водолей.ру 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

где пакет?
– Я не отдам, – тихо ответил Рыков.
– Почему это?
– В пакете образцы, похищенные в лаборатории некротканей Питкаффа.
– И что?
– Это ключ к разгадке тайны пропадающих автобусов. Шилов, я не могу, не должен тебе их отдавать! Желтобреи близки к разгадке, им нужны эти образцы. Я… прости, я не хотел тебя убивать… но я боюсь, меня не должны забирать отсюда, я не должен отдавать образцы… пойми, я хочу помочь этой планете! Пойми же ты, черт возьми!
– Рыков, я тебя прекрасно понимаю. Я тоже когда-то, совсем недавно, был молод и горяч. Иногда и у меня мелькали мысли, а не бросить ли все к чертям ряди спасения какой-то захудалой планеты, жители которой безуспешно борются с чумой или постоянно воюют? И пару раз случалось, что я почти бросил. Если бы за мной прилетели, я бы убил их – так я думал. Да, я бы, мать твою, выколол глаза этим поганцам с Земли, которые, не понюхав пороху, пришли бы забрать меня. Понимаешь, Рыков? Я мог так поступить, но я знал, что лучше от этого не станет. Раз Земле нужны эти образцы, она их получит. А ты, маленький сукин сын, которому удалось меня вывести из себя, мне их отдашь.
– Шилов… а-а-а-а! Ты что делаешь?
Шилов схватил курьера за волосы и приподнял его над полом вместе со стулом. У Рыкова слезы брызнули из глаз, он дергался, как выброшенная на берег рыба, и что-то кричал, проклиная мучителя. Шилов знал, что его опять захватывает и несет куда-то не туда, но не мог остановиться, выбивал лживое благородство из головы этого ублюдка, выдирал его вместе с волосами.
– Хорошо, – сказал Рыков минут через десять совсем слабым голосом. – Пакет в явочной квартире, на окраине Питкаффа… Но там все время кто-то из наших, они вооружены… ты не сможешь забрать образцы…
– Поехали, – Шилов развязал курьера и толкнул ему в бок стволом пистолета, который забрал у лежавшего без сознания Шушши. – У тебя есть машина?
– Нет…
– Тогда поедем на автобусе. Когда выйдем из театра, я спрячу пистолет, но не вздумай ничего учудить, Рыков. Ты видел, как быстро я могу двигаться.
Они вышли из здания в полной темноте. Они шагали по снегу, а Шилову, который ослеп, не оставалось больше ничего, и он просто разговаривал со своим спутником. Он рассказал ему о госпоже Ики, которая ждет его там, в гостинице, перечислил Рыкову все те законы, уставы, положения, которые тот нарушил, когда предал Землю и решил помочь жителям обуянной демонами планеты. Рыков молча внимал. Они ехали в автобусе, и Шилов, сжимая локоть Рыкова, прислушивался к малейшему шороху, стараясь определить, не прячется ли здесь демон местных, но тот себя никак не проявил. Только шелестели переворачиваемые одновременно страницы. Только водитель объявлял остановки, а за ним шепотом повторяли названия остановок пассажиры.
Они вышли из автобуса и по обглоданной миллионом башмаков лестнице поднялись на третий этаж пахнущего мылом и карболкой дома. Рыков постучал в дверь и дверь распахнулась, и тут он все-таки закричал, вернее пытался закричать: «Бере…», но Шилов толкнул его вперед и ворвался в квартиру как смерч. Закричала женщина, загремела посуда на кухне – оттуда шел слабый запах яичницы и горячего кофе – разлетелся на куски стул, кто-то выстрелил, но пуля ушла в потолок, потому что Шилов схватил этого кого-то за руку и сломал ее. Кричала женщина, кто-то матерился, глухо, растерянно. Кто-то кинулся на Шилова с ножом, и лезвие ножа почему-то пахло растительным маслом, и весь мир стал для Шилова не более чем игрой, медленной и растянувшейся, пахнущей кровью и маслом, и прежде чем лезвие приблизилось к нему на миллиметр, он успел оценить обстановку, удивиться, почему нож пахнет так странно, и выхватить его из рук нападавшего.
