На палубе послышались крики офицеров. По всему кораблю забегали, доносился тяжкий скрип дерева под давлением огромных чугунных орудий, которые готовились к бою.
Адмиралу не надо было одеваться или приводить себя в порядок. Он всегда наготове. Строй его мыслей переменился, и он вернулся в состояние боевой решимости, к которой привык, как к вечной броне.

Глава 4
АБОРДАЖ

– Зарядите орудие. Сделайте предупреждение. Может быть, джек под звездным флагом.
– Нет, американец, – уверенным и недовольным тоном человека, делающего тяжелую работу, отвечал лейтенант Алексей Сибирцев.
Адмирал колебался. Может быть, если это американец, то не надо с ним разговаривать. Из опыта известно, что как бы ни был американец хорош, а в решительный момент всегда выдаст все англичанам. Станет известно о нашем походе и в Японию, и пошлют флот ловить «Диану».
«Нет, не тут-то было!» – подумал адмирал.
Путятину советовали иметь на «Диане» американский флаг, чтобы легче было пройти при встрече с англичанами, а с американцами избегать встреч. Нет, это не его приемы! Он не сменит флага! Притворяться нечего. К тому же у американца есть новости. А охота – пуще неволи.
Капитан с руганью побежал куда-то. Когда он сдерживается, свирепое выражение не сходит с его лица.
Его взгляды: держать экипаж в страхе, не давать роздыха уму и рукам матросов, кормить как следует, чтобы были сыты; чтобы высыпались, по приказу веселились. Упражняться, если нет дела. Чтобы одежда была сухая, сапоги целы, куртки просмолены. Запас воды и водки взят. Люди выбраны.
Но все это не означает, что в глубине души Лесовский не судит о том, что вокруг него происходит. Адмирал и его подозревает. Конечно, капитан имеет обо всем свое мнение…
На палубу поднялся американец в красной шерстяной рубахе. Лесовский холодно с ним поздоровался и провел в свою каюту.
Через четверть часа адмирал пригласил обоих к себе в салон. Здесь же Константин Николаевич Посьет, Гошкевич, Пещуров и Можайский.
– Очень рад, – тряс руки долговязый Шарпер, и лицо его, желтое как песок, морщилось. Чуть виднелись синие, как лед, глаза. – Английских судов в Сангарском проливе нет. Эскадра англичан, как утверждают, направляется из Гонконга в Нагасаки. Они хотят заключить договор с Японией по примеру коммодора Перри. О, Старый Бруин Старый Медведь – прозвище Перри.

заключил выгодный договор!
– Он заключил?
– Да.
– А какие условия?..
– Он заявил этим лгунам, что не потерпит неуважительного ответа на письмо президента! Вы это знаете? И двинется с десантом морской пехоты прямо в их столицу Эдо.
Шарпер так расхохотался, словно сидел с товарищами в таверне.
Выражение лица Путятина смягчалось спокойной улыбкой опытного дипломата. Он соблюдал такт, оставаясь во власти интереса к тому, что рассказывал американец, и не обращая внимания на его развязность.
Лесовский, предварительно допросивший американца, сказал, что мистер Шарпер не раз бывал у наших берегов и хорошо знает адмирала Завойко Завойко (Завойка) Василий Степанович (1809–1898) – деятель российского флота, участник Наваринского сражения 1827 г., с 1850 г. камчатский военный губернатор. Руководил успешной обороной Петропавловска от англо-французской эскадры в 1854 г. С 1874 г. – адмирал.

