https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/bojlery/kosvennogo-nagreva/
Едва ли запугиванием он добьется больших результатов. Лаэрту Эвери достаточно попугали еще в институте. Но это только у слабых типов угроза парализует волю, вызывает растерянность, страх, отчаянье. У сильных типов первый приступ паники лишь мобилизует их к решению проблемы. Хотя у каждого человека существует предел психической выносливости, и выяснить его опытным путем не так уж и сложно. Но судя по прослушанной записи, при нервном срыве в покорное оцепенение Лаэрта Эвери не впадет, а ее хаотическое сопротивление слишком опасно. Здесь нужно быть очень осторожным с ее нервным перенапряжением: юнга предупреждал, что личности с сильным типом нервной системы при переутомлении вполне могут вести себя так же, как люди со слабым. Истерики и срывы на орбите будут очень некстати.
– Александр Ягель находится под охраной Ордена, – успокоил он ее.
– Вы же сказали, что не знаете результата его разговора с вашим представителем, – она все время пыталась поймать его на путанице в показаниях.
– Мне не нужно знать результата разговора, чтобы утверждать, что свидетель находится под охраной. Безопасность свидетеля – обязательное условие при работе наших следственных управлений.
Благодарность – тоже неплохой мотив для сотрудничества.
– Вы тоже находитесь под защитой Ордена, – напомнил он.
Она промолчала в ответ.
Но перед тем, как сесть на лошадь, она все-таки вернула ему бластер.
Глава 7
Старый замок
И я иду на свет, горящий в башне,
Зажав в руке обломок острия
Стрелы, что найден у ее подножья
Как пропуск, как пароль на тайный пир.
Разрушив перекрестие секир,
Которым в башню вход перегорожен
Меня пропустит стража...
Лаэрта Эвери « Ad castrum Viipuri »
Дождь собирался пойти уже несколько часов, но первые тяжелые капли прибили густую пыль на проезжей дороге только тогда, когда баронский замок каменным стражем возник у подножия гор. Замок запирал вход в ущелье. Дорога огибала его массивные стены и через лабиринт горных перевалов уходила к теплому морю, где тонули, цепляясь друг за друга, как неумелые пловцы, оба солнца. Этот путь шел когда-то в обход границ могущественного соседа Лоданийской империи Сириарисов – герцогства Даргож, морской державы, прибравшей к рукам всю морскую торговлю. Сириарисы, спесивые, как все истинные горцы, несколько веков не могли договориться с герцогами Даргожа о таможенных пошлинах, отчего имперские купцы в поисках барышей вынуждены были петлять по горным тропам и платить внутренние сборы всем придорожным баронам, чтобы выйти к морю, не пересекая границы Даргожа, у единственного морского порта империи – Сарха. Путь из Ладагаша в Сарх был на четырнадцать дней длиннее, чем дорога в гостеприимные гавани герцогства Даргож. В Сархе купцов встречали расторопные перекупщики и деловитые судовладельцы, дравшие втридорога за перевозку грузов морем. Те, кто не успевал разориться в пути, грузили товары на просмоленные ненадежные суденышки и уходили к чужим берегам – пытать непостоянное, как настроение женщины, торговое счастье. Внемля пожеланиям торговой гильдии, второй из династии Сириарисов не стал договариваться с герцогами Даргожа о пошлинах, а собрал войско баронов. За пару недель оно кровавым потоком сошло с гор к благословенному даргожскому морю. Купцы Даргожа, может быть, и хорошо торговались, но плохо воевали. Наемные войска герцогов, как водится, не спешили умереть за чужую страну, и Даргож, разомлевший от богатства, неожиданно оказался еще одной провинцией быстро растущей империи Сириарисов.
Горная дорога в Сарх, по которой раньше через перевал рекой текли товары, обогащая щедрой пошлиной не одно поколение местных баронов, обмелела и иссякла. Вместе с ней исчезли последние надежды баронов на процветание. Обветшалые заброшенные постройки предместья пялились вслед трем путникам пустыми глазницами окон, кое-где подслеповато заложенных кирпичами.
