У несчастного узника открылся сухой, тяжелый кашель. Тюремный доктор не мог совладать с ним и прямо заявил, что больного убивают заточение, холод и дурной воздух: «Он никогда не оправится и умрет в чахотке, если ему не дадут подышать чистым воздухом». Но его совет Бэлфур использовал по-своему – чтобы как можно быстрее извести узника. Элиота перевели в новое помещение, где вместо холода была сырость, а вместо темноты мрак. Кашель у больного усилился, и стал пропадать голос. Король мог быть доволен – упрямец умирал медленной, но верной смертью.
Тогда Бэлфур воспользовался минутой слабости у заключенного, чтобы уговорить его просить королевской милости. Элиот написал прошение Карлу: «Ваши судьи подвергли меня заточению в вашем замке, где по причине дурного воздуха я впал в серьезную болезнь, и потому смиренно прошу ваше величество приказать вашим судьям выпустить меня на свободу». Но он ни словом не обмолвился, что признает себя виновным перед королем.
– Не довольно смиренно, – сказал с презрительной усмешкой Карл, бросая прошение несчастного узника на пол.
Бэлфур передал заключенному эти слова, и Элиот снова взялся за перо.
– Вы должны покориться, – шептал Бэлфур ему через плечо, – признать себя виновным и просить прощения у его величества.
– Благодарю вас за дружеский совет, – отвечал Элиот, наконец уяснивший, к чему его толкают, – но я теперь очень слаб, и если Господь даст мне силы, то я об этом подумаю.
С этими словами он отложил перо. Его дело на земле было окончено. Спустя четверть часа он умер.
Но был ли Карл доволен своей местью? Нет.
Сын Элиота просил позволения перевезти прах отца в Порт-Элиот, где находился семейный склеп рода Элиотов. Король воспротивился этому намерению. «Пусть похоронят там, где умер», – собственноручно начертал он на прошении молодого человека. И прах борца за свободу Англии был предан тюремщиками земле в церкви Святого Петра.
Падение столпов государства и церкви
Последний фаворит Карла I – сэр Томас, барон Раби, виконт Уинтворт, граф Страфорд – представлял собой полную противоположность Бэкингему. Его путь к вершинам власти был долог и необычен. Этот йоркширец происходил из либеральной семьи и был воспитан либеральным наставником; его выбрали членом парламента от либеральной партии; он дважды вступал в брачный союз с либеральными семействами; либералы признали его своим вождем в палате общин; его ненавидели и считали опасным при дворе; он подвергался тюремному заключению, и вместе с Элиотом возглавлял атаку на Бэкингема. Вслед за тем он круто изменил свои убеждения, сделался придворным и ближайшим советником короля.
Впрочем, при более пристальном рассмотрении его действия выглядят не так противоречиво, как это кажется на первый взгляд. Главной причиной этого поворота было честолюбие сэра Томаса. Природа наделила его деспотическим характером, а во время своих путешествий по континенту он приучился смотреть на свободу как на понятие весьма обветшалое. К тому времени абсолютизм и католическая реакция торжествовали по всей Европе. Старые права кортесов в Испании исчезли; парламентские вольности во Франции были уничтожены; в Германии император простирал свою власть на мелкие немецкие государства; Папа, поддерживаемый иезуитами, распространял и усиливал свое древнее могущество. Что касается Англии, то в ней царил разброд, а гордый, самолюбивый, богатый Уинтворт чувствовал в себе силы и способности управлять страной. Не однажды пытался он обратить на себя внимание короля. У него в запасе были сильные аргументы и готовые рецепты. Однако власть долгое время видела в нем не союзника, а соперника с большими способностями. Его возвышение совершалось медленно, но Уинтворт упорно ставил и срывал ставки в политической игре с единственной целью – когда-нибудь продиктовать условия своего приближения к трону.
Короля привлекло в нем то, что Уинтворт взялся привести в исполнение мысль Карла о неограниченной власти. Он не предлагал поправок к Петиции о правах; Уинтворт готов был сжечь саму Петицию. Он предлагал навсегда запереть двери парламента и бросить ключи в Темзу. Он заявлял, что намерен «вывести монархию из-под власти и влияния подданных». Его могучий ум и твердая воля, увы, делали его надменным человеком, презиравшим людей.
