала волосы, потом брови и одновременно слово: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», а затем снова большие карие глаза и имя: Эдгар Райе Бурроуз Хэгстром КРР-131313. Печальная история Хэгстрома появилась на уровне его носа: «Хэгстром паяльной лампой развалил на куски свой дом модели М-17 в Чикаго, а затем в голом виде направился к дому миссис Марион Фраскати, вдовы его старого друга, и потребовал, чтобы та вместе с ним ушла жить в леса. Миссис Фраскати отказалась, и он скрылся в птичьем заповеднике, расположенном рядом с жилым кварталом. Здесь ему удалось запутать следы и скрыться от полиции. Полагают, что он удрал, спрыгнув с дерева на проезжающий грузовик…»
— Эй! — сказал сидящий за столом сержант. — Протеус!
Регистрация заключалась в заполнении длинной и раздражающе запутанной и сложной анкеты, которая начиналась с его имени и с самого высокого из его классификационных номеров,обследовала причины, по которым он впал в немилость, требовала назвать имена его ближайших друзей и родственников, а завершалась присягой хранить верность Соединенным Штатам Америки. Пол подписал этот документ в присутствии двух свидетелей, а потом наблюдал за тем, как клерк-кодировщик переводит все им изложенное на язык перфорационной карточки, доступный пониманию машины. Потом появилась карточка с его свежей краской и печатями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47


А-П

П-Я