Лорис привычно взял на себя роль экскурсовода и рассказывал Зорию о местах, где они проезжали. Сегодня Сова уже ехала рядом и даже иногда вставляла в рассказ пару слов. Но дождь оборвал их беседу. Сова съежилась в седле, зябко кутаясь в плащ. Лорис накинул капюшон и печально посмотрел на небо, плотно завешенное низкими серыми тучами. Зорий проследил за его взглядом и, в свою очередь, с удовлетворением полюбовался низкой облачностью. На предгорья стремительно наваливалась тень: в этом мире вообще быстро темнело. Едва миновала самая долгая ночь в году, и световой день был еще невелик.
Замок нависал над путниками, давил каменными башнями, пугал черными бойницами, вызывая желание поскорее миновать его мрачное одиночество. Сова знала, что стены его обветшали, что старая кладка, хранящая шрамы от осад, местами просела и осыпалась, что из всех башен жилым остался только центральный донжон. При свете дня замок казался старым брошенным псом, хранящим верность прежним хозяевам даже на их могиле. Но сейчас, когда сгущающиеся сумерки перевязали его раны, нанесенные безжалостным временем, он, как и сто лет назад, господствовал над округой, подавляя окружающие пейзажи своей суровой каменной властью.
Упадок и разрушение коснулись не только стен замка, в котором выросло не одно поколение этой семьи. Иссяк древний род, ведущий свое происхождение от императорского дома. Единственным оставшимся в живых мужчиной в роду был старый барон Лэварса. Сына он потерял в последней войне с герцогством Даргож, а дочь уже носила имя равнинного герцога и жила в столице. Незначительные поместья она получила в приданое, а сам замок – укрепленный, но уже никому не нужный оборонительный пункт на старой границе с герцогством, ныне присоединенным к империи, после смерти барона должен был стать выморочным имуществом и отойти в казну. Все это Лорис успел рассказать Зорию по дороге.
Сове же казалось, что после смерти барона замок не простоит и дня: как только воля и вера хозяина перестанут поддерживать эти древние стены, они просто рассыплются в пыль. Но до тех пор, пока последний хозяин замка разжигает огонь в камине и встречает гостей, замок будет служить ему во что бы то ни стало.
Топот лошадиных копыт гулко отдавался под каменным мостом.
Всадники спешились, Лорис потянулся к рогу, привязанному к воротам, стер с него пыль и приложил к губам. Но вместо боевого призыва над горами растекся низкий тоскливый стон. Сова забарабанила кулаками по воротам. Прошло не меньше десяти минут, пока из-за ворот раздался скрежет отодвигаемого засова. Сова перевела дух. Лорис с трудом потянул на себя окованную железными шипами воротину. В рыжих отблесках факела Зорий разглядел лицо привратника, мрачное и настороженное. Впрочем, их быстро узнали. Привратник низко склонился перед гостями.
Сова бросила ему поводья.
– Лим, прими коней. Где барон?
– В башне.
– Здоров?
– Слава Двуглавому, здоров, – с достоинством ответил привратник.
Лорис облегченно вздохнул и отдал привратнику поводья коня. Сова под навесом уже боролась с разбухшими от дождя завязками плаща. Центральная башня уютно светилась желтовато-красным огнем бойниц. Два факела были вставлены в жирандоли над крыльцом. Из темного узкого коридора веяло сухим теплом с запахом дыма и пыли. Сова пропала в темноте, не оставляя попыток содрать с себя мокрый, отяжелевший от воды плащ. Зорий пошел следом.
Коридор огибал башню по окружности. Зорий шел по нему довольно долго, так что когда коридор, наконец, вывел его к круглой центральной зале, Дару показалось, что он уже обошел весь донжон по окружности не один раз. Причина такой планировки была понятна: узкий коридор давал защитникам башни массу преимуществ перед нападающими. В центральную залу можно было попасть не иначе, как преодолев этот узкий крысиный лаз, в нескольких местах перегороженный массивными чугунными решетками, так что Зорий еле протиснулся в оставленные для прохода щели. Сама зала при тусклом свете очага и нескольких факелов показалась Дару небольшой. Он остановился на пороге, рядом с брошенным мокрым плащом.