Смерть Бэкингема уничтожила последнее препятствие, стоявшее перед его честолюбием. Уинтворт был принят на королевскую службу и быстро доказал свои способности к управлению государством. Он желал вернуть политическую систему Тюдоров, при которой король, преследующий широкие цели, естественным образом становился главой народа и церкви, а парламент столь же естественно низводился до положения орудия королевской власти. В Уинтворте как бы воплотился гений деспотии. Он заставил двор подчиниться себе силой своих талантов и своего характера. Посредственности всех мастей и партий возненавидели его и врячески интриговали, чтобы дискредитировать его в глазах короля. Карл поддерживал своего советника, хотя был слишком слаб, чтобы помогать ему. Цель, преследуемая Уинтвортом, – королевский абсолютизм, – была не по плечу королю.
На его стороне был только примас Уильям Лоуд, который уступал Уинтворту в политических способностях, но был почти равен ему по упорству и энергии, с которыми преследовал ту же цель. Человек холодный, педантичный, отчасти суеверный (в своем дневнике он отмечал как знаменательное событие то, что в его библиотеку залетела птичка), Лоуд выделялся из толпы придворных прелатов трудолюбием, бескорыстием и административными способностями; лондонские купцы признавали его знатоком коммерческих дел. Но у него не было настоящих талантов государственного человека. Уже Яков I разгадал его главный изъян как государственного деятеля. «У него беспокойный характер, – говорил король, – и он не может видеть, что дела идут ладно, он любит путать и переделывать и доводить дело до крайностей». Влияние Лоуда основывалось на его упорстве, с каким он стремился сделать англиканскую церковь самостоятельной ветвью католической церкви, одинаково отвергая как влияние Папы, так и влияние Кальвина. Сущность церковного устройства, по его мнению, заключалась в преемственности епископской власти, а так как протестанты на континенте отвергли епископскую власть, следовательно, они отвергли и церковь. Пуритане при нем должны были массами выселяться из Англии. Впрочем, их никто не гнал; просто они не могли примириться с нововведениями Лоуда, который требовал, чтобы при причащении прихожане преклоняли колено, и поощрял паству к веселому времяпрепровождению воскресных дней согласно старым, дореформационным английским обычаям. Отстаивая воскресную скуку, пуритане с семьями уезжали в Америку. Именно в это великое переселение были основаны первые штаты Новой Англии. Попытка Рэйли основать Вирджинскую колонию ограничилась ввозом в Европу табака и картофеля; вся энергия колонистов ушла на поиски золота. Теперь около пяти тысяч человек занялись в Новом Свете сельским хозяйством и промышленным производством.
В продолжение семи лет Лоуд преследовал всякого человека в церкви, расходившегося с ним во взглядах на свечи, ризы и епитрахили. Он проповедовал повиновение королю и церкви, а главное – благословлял отдачу денег подданными в королевскую казну. Если кто-нибудь осмеливался протестовать, Лоуд предавал его суду Звездной палаты. Больше ста человек подверглось подобной участи. Мы расскажем только об одном из них.
В 1632 году сэр Уильям Бэлфур привез в Тауэр нового узника, адвоката Уильяма Прайна. Этот ревностный пуританин, или, лучше сказать, упрямый и узколобый человек, напечатал свое сочинение «Плеть для актеров», наделавшее много шума. Книга была не чем иным, как сборищем пуританских глупостей. Прайн с пеной у рта нападал на актеров как жрецов сатаны и на театры как на чертовы капеллы; досталось также охотникам, картам, музыкантам и парикам. Ни раньше, ни позже в Англии никого не сажали в тюрьму за подобные нелепости; но Лоуд истолковал одно место в сочинении Прайна как намек на короля и королеву. Прайн дурно говорил о театре, а его величество король любил театральные представления, следовательно, критика театра была пасквилем на короля. Прайн нападал на маскарады, а ее величество королева как раз недавно посетила маскарад, значит, автор желал опорочить королеву.
Настоящая вина Прайна заключалась, однако, не в нападках на актеров, а в его намеках, что церковь, следуя советам Лоуда, превратилась в театр, а богослужение – в сценическое представление. Он с негодованием писал об изящно украшенных алтарях и церковной музыке, введенной Лоудом, как о вторжении католичества. Примас вскипел злобой и стал преследовать Прайна всеми правдами и неправдами. Книга его была пропущена цензурой и вышла в свет законным образом, но Лоуд уверил короля, что она была напечатана в тайной типографии, известной изданием запрещенных сочинений. В совокупности с упомянутым обвинением в оскорблении величества этого оказалось достаточно, чтобы предать Прайна суду Звездной палаты. Прайна признали виновным и приговорили к выставлению у позорного столба, отсечению ушей, уплате штрафа в размере пяти тысяч фунтов и пожизненному тюремному заключению; книга его была сожжена рукой палача.
