Ее лихорадочная нервозность уступила место ледяному спокойствию, хладнокровию и собранности. Она выбрала нож с коротким лезвием из врачебного арсенала. Круглая дверная ручка была укреплена на двух болтах. Каролина осторожно отвинтила болты, сняла ручку. Поднесла лампу к открытому замку. Механизм не казался особенно сложным. Из медицинских инструментов она подобрала щипцы с плоскими расширяющимися ручками. Осторожно ввела щипцы в замок, обхватила штифт. Медленно, миллиметр за миллиметром, он поворачивался.
В следующую секунду затвор выскочит из отверстия и дверь откроется. Каролина с удивлением отметила про себя, что та часть плана, которая казалась ей особенно сложной, была так легко приведена в исполнение. Она настороженно прислушалась. Шаги охранников звучали в том же ритме, что и прежде. Она еще немного повернула щипцы. С тихим щелчком дверь приоткрылась. Каролина быстро потушила лампу и взяла чашу с ядом. Следующий шаг решит все. Он может принести свободу… или смерть.
С неистово бьющимся сердцем она отделилась от двери. На цыпочках быстро прокралась к бочкам с водой. Она бережно приподняла крышку первой и сдвинула ее. Ее обдало прохладой. Вода! Как хорош был ее план, она окончательно поняла теперь, когда, склонившись над бочкой, она зачерпнула воду рукой и выпила несколько глотков. Вода была тепловатой, но ее пересохшему горлу она показалась божественно освежающей. Она наполнила мерный стаканчик ядом и медленно высыпала порошок в воду. Он опустился белой пленкой и растворился. Вода была такой же прозрачной, как прежде, и никак не пахла. Она довольно плотно закрыла бочку крышкой. Пока она переходила от бочки к бочке, бесшумно открывая каждую и высыпая в воду яд, ее душа переполнялась пьянящим ликованием. Она начала наслаждаться опасностью, сознанием, что осуществляет месть.
Она как раз открыла последнюю бочку, как вдруг ее рука замерла в воздухе. Из темноты донесся звук, прямо за ее спиной, совсем близко. Не в силах пошевельнуться и как-то среагировать, она оцепенела.
– He надо! – прошептал чей-то голос. – Подождите!
Каролина повернула голову. Голос исходил из закутка прямо за ней. Но там было слишком темно, чтобы она могла хоть что-то различить. Тихо зазвенела цепь. Через доски просунулась рука.
– Это я!
Каролина подошла ближе. Закуток был таким тесным, что человек мог сидеть в нем, лишь подобрав под себя ноги. С тяжелыми цепями на руках и ногах, он сидел на корточках на соломенном тюфяке.
– Я наблюдал за вами… – Он запнулся. Застывшее, словно маска, лицо женщины дало ему вдруг понять, что она пережила минуты смертельного ужаса. – Это я… – зашептал он. – Вы не узнаете меня? Извините, если я вас напугал. Я лишь хотел остановить вас, чтобы вы не отравили всю воду. Нам тоже надо пить!
Каролина все еще не могла произнести ни слова. Она лишь постепенно приходила в чувство. Ее не обнаружили! Мужчина был таким же пленником, как она сама: Чарльз Тарр! Все что угодно могло прийти ей в голову, только не это.
– Дорога длинная, – продолжал он. – Без воды мы их не одолеем. – Его рука показала в сторону полок. – Там висят пустые бурдюки. Если бы вы наполнили два и один принесли мне…
Каролина проследила направление, куда указывал плененный норвежец, увидела бурдюки и сняла пару. Она едва не поскользнулась на мокром полу. В воздухе стоял запах красного вина. В метре от нее крепко привязанная тросами к стене, стояла винная бочка. Когда брали вино, вероятно, пролили немного. «Вино для Эреры», – промелькнула мысль.
Прижав к себе левой рукой, она все еще держала серебряную чашу с остатками яда. Каролина не раздумывала. Приподняв крышку, она высыпала белый порошок в вино. С тех пор как она знала, что Тарр здесь, она чувствовала себя абсолютно уверенно. Без спешки она наполнила два бурдюка водой из последней бочки. С улыбкой подошла к закутку и протянула бурдюк Тарру.
– Завтра ночью я приду снова.
Чарльз Тарр протестующе поднял руку.
– Нет. Не делайте этого! Не рискуйте! Мы должны выждать. С водой я продержусь много дней. – Колодки на его ногах стукнулись друг о друга. – Вот если бы у вас нашлось что-то от этого…
– Думаю, что есть! Я сейчас вернусь.
Каролина юркнула в свою каюту. Она точно знала, где лежали разные инструменты. Она прихватила все. Тарру они пригодятся. Когда она просовывала ему через загородку всю связку, напильник со звоном упал на пол. Теперь больше испугался Тарр, чем она. Он умоляюще поднял руки, чтобы Каролина скорее вернулась в каюту.