– Сова, девочка моя! А я-то думал, кто ломится в ворота?
Могучий глубокий голос из полутьмы всколыхнул застоявшийся воздух башни. Пламя факелов затрепетало, заставляя танцевать причудливые тени на неоштукатуренных стенах. И смех в ответ. Дар впервые слышал, как Сова смеялась.
Из массивного деревянного кресла у камина навстречу Сове поднялся старик. Зорий пригляделся: если Лорис с Совой беспокоились именно о его здоровье, то их беспокойство было напрасным. Таких стариков очень сложно вообразить в немощи, умирающими от долгой изнуряющей болезни. Они воюют со старостью до последнего, а покидают этот мир неожиданно, присев отдохнуть в перерыве между важными делами. Время бессильно перед этой несгибаемой спиной, перед молодым голосом и проницательными живыми глазами. Оно лишь с мстительной ревностью отыгрывается на лице. Лицо хозяина дома было покрыто сетью таких глубоких морщин, что среди них затерялись даже несколько памятных шрамов. Он обнял Сову как дочь, или, скорее, как внучку. Впрочем, все же дочь – в примитивных обществах люди стареют рано.
– Я ждал вас только после праздника, – сообщил старик. – Неужто вы наконец погостите у меня с неделю? Лорис с тобой?
– Ну конечно. Куда же я без него?
Зорий посторонился, чтобы пропустить в залу Лориса. Лорис очень спешил. Сцена приветствия повторилась. Дар почувствовал себя лишним и подумывал, не заняться ли чем-нибудь полезным. Например, пойти позаботиться о лошадях. Сова забыла о его существовании, как забывают о существовании телохранителя. Дар криво усмехнулся: к безопасности люди привыкают быстро. Впрочем, тут ей едва ли могло что-нибудь угрожать. Он подобрал брошенный мокрый плащ и собрался уходить, когда Лорис вспомнил, что их всё же трое, и представил Дара хозяину.
– Ильдэрос, мы указали путь страннику в ваш дом, – с поклоном произнес он.
«Ильдэрос – хозяин дома, домовладелец», – перевел Зорий. Сова обернулась к Дару, по инерции продолжая улыбаться. Наверное, она слишком радовалась встрече, чтобы сохранять прежнее, отстраненное выражение лица, так что ее приветливость неожиданно досталась и ему.
Сова тоже поклонилась. Строгое соблюдение ритуала знакомства с хозяином дома, было, конечно, не обязательным, но это была часть игры, ставшей для нее привычной в этом доме. В каждое слово, в каждый жест архаичная традиция вкладывала свой глубокий смысл. Сова так и не удосужилась выучить слова, позы и знаки на все случаи жизни, но Лорис, как хорошо образованный синельди, знал все. Сейчас он сам стоял в позе странника, держа правую руку раскрытой ладонью в сторону очага.
– Пусть мой дом будет ему приютом, – ответил барон.
– Пусть ваш дом будет приютом всем нам.
Сова не удержалась и опередила Лориса:
– Дом, дающий приют, пусть стоит вечно.
Зорий коротко поклонился, не зная, какое именно приветствие полагается от гостя хозяину дома. Впрочем, барон был явно не требователен к церемониалу, демократичен и лишен замашек феодального господина. Слуг в замке, по словам Лориса, было всего двое, и барон сам отправился давать им распоряжения: готовить комнаты и ужин гостям.
Комнаты, куда поселили гостей, не топились, вероятно, очень давно. Сырость не хотела сдавать свои позиции даже под угрозой пылающего огня в камине. Сова стащила с себя мокрую одежду и залезла в огромное деревянное корыто с чуть теплой водой на дне. Воду в замке всегда приходилось экономить.