И метнуть.
Хруст. Хрип. Нападавший падает с ножом в груди, и Шилов понимает, что это был посыльный Рыков, глупый неудачник, решивший спасти чужую планету.
Визжит женщина. В соседней комнате по полу ползает мужчина и бормочет что-то. У него сломан нос, вырван кусок мяса из предплечья и сломаны ребра. Два или три ребра, Шилов не уверен. Ему уже все равно. Он идет в соседнюю комнату. Он чует, что пакет, его задание, где-то рядом. Он оказывается в кабинете, заваленном бумагами; они шуршат под ногами. Он нащупывает сейф, торчащий из стены, подобно бородавке, хватается за ручку и вырывает дверцу сейфа с мясом.
Он протягивает руку и нащупывает пакет; замирает, потому что чувствует, что на пороге комнаты стоит женщина с пистолетом в руках и целится в него. Она всхлипывает, рука ее дрожит, но с такого расстояния не попасть сложно.
– Почему ты медлишь? – спрашивает Шилов устало. Для него происходящее – игра. Перед ним ненастоящий мир, подделка. В настоящем мире нельзя замедлять время и десятками убивать людей. Его зачем-то засунули в игру. Ему зачем-то подсовывают виртуальную женщину с пистолетом в тонких, пахнущих ромашками руках.
– Зачем ты это сделал? – спрашивает сквозь слезы и сопли она. – Мы хотели как лучше, мы стараемся… помочь… остановить демонов, сбрить желтизну с глаз… неужели ты не патриот?… неужели ты, вы все, не понимаете?
– Я просто выполняю долг, – говорит он и спрашивает: – Хочешь выпить?
– Что?
– Давай выпьем. В соседней комнате, я чую, стоит ящик с вином. Вино расслабляет. Держи меня на прицеле. Я возьму бутылку, налью тебе. Ты выпьешь, успокоишься, мы поговорим.
– Что ты такое говоришь?! – кричит она. – Ты… ты только что убил моих друзей!
– Я говорю то, что подсмотрел в одном фильме, – честно признается он. – Хочу тебя успокоить, чтобы…
…она стреляет. Он ныряет под оплывающий волнами воздух, под смятую в гармошку пулю. Он хватает женщину за руки, фиксирует и кидает в окно.
Крик, удар, осколки.
Он стоит посреди развороченной комнаты и держит в руках пакет, сжимает и комкает свое задание. Ему вдруг становится безумно страшно и грустно, силы покидают его. Он чувствует запах крови, который тянется из разбитого окна, слышит крики несчастных детей, под ноги которым упало тело женщины с пистолетом. Он, разбитый, прислоняется к дверному косяку, вздыхает. Он говорит себе: это игра, идиотская игра, которую устроили для него шеф и Сейко. Он никого не убивал, он, вернее всего, даже не спускался на планету. В соседней комнате по полу ползает и хрипло дышит цифровая копия человека.
Он слышит вой полицейской сирены и понимает, что настало время убираться. Ему становится смешно от этой мысли. Уходя, он проговаривает про себя «пора… отсюда…» и фыркает, смеется после каждого слова, прижимая ко рту кулак, будто услышал самую веселую шутку в своей жизни.
Пора-пора в поезд, говорит себе Шилов. Пора узнать, как там брат.

Глава седьмая

В следующем вагоне Шилов наткнулся на очередь, которая тянулась по всему коридору к противоположному тамбуру. Люди, серолицые и обычные, готовились на выход. Тут же Шилов увидел чернокожего мужчину с баскетбольным мячом, который вчера жил в гномовском вагоне. Чернокожий тоже заметил Шилова, кивнул ему, как хорошему знакомому; впрочем, тотчас же отвернулся. Негр вращал мяч на толстом указательном пальце, иногда подбрасывал его к потолку и ловил тем же пальцем.