– Приятно осознавать, что вы рядом, – пробормотала она. Потом быстро подхватила с пола свой бурдюк, серебряную чашу и мерный стаканчик и нырнула обратно в свою темницу.
Нервное напряжение спало, и Каролина чувствовала себя такой обессиленной, что еле держалась на ногах. Но она не позволила себе расслабиться. Снова привинтила ручку и устранила все следы своей ночной вылазки. Под конец поставила чашу и стаканчик на старое место в нишу с лекарствами и спрятала там же бурдюк с водой.
Вернувшись в каюту, она поставила лампу обратно на стол и погасила ее. Серые, как свинец, проплывали мимо иллюминатора море и небо. Лишь в рассыпающихся на мелкие кружевные брызги бурунах вспыхивали то там, то здесь краски приближающегося дня.
Может, это во сне она слышала скрежет ключа в замке и скрип открываемой двери? Однако, когда шаги приблизились, Каролина тут же проснулась. Она натянула на себя соскользнувшее ночью одеяло. Заставила себя, несмотря на слепящий утренний свет, открыть глаза.
Но человек, стоявший в каюте, был не Эрера, а один из двух метисов, всюду сопровождавших его. Не здороваясь, словно никого не было в каюте, он поставил на стол поднос. Вернувшись к двери, он на минуту остановился, его узкие глаза испытующе прошлись по комнате. Каролине стало жарко от этого взгляда. А что, если она все же что-то забыла убрать после ночной вылазки?
Но метис закрыл за собой дверь. Замок захлопнулся. Она подождала, пока стихнут его шаги. Облегченно вздохнув, она скользнула на край лежанки, где стоял стол, и склонилась над подносом с едой. В жестяной миске была пшенная каша, в другой, побольше, – смесь из рыбы, помидоров и белой фасоли. На тарелке лежали один сухарь, четыре финика и четвертушка лимона. К воде в жестяной кружке было примешано немного вина.
Только сейчас почувствовав, что просто умирает от голода, она зачерпнула пару ложек пшенной каши. Вдруг остановилась и выплюнула все изо рта обратно в миску.
Кашу ведь варили на воде! На той самой, которую она отравила. Не забыл ли об этом Тарр? Каролина отодвинула от себя поднос. Об этом она не подумала. Пока она на корабле, она не возьмет ничего в рот, кроме крошечного сухарика и пары фиников, которые ей принесли.
Она медленно жевала сухой сухарь, оставив финики про запас. Ее мучила жажда, но она не отваживалась прокрасться в свой тайник и попить из своих запасов. Каролина опустилась опять на свое ложе. Несмотря на жару, царящую в каюте, Каролина натянула до подбородка одеяло. Лежа лицом к стене, она сказала себе, что и эти дни минуют.
Ей показалось, что она вновь видит перед собой жерла пушек «Алюэта» и слышит голос Эреры: «Герцог слишком благоразумен». Почему он был благоразумным? Она бы не смогла быть такой на его месте. Но мужчины другие, и любовь их другая, чем любовь женщины.
Каролина не шелохнулась, когда метис снова пришел с подносом и наклонился над ее ложем. Она не хотела ничего ни видеть, ни слышать. Ей надо было забыть свой голод… и свои мысли.
Но голод опять вернулся. Каждый раз, когда один из метисов приносил еду, он становился все мучительнее. Это были одни и те же блюда, и все же день ото дня они казались Каролине все заманчивее. Бывали моменты, когда она боялась, что не сможет больше совладать с собой, когда жгучая пустота в желудке всевозможными хитростями и уловками пыталась отключить сознание. Но она лишь брала сухарь, разламывала его дрожащими руками, медленно жевала финики и обгладывала четвертушку лимона.
Каждый день походил на предыдущий. Каролина не делала отметок. Она не желала знать, когда кончался один день и начинался другой. Она не думала о том, чтобы помыться или причесаться.
Свернувшись калачиком, как больной зверь, она лежала и дремала. Яркий свет, отраженный зеркальной поверхностью моря, как волны, раздражающе рябящий в глазах и проникающий через стены каюты, опустошал ее. Но самой страшной пыткой были мысли, бесцельное ожидание, что что-то наконец произойдет.
Корабль летел вперед все с той же скоростью. Вечер за вечером, когда на палубе зажигались фонари и их отражение, подобно пылающим крыльям, вдруг выросшим у корабля, прыгало по волнам, до нее доносилось пение, странные, чужие мелодии.
Ничто не менялось в жизни на корабле, звуки, заменившие ей часы в плену, одинаково сменяли друг друга. Каролина при каждом посещении своей каюты слугами с тревогой и надеждой всматривалась в лица метисов – не стали ли они бледнее, не горят ли их глаза лихорадочным блеском? Может быть, доза яда оказалась все же чересчур мала? Или он перестал действовать от долгого хранения? Может, он и не растворился в воде, а лишь осел на дно?
А что, если все было напрасно, опасность, которой она себя подвергала, голод? Если ее мечта об освобождении была только иллюзией, которой она все это время обманывала себя?