Ей достался гардероб дочери барона. Она не в первый раз останавливалась в этой комнате и гардероб всегда был в ее распоряжении. Сова тщательно изучила его еще пару лет назад: эти платья с длинными шлейфами и широкими манжетами, отороченные мехом, подбитые парчой напоминали ей школьный театр. Ее увлечение актерством было недолгим, как и многие другие ее увлечения, однажды испробованные и позабытые. Сейчас она распотрошила доверху набитый тряпьем сундук, разложила одежду на кровати – и вдруг почувствовала себя словно в школьной гримерке. По ее лицу блуждала неуместная романтическая улыбка. Сыграть, что ли? Как в детстве?
Она выбрала самое роскошное платье с длинным шлейфом.
Трапезный зал помнил иные времена, когда за огромным столом, занимавшим половину свободного пространства, сидело не три человека, а три десятка вассалов с оруженосцами, свитой и прислугой. Массивная деревянная столешница хранила на себе отпечатки былых трапез и попоек. Глубокие порезы асимметричным узором украшали старое дерево, напоминавшее высохшее дно мертвой реки.
Ужин уже стоял на столе, но Сова все еще не спускалась из отведенной ей комнаты, Лорис пересказывал барону городские сплетни, и, коротая ожидание, Зорий развлекался тем, что изучал порезы, пытаясь определить, чем они были нанесены. Модное в Ордене увлечение холодным оружием когда-то в юности не обошло стороной и его. Сам он пополнил отцовскую коллекцию всего парой-тройкой экспонатов, но этого было вполне достаточно, чтобы соблюсти традицию и считаться хорошим сыном. А вот покопаться в отцовских сокровищах когда-то любил.
Вот этот квадратный в основании глубокий шрам наверняка был оставлен стилетом, почти шилом. Такое оружие делалось не для того, чтобы извлекать его из раны. Удар, легкий нажим руки в сторону – и двадцатисантиметровое стальное ядовитое жало, обламываясь у самой гарды, навсегда оставалось в теле противника. Эфес можно было сохранить. И даже заказать новое жало. Они дорого стоили, эти побывавшие в деле эфесы, украшенные драгоценными камнями, золотом, чеканкой и ковкой. Жало стоило дешево. Не дороже, чем человеческая жизнь. И жало не нуждалось ни в каких украшениях.
Вот широкий порез в виде треугольника. Нож. Одинаково удобный и для пиршественного стола, и для охоты, и для боя. В образованную им ямку набилась какая-то грязь, может быть, пыль, может, остатки пищи. А может, и запекшаяся кровь. Зорий погладил порез пальцем. Воображение беспристрастно и четко нарисовало картину ножа, воткнутого в столешницу после того как он побивал в слабо прожаренной туше кабана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Александр Ягель находится под охраной Ордена, – успокоил он ее.
– Вы же сказали, что не знаете результата его разговора с вашим представителем, – она все время пыталась поймать его на путанице в показаниях.
– Мне не нужно знать результата разговора, чтобы утверждать, что свидетель находится под охраной. Безопасность свидетеля – обязательное условие при работе наших следственных управлений.
Благодарность – тоже неплохой мотив для сотрудничества.
– Вы тоже находитесь под защитой Ордена, – напомнил он.
Она промолчала в ответ.
Но перед тем, как сесть на лошадь, она все-таки вернула ему бластер.
Глава 7
Старый замок
И я иду на свет, горящий в башне,
Зажав в руке обломок острия
Стрелы, что найден у ее подножья
Как пропуск, как пароль на тайный пир.
Разрушив перекрестие секир,
Которым в башню вход перегорожен
Меня пропустит стража...