Лоуд позаботился о том, чтобы приговор был выполнен неукоснительно. После экзекуции истекающего кровью Прайна доставили в Тауэр, где, как надеялся примас, он должен был окончательно сгнить. Четыре года провел Прайн в заточении, но не изменил своего мнения о театрах и официальной церкви. На пятый год он издал новое сочинение, написанное им в тюрьме и направленное против Лоуда.
Во время своего заключения Прайн стал свидетелем любопытной сцены, произошедшей в тюремной церкви. Некто Арчибальд Макеллар, капеллан Тауэра, был привлечен к суду за неуплаченный долг в двадцать фунтов, и на суде выяснилось, что он взял эти деньги, чтобы заплатить за место королевского капеллана. Поднялся крик о симонии и протекции, вследствие чего Карл должен был назначить другого капеллана Тауэра. Однако Макеллар не хотел уйти мирно, а Бэлфур долго не решался силой выгнать духовное лицо. Выброшенный, наконец, за ворота Тауэра, Макеллар не унялся и уговорил гробовщика дозволить ему лечь в гроб, отправляемый в королевскую тюрьму для кого-то из умерших заключенных. Рано утром гроб с находившимся внутри бывшим капелланом отвезли в Тауэр и поставили у дверей церкви Святого Петра. Когда пономарь отпер дверь, вымыл полы и отправился благовестить, Макеллар выскочил из гроба, вбежал в церковь и заперся изнутри. Уговоры подоспевшего священника и прихожан не действовали – осажденный ни за что не хотел уступать свое место другому пастырю. Явился сэр Уильям Бэлфур, но и ему не удалось договориться с Макелларом миром, и дверь пришлось выламывать при помощи солдат. Яростно сопротивлявшегося Макеллара схватили и заточили в тюрьму.
Вот, думал, наверное, Прайн, достойная сцена в храме Божьем!
Адвокатская сноровка помогла ему выхлопотать себе помилование. Прайн вышел на свободу, но вскоре был снова арестован, так как обвинил Лоуда в присвоении королевской власти, во введении новых обрядов и в пропуске духовной цензурой папистских сочинений. Примас в свою очередь обвинил Прайна в намерении изменить конституцию государства и уставы церкви, и, поскольку у того не было второй пары ушей, он был приговорен к отсечению остатков первой и клеймению в обе щеки. После экзекуции Прайн снова должен был сделаться узником Тауэра, но у позорного столба толпа выказала преступнику такое сочувствие, что Лоуд счел за лучшее сослать его подальше – на остров Джерси, где несчастный ненавистник театров и содержался до тех пор, пока революция не освободила его.
С народным недовольством Лоуд также расправлялся по-своему. Однажды на ворота Сити было приклеено объявление, которым все подмастерья приглашались в известный день прибыть в Ламбет для разорения дома примаса. Когда несколько десятков рабочих действительно собрались в назначенный час, Лоуд, заблаговременно окруживший свой дом солдатами и пушками, приказал стрелять по ним и после бегства мятежников спокойно отправился обедать. Пойманных рабочих приговорили к смерти.
Пока Лоуд бесчинствовал в Англии, ему все сходило с рук. Но он посягнул на Шотландию, до сих пор безгласную и покорную, требуя «сближения этой упорной кирки (то есть протестантской церкви. – С. Ц.) с английской церковью». Он ввел новую литургию, разработал для обеих церквей общие каноны и предписал шотландским священникам употреблять при богослужении ризы. Шотландия всколыхнулась от ужаса. В стране вспыхнуло восстание, и королевская армия была двинута против мятежников. Однако выяснилось, что нижние чины не стесняются иметь собственные политические и религиозные взгляды. Солдаты прозвали этот поход «епископской войной»; они приветствовали шотландских пасторов и грабили новые церкви, построенные Лоудом. Вскоре Карл узнал грустную весть об отступлении своей армии и полной победе шотландцев. Что было делать для спасения королевства? «Созвать парламент», – отвечали пэры и горожане. Уинтворт, теперь уже граф Страфорд, и Лоуд были против созыва палат, потому что парламент был царством закона. Но Карл должен был согласиться стребованием народа, и это привело Лоуда и Страфорда в Тауэр.
Палата общин добилась назначения парламентского расследования деятельности примаса и королевского фаворита. Если бы Карл обладал достаточной решимостью, он мог бы спасти своих единственных верных слуг, но он, как всегда, трусил, колебался и, в конце концов, предоставил обоих их судьбе. Страфорд был арестован, заключен в Тауэр, предан суду и приговорен как враг отечества к смерти – его вина была виной «великого изменника государству, который не может быть прощен в этом мире до тех пор, пока не будет отправлен в другой», как заканчивалась инвектива против него одного из депутатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49