Наконец ее надежда получила новый импульс. Прошло уже дней восемь. Она мечтала о том часе, когда ей принесут ужин. Она уже почти решилась сдаться и наброситься на пищу, выпить разведенное вино. В это утро она выпила последние капли из своего бурдюка.
Она прислушивалась с бьющимся сердцем. Она уже различала своих стражей по походке, но на этот раз к двери приблизился кто-то другой. Дверь открылась. Вошел тщедушный индеец. Он был одет не как все матросы, а в темно-синий лакейский костюм с красной шелковой жилеткой.
Когда поднос очутился на столе, Каролина сразу увидела, что кружка с разведенным вином и миска с кашей отсутствовали. На жестяной тарелке лежали только кусок копченой рыбы, два сухаря, половинка лимона и четыре финика.
– Сегодня ничего нет попить? – спросила она.
Индеец непонимающе посмотрел на нее и пожал плечами. Каролина жестом изобразила питье. Индеец покачал головой. На его лице проступил ужас. Он что-то пробормотал на своем языке и прижал руки к животу.
– Вода – плохая? – по слогам спросила Каролина.
Он кивнул и поспешил прочь. Каролина бросилась на лежанку. Она должна была бы радоваться, испытывать триумф. Но этим чувствам не было места в ней. Может, если бы это случилось раньше… Теперь же мера страданий, которые пришлось перенести, была слишком вешка. Она не испытывала ничего, кроме опустошенности, которая наступает, когда уходит слишком сильное напряжение. Даже голод и жажда, только что еще мучившие ее, уступили место серой апатии.
Каролина лежала, глядя в пустоту перед собой; ее мысли и чувства терялись, не успев родиться, бесцельно блуждая в сознании. Лишь мысль о Тарре встряхнула ее. Она должна что-то предпринять, если не для себя, то хотя бы для него. Как должен был страдать от голода этот великан!
Она выпрямилась на кровати, пододвинула к себе стол, содрала с рыбы золотистую кожицу, соскребла коричневатый жир с внутренней стороны и намазала его на сухарь. Потом отделила мясо от костей и выжала на него лимон. Не спеша поела. Неторопливо дождалась, когда индеец снова унесет поднос. Как только на корабле все стихнет, она принесет воды из последней бочки.
Каролина отодвинула занавеску на иллюминаторе. На палубе горели фонари, длинные снопы света отражались в темном зеркале воды. Горело меньше огней, чем обычно. Волны набегали более лениво, чем обычно. Корабль шел медленнее, чем обычно. «Не все паруса задействованы», – подумала она, и в ней проснулось что-то вроде радости. Но усталость была сильнее. Пару раз она поймала себя на том, что ее глаза слипались, – ее воля, такая же изможденная, как и тело, не могла больше противиться сладкому насилию сна. Ее последней мыслью было: «Вода, я должна ее принести… вода».
14
Она думала, что прошло не больше получаса, но блеклый свет, наполнявший каюту, сказал ей, что новый день уже близко. Палубные фонари были погашены. Море и небо начинали медленно отделяться друг от друга. Каролина прощала всю ночь, единственную защитницу ее замысла. Тем не менее она должна рискнуть! Еще один длинный день без воды, длинный вечер – эта перспектива была такой ужасной, что на ее фоне бледнела любая опасность.
Прошла целая вечность, пока она отвинтила болты ручки и открыла замок, и она заметила, сколько сил потеряла. С пустым бурдюком в руках Каролина поспешила к перегородке Чарльза Тарра. Как и в первый раз, он сидел скрючившись на соломенном тюфяке. Он не двигался, и на миг она испугалась, что он мертв.
Она тихо позвала его по имени, потрогала кончиками пальцев за плечо. Наконец он ожил. Открыл глаза, и тут же сон спал с него.
– Как хорошо, что вы пришли. – Он протянул ей пустой бурдюк. Его запястья стали тоньше, но цепей на них не было. Лишь широкие черные затворы еще обхватывали суставы. Он улыбнулся.
–Теперь на очереди ноги. Дело продвигается медленно, но человеку, в конце концов, нужно какое-нибудь занятие. А у меня такое ощущение, что руки и ноги мне скоро понадобятся. У них недостаточно людей. Они делают от силы три узла.
Каролина посмотрела на капитана. Своим спокойствием и уверенностью он напомнил ей Симона. Хорошо, что он был тут. И еще одна мысль навязчиво вертелась в голове. В последние дни она мысленно спорила с холодным разумом герцога. Но теперь она поняла его, догадалась, почему он руководствовался разумом, а не чувствами. Как было бы ужасно, если бы он последовал за ней в плен и занял бы там место Тарра. Ее муки от этого не уменьшились бы, а лишь удвоились. Он бы только все испортил. Они оба оказались бы в руках у Санти – без всякой надежды на спасение.
Тишину нарушили мужские голоса. Каролина прислушалась. Голоса доносились с палубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25