Лаэрта Эвери « Ad castrum Viipuri »
Дождь собирался пойти уже несколько часов, но первые тяжелые капли прибили густую пыль на проезжей дороге только тогда, когда баронский замок каменным стражем возник у подножия гор. Замок запирал вход в ущелье. Дорога огибала его массивные стены и через лабиринт горных перевалов уходила к теплому морю, где тонули, цепляясь друг за друга, как неумелые пловцы, оба солнца. Этот путь шел когда-то в обход границ могущественного соседа Лоданийской империи Сириарисов – герцогства Даргож, морской державы, прибравшей к рукам всю морскую торговлю. Сириарисы, спесивые, как все истинные горцы, несколько веков не могли договориться с герцогами Даргожа о таможенных пошлинах, отчего имперские купцы в поисках барышей вынуждены были петлять по горным тропам и платить внутренние сборы всем придорожным баронам, чтобы выйти к морю, не пересекая границы Даргожа, у единственного морского порта империи – Сарха. Путь из Ладагаша в Сарх был на четырнадцать дней длиннее, чем дорога в гостеприимные гавани герцогства Даргож. В Сархе купцов встречали расторопные перекупщики и деловитые судовладельцы, дравшие втридорога за перевозку грузов морем. Те, кто не успевал разориться в пути, грузили товары на просмоленные ненадежные суденышки и уходили к чужим берегам – пытать непостоянное, как настроение женщины, торговое счастье. Внемля пожеланиям торговой гильдии, второй из династии Сириарисов не стал договариваться с герцогами Даргожа о пошлинах, а собрал войско баронов. За пару недель оно кровавым потоком сошло с гор к благословенному даргожскому морю. Купцы Даргожа, может быть, и хорошо торговались, но плохо воевали. Наемные войска герцогов, как водится, не спешили умереть за чужую страну, и Даргож, разомлевший от богатства, неожиданно оказался еще одной провинцией быстро растущей империи Сириарисов.
Горная дорога в Сарх, по которой раньше через перевал рекой текли товары, обогащая щедрой пошлиной не одно поколение местных баронов, обмелела и иссякла. Вместе с ней исчезли последние надежды баронов на процветание. Обветшалые заброшенные постройки предместья пялились вслед трем путникам пустыми глазницами окон, кое-где подслеповато заложенных кирпичами.
Лорис привычно взял на себя роль экскурсовода и рассказывал Зорию о местах, где они проезжали. Сегодня Сова уже ехала рядом и даже иногда вставляла в рассказ пару слов. Но дождь оборвал их беседу. Сова съежилась в седле, зябко кутаясь в плащ. Лорис накинул капюшон и печально посмотрел на небо, плотно завешенное низкими серыми тучами. Зорий проследил за его взглядом и, в свою очередь, с удовлетворением полюбовался низкой облачностью. На предгорья стремительно наваливалась тень: в этом мире вообще быстро темнело. Едва миновала самая долгая ночь в году, и световой день был еще невелик.
Замок нависал над путниками, давил каменными башнями, пугал черными бойницами, вызывая желание поскорее миновать его мрачное одиночество. Сова знала, что стены его обветшали, что старая кладка, хранящая шрамы от осад, местами просела и осыпалась, что из всех башен жилым остался только центральный донжон. При свете дня замок казался старым брошенным псом, хранящим верность прежним хозяевам даже на их могиле. Но сейчас, когда сгущающиеся сумерки перевязали его раны, нанесенные безжалостным временем, он, как и сто лет назад, господствовал над округой, подавляя окружающие пейзажи своей суровой каменной властью.
Упадок и разрушение коснулись не только стен замка, в котором выросло не одно поколение этой семьи. Иссяк древний род, ведущий свое происхождение от императорского дома. Единственным оставшимся в живых мужчиной в роду был старый барон Лэварса. Сына он потерял в последней войне с герцогством Даргож, а дочь уже носила имя равнинного герцога и жила в столице. Незначительные поместья она получила в приданое, а сам замок – укрепленный, но уже никому не нужный оборонительный пункт на старой границе с герцогством, ныне присоединенным к империи, после смерти барона должен был стать выморочным имуществом и отойти в казну. Все это Лорис успел рассказать Зорию по дороге.
Сове же казалось, что после смерти барона замок не простоит и дня: как только воля и вера хозяина перестанут поддерживать эти древние стены, они просто рассыплются в пыль. Но до тех пор, пока последний хозяин замка разжигает огонь в камине и встречает гостей, замок будет служить ему во что бы то ни стало.
Топот лошадиных копыт гулко отдавался под каменным мостом.