Шилов спросил у крайнего в очереди, толстого беззаботного мужичка в панаме:
– Что за остановка?
– Планета Жужелица, – весело произнес толстяк, смешно разводя руки, – такой вот коленкор.
– Жужелица?
– Ага. Планета, где не будет горестей, а только сплошное амфетаминовое счастье.
– Планета наркоманов, что ли?
– Ну зачем же так грубо? Это метафора. Наверное. Я не знаю, сам никогда не был на Жужелице, потому что когда очередь подходила к концу, время стоянки заканчивалось, и поезд отбывал. Да и что такое метафоры я тоже не знаю. Ага.
– Вы часто здесь проезжали?
– Конечно! Я на этом поезде только и езжу, туда-сюда, туда-сюда, но никак не могу попасть на райскую планету. Пробовал очередь за сутки занимать, все равно не помогает, ага. Если прохожу на сутки раньше, никого еще нет и занимать как бы не за кем, я отхожу на полчасика, позавтракать там, то, се, или просто по нужде, а когда возвращаюсь – вот она, очередь, длинная, зараза, как удав!
– А дождаться пассажира и сдать очередь не пробовали?
– Это приходило мне в голову, ага. И я даже сдавал пару раз очередь, но когда возвращался, тот, кому я сдал очередь, таинственным образом исчезал, а вместо него появлялась огромная очередь. Поди, им докажи! Иногда мне кажется, что эта очередь – единый живой организм, призванный не пускать меня на Жужелицу.
– Понятно… послушайте, вы не видели здесь молодого парня в военной фуражке и светлом костюме? Или таких маленьких серолицых гномов? Или их всех вместе?
– Не-а… – толстячок помотал головой. – Но можете спросить у прорицательницы, которая живет в одиннадцатом вагоне.
– Она на самом деле прорицательница?
– Не она, а он.
– Почему тогда не прорицатель? – удивился Шилов.
Толстячок пожал плечами:
– Не все дано нам узнать. Эта прорицательница сильна и, говорят, с точностью до секунды может предсказать прибытие и отбытие поезда. Ее зовут Информа; не правда ли, прекрасное имя? Ваш парень в военной фуражке – поезд?
– Не совсем.
– Хм… тогда она вам вряд ли поможет. Идите лучше сразу в десятый вагон. Там все и выяснится.
– Почему?
– Не знаю. Это просто фраза такая. В десятом вагоне всегда все выясняется.
– А если я пойду дальше, к девятому, к восьмому?
– О-о… те знания, которые могут открыться вам там, не предназначены для людей. Не советую.
Шилов пожал плечами и, разогнавшись, протаранил очередь. Его не пускали, отталкивали, вжимали в стену и спрашивали: вы не знаете, за чем мы стоим? Шилов знал и отвечал: вы стоите в очереди, чтобы попасть в амфетаминовый рай. Какая-то старушка с плетеной корзинкой, полной куриных яиц, громко смеялась, будто кудахтала, и объясняла всем, что Шилов врет, что очередь совсем не на планету, а вовсе даже за говяжьими сардельками. Она хватала Шилова за руку и визжала: «Люди добрые, остановите подлеца, без очереди сосисками полакомиться хочет! Их там мало, последние заберет!» Старушку поддерживали, но приближаться к Шилову опасались, потому что выглядел он страшно и готов был взорваться буквально в любой момент. У тамбура его остановил поджарый мужичок в фуфайке и валенках, оказавшийся проводником.
– Гражданин! Соблюдайте, пожалуйста, очередь. Все сойдут, не беспокойтесь. И сосисок на всех хватит.
– Мне не сходить, мне в следующий вагон, – сказал Шилов. – Хватит уже, черт возьми! Надоели ваши игры, у меня брат пропал, на самом деле пропал, понимаете?