Всадники спешились, Лорис потянулся к рогу, привязанному к воротам, стер с него пыль и приложил к губам. Но вместо боевого призыва над горами растекся низкий тоскливый стон. Сова забарабанила кулаками по воротам. Прошло не меньше десяти минут, пока из-за ворот раздался скрежет отодвигаемого засова. Сова перевела дух. Лорис с трудом потянул на себя окованную железными шипами воротину. В рыжих отблесках факела Зорий разглядел лицо привратника, мрачное и настороженное. Впрочем, их быстро узнали. Привратник низко склонился перед гостями.
Сова бросила ему поводья.
– Лим, прими коней. Где барон?
– В башне.
– Здоров?
– Слава Двуглавому, здоров, – с достоинством ответил привратник.
Лорис облегченно вздохнул и отдал привратнику поводья коня. Сова под навесом уже боролась с разбухшими от дождя завязками плаща. Центральная башня уютно светилась желтовато-красным огнем бойниц. Два факела были вставлены в жирандоли над крыльцом. Из темного узкого коридора веяло сухим теплом с запахом дыма и пыли. Сова пропала в темноте, не оставляя попыток содрать с себя мокрый, отяжелевший от воды плащ. Зорий пошел следом.
Коридор огибал башню по окружности. Зорий шел по нему довольно долго, так что когда коридор, наконец, вывел его к круглой центральной зале, Дару показалось, что он уже обошел весь донжон по окружности не один раз. Причина такой планировки была понятна: узкий коридор давал защитникам башни массу преимуществ перед нападающими. В центральную залу можно было попасть не иначе, как преодолев этот узкий крысиный лаз, в нескольких местах перегороженный массивными чугунными решетками, так что Зорий еле протиснулся в оставленные для прохода щели. Сама зала при тусклом свете очага и нескольких факелов показалась Дару небольшой. Он остановился на пороге, рядом с брошенным мокрым плащом.
– Сова, девочка моя! А я-то думал, кто ломится в ворота?
Могучий глубокий голос из полутьмы всколыхнул застоявшийся воздух башни. Пламя факелов затрепетало, заставляя танцевать причудливые тени на неоштукатуренных стенах. И смех в ответ. Дар впервые слышал, как Сова смеялась.
Из массивного деревянного кресла у камина навстречу Сове поднялся старик. Зорий пригляделся: если Лорис с Совой беспокоились именно о его здоровье, то их беспокойство было напрасным. Таких стариков очень сложно вообразить в немощи, умирающими от долгой изнуряющей болезни. Они воюют со старостью до последнего, а покидают этот мир неожиданно, присев отдохнуть в перерыве между важными делами. Время бессильно перед этой несгибаемой спиной, перед молодым голосом и проницательными живыми глазами. Оно лишь с мстительной ревностью отыгрывается на лице. Лицо хозяина дома было покрыто сетью таких глубоких морщин, что среди них затерялись даже несколько памятных шрамов. Он обнял Сову как дочь, или, скорее, как внучку. Впрочем, все же дочь – в примитивных обществах люди стареют рано.
– Я ждал вас только после праздника, – сообщил старик. – Неужто вы наконец погостите у меня с неделю? Лорис с тобой?
– Ну конечно. Куда же я без него?
Зорий посторонился, чтобы пропустить в залу Лориса. Лорис очень спешил. Сцена приветствия повторилась. Дар почувствовал себя лишним и подумывал, не заняться ли чем-нибудь полезным. Например, пойти позаботиться о лошадях. Сова забыла о его существовании, как забывают о существовании телохранителя. Дар криво усмехнулся: к безопасности люди привыкают быстро. Впрочем, тут ей едва ли могло что-нибудь угрожать. Он подобрал брошенный мокрый плащ и собрался уходить, когда Лорис вспомнил, что их всё же трое, и представил Дара хозяину.
– Ильдэрос, мы указали путь страннику в ваш дом, – с поклоном произнес он.
«Ильдэрос – хозяин дома, домовладелец», – перевел Зорий. Сова обернулась к Дару, по инерции продолжая улыбаться. Наверное, она слишком радовалась встрече, чтобы сохранять прежнее, отстраненное выражение лица, так что ее приветливость неожиданно досталась и ему.
Сова тоже поклонилась. Строгое соблюдение ритуала знакомства с хозяином дома, было, конечно, не обязательным, но это была часть игры, ставшей для нее привычной в этом доме. В каждое слово, в каждый жест архаичная традиция вкладывала свой глубокий смысл. Сова так и не удосужилась выучить слова, позы и знаки на все случаи жизни, но Лорис, как хорошо образованный синельди, знал все. Сейчас он сам стоял в позе странника, держа правую руку раскрытой ладонью в сторону очага.
– Пусть мой дом будет ему приютом, – ответил барон.
– Пусть ваш дом будет приютом всем нам.
Сова не удержалась и опередила Лориса:
– Дом, дающий приют, пусть стоит вечно.
Зорий коротко поклонился, не зная, какое именно приветствие полагается от гостя хозяину дома. Впрочем, барон был явно не требователен к церемониалу, демократичен и лишен замашек феодального господина. Слуг в замке, по словам Лориса, было всего двое, и барон сам отправился давать им распоряжения: готовить комнаты и ужин гостям.
Комнаты, куда поселили гостей, не топились, вероятно, очень давно. Сырость не хотела сдавать свои позиции даже под угрозой пылающего огня в камине. Сова стащила с себя мокрую одежду и залезла в огромное деревянное корыто с чуть теплой водой на дне. Воду в замке всегда приходилось экономить.
Ей достался гардероб дочери барона. Она не в первый раз останавливалась в этой комнате и гардероб всегда был в ее распоряжении. Сова тщательно изучила его еще пару лет назад: эти платья с длинными шлейфами и широкими манжетами, отороченные мехом, подбитые парчой напоминали ей школьный театр. Ее увлечение актерством было недолгим, как и многие другие ее увлечения, однажды испробованные и позабытые. Сейчас она распотрошила доверху набитый тряпьем сундук, разложила одежду на кровати – и вдруг почувствовала себя словно в школьной гримерке. По ее лицу блуждала неуместная романтическая улыбка. Сыграть, что ли? Как в детстве?
Она выбрала самое роскошное платье с длинным шлейфом.
Трапезный зал помнил иные времена, когда за огромным столом, занимавшим половину свободного пространства, сидело не три человека, а три десятка вассалов с оруженосцами, свитой и прислугой. Массивная деревянная столешница хранила на себе отпечатки былых трапез и попоек. Глубокие порезы асимметричным узором украшали старое дерево, напоминавшее высохшее дно мертвой реки.
Ужин уже стоял на столе, но Сова все еще не спускалась из отведенной ей комнаты, Лорис пересказывал барону городские сплетни, и, коротая ожидание, Зорий развлекался тем, что изучал порезы, пытаясь определить, чем они были нанесены. Модное в Ордене увлечение холодным оружием когда-то в юности не обошло стороной и его. Сам он пополнил отцовскую коллекцию всего парой-тройкой экспонатов, но этого было вполне достаточно, чтобы соблюсти традицию и считаться хорошим сыном. А вот покопаться в отцовских сокровищах когда-то любил.
Вот этот квадратный в основании глубокий шрам наверняка был оставлен стилетом, почти шилом. Такое оружие делалось не для того, чтобы извлекать его из раны. Удар, легкий нажим руки в сторону – и двадцатисантиметровое стальное ядовитое жало, обламываясь у самой гарды, навсегда оставалось в теле противника. Эфес можно было сохранить. И даже заказать новое жало. Они дорого стоили, эти побывавшие в деле эфесы, украшенные драгоценными камнями, золотом, чеканкой и ковкой. Жало стоило дешево. Не дороже, чем человеческая жизнь. И жало не нуждалось ни в каких украшениях.
Вот широкий порез в виде треугольника. Нож. Одинаково удобный и для пиршественного стола, и для охоты, и для боя. В образованную им ямку набилась какая-то грязь, может быть, пыль, может, остатки пищи. А может, и запекшаяся кровь. Зорий погладил порез пальцем. Воображение беспристрастно и четко нарисовало картину ножа, воткнутого в столешницу после того как он побивал в слабо прожаренной туше кабана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53