– Я понимаю, – сказал проводник. – У вас брат пропал, у меня брат пропал. В этом вагоне у всех кто-нибудь из родственников да пропал. Понимаете? Такой это вагон. Здесь все живут как во сне и желают поскорее сойти, потому что не видят смысла в жизни без пропавшего родственника. Без любимого родственника. Вы любили своего брата?
– Да. – Шилов оттолкнул проводника. – Посторонитесь.
Проводник едва удержался на ногах, ударился о стену, и это событие стало сигналом для остальных. Они кинулись на Шилова всем скопом, царапая его и лягая, а Шилов, погребенный под человеческой кучей-малой, в прорехи между телами видел спокойно подбрасывающего мяч негра и мужичка в панаме, который осторожно пробирался мимо кучи, чтобы наконец сойти на планету Жужелица. Оказавшись против головы Шилова, которая точно прыщик торчала из нагромождения тел, он шепнул:
– Спасибо вам! – И нырнул в тамбур.
Шилов держался как мог, но даже замедление времени ничего не дало, потому что здесь кроме серых людей были и настоящие, которые тоже умели всячески истязать время. Шилова схватили за руки и за ноги и потащили по коридору. Он тут же успокоился, потому что несли его как раз к нужному вагону. Его швырнули во тьму телепортера, и он зажмурил глаза, ожидая удара, но удара не было еще минут десять, пока он болтался в белом космосе как в горячей манной каше, а потом космос исчез, появился тамбур, и Шилов пребольно ударился головой о заплеванный пол. Он встал на ноги и долго рассматривал анфиладу купе с хлопающими дверьми.
Шилов прошел по вагону, наступая на следы мотоциклетных шин, оставленных на полу, вздохнул. В вагоне пахло цитрусовыми. В третьем по счету купе Шилов обнаружил картонный ящик, в котором в беспорядке валялись лимоны, апельсины и мандарины. Некоторые плоды начали гнить. Шилов вошел в это купе и внимательно его оглядел, но кроме ящика с фруктами и граффити на стенах здесь ничего не было. Впрочем, под нижней полкой Шилов что-то заметил, какой-то бумажный уголок. Он наклонился и поднял эту штуку: ею оказался бумажный пакетик с лимонной кислотой.
В окно кто-то стукнул. Шилов, выронив пакетик, обернулся. С той стороны окна на него смотрела и улыбалась маленькая ясноглазая фея. Она еще раз стукнула по стеклу маленьким кулачком и улыбнулась ослепительнее. Шилов ухмыльнулся в ответ. Пролетавшая мимо комета разрубила фею на две половинки, стекло с той стороны заляпало кровью, улыбчивая голова подобно слезе ангела сползла по стеклу к раме. Шилов сжал зубы, поспешно отвернулся. И сразу попал в замедленное пространство, наблюдая за полетом обернутой в вощеную бумагу бомбы. Кто-то низким голосом гоготал рядом: га-а-а, га-а-а, га-а-а, но бомба продолжала лететь, и думать было некогда, Шилов кинулся бомбе навстречу с умопомрачительной скоростью и, действуя больше интуитивно, схватил ее на лету и вышвырнул в коридор. Упал на пол, закрыл голову руками. Услышал, как из коридора доносится: га-а-а, га-а-а, г… о-о-ой, б-б-л-л… а потом рвануло. Горячее дыхание взрыва, кажется, сожгло волосы на голове Шилова.
Когда вагон перестало трясти, он встал на ноги, случайно наступил в ящик с цитрусовыми. Шилов успел еще подивиться, почему взрывная волна его не тронула. Может быть, так задумано программистами. А может ошибка.
Он наклонился, выбрал более-менее уцелевший лимон и вгрызся в него, чувствуя, как сводит скулы. Лимонный сок стекал по подбородку, капал на пол. Шилов вышел в коридор, где почти сразу споткнулся о лежащего на полу Вернона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48


А-П

П-Я