и генерал-губернатора Муравьева.
Шарпер глубоко затянулся табачным дымом и стал рассказывать об условиях договора, заключенного с японцами.
– Я пришлю вам с боцманом гонконгские газеты. У них несколько газет выходят в Гонконге… Теперь предстоит ратификация договора. Но мы уже подходим к их берегам, и они не смеют тронуть нас, американцев. Времена меняются быстро. Да, да!
Шарпер сказал, что знает все новые порты в открытых русских бухтах.
– Я бывал в Петровском, в Де-Кастри… и повсюду… Ваши южные поселения поставлены в отличных бухтах, но еще южнее есть удобные незанятые заливы, которые не замерзают или замерзают ненадолго.
Путятин ничего не сказал про новые порты и не спросил ничего, чтобы не выдать секретов. Молчать он умел.
– Вы были в Гонконге? Да, я знаю, вы бывали там. Вы видели их город? Как там все быстро строится! Сносятся целые горы! Да, но место нездоровое! А ваши адмиралы развивают в новых бухтах энергичную деятельность. И я, адмирал, помогаю им. Я признаюсь вам. Вы знаете их, адмирал. Я исполняю их поручения, доставляю все, что им требуется. Да, из Америки… Еще они жили в фактории на Петровской косе, а я бил там китов, и они хотели меня расстрелять. Этот ваш молодой адмирал тогда еще был капитаном. И с тех пор мы подружились. Честным трудом и аккуратностью мы расположили друг друга. Я привозил им апельсины и муку, когда они чуть не погибали от голода. Этим летом я познакомился с господином генерал-губернатором. Вы можете верить мне, что ни единому англичанину я вас не выдам. Ни одному американцу я не скажу про вас ни слова, так как шкипера наши хорошие ребята, но в жизни часто такие положения, что приходится становиться предателями… Мне сделаны большие заказы к весне будущего года, я все доставлю к этим берегам… А пока я иду за стаей китов. Я как игрок, но не так суеверен, чтобы бояться возвратиться. Да, киты проходят Сангарским проливом… А я жду, адмирал, я жду, когда вы построите в одной из удобных гаваней настоящий порт и большой город…
«И он о том же!» – с досадой подумал Путятин и невольно поморщился.
– В вашем новом городе, о котором вы все так мечтаете на этом океане, я построю магазин. Я составлю компанию с русскими капиталистами и построю док. Я могу произвести для вас все, что вам понадобится. Не только из выгоды для себя. Ведь я ваш первый и лучший верный помощник за все эти годы. У вас нет тут пока ничего, но все будет. У вас зато есть уголь, золото, лес. Можно открыть фабрику, найдем капитал!
Шарпер отложил трубку и потер руки от удовольствия.
– А крейсеров английских пока нет. Идите спокойно, но не в Нагасаки. Идите в Симода. Порт там открыт по договору с Перри. Вы, адмирал, любите нашего Перри? Я люблю Перри. В Японии столько гаваней, а они не разрешают пользоваться. Мы все их со временем откроем.
– Да, конечно, генерал глубоко уважает коммодора Перри, – сказал Посьет.
Адмирал прочитал гонконгские газеты, присланные шкипером в шлюпке на прощание.
В них подробный пересказ трактата, заключенного в городке Канагава коммодором Перри. А петербургские газеты обошлись краткими заметками. И то не все.
Английская эскадра пошла в Японию.
Адмирал вызвал Степана Степановича:
– У вас все готово?
– Так точно.
Путятин посмотрел на часы. Он приказал прислать казака Дьячкова.
– Что тебе говорили японцы про Америку?
Дьячков стал повторять свои рассказы.
– Америка приходила к ним на Матсмай… … к ним на Матсмай… – т. е. на остров Хоккайдо (нынешнее название).


В гонконгских газетах писали, что американцы заходили в порт Хакодате на острове Матсмай!
«Когда вы построите здесь города? – вспомнил Евфимий Васильевич вопрос шкипера. – Я входил во все гавани, и там всюду есть киты. Занимайте, адмирал… Мы должны с вами занять, пока не поздно!» Пока не поздно!
Адмирал опять посмотрел на часы.
Александр Федорович Можайский в это время ходил по палубе. Сегодня в свободное время он чертил гребной винт особого устройства. У него на душе боль от восторга, что винт в воздухе может со временем оказать то же действие, что и винт в воде.
– В баню к ним пойдете, – советовал тем временем Посьет, толкуя с Алексеем Сибирцевым. – У них мужчины и женщины моются сообща, как во времена «Капитанской дочки». Вот где вы увидите все их прелести.
– А как в проливе, спокойно?
– Да, американец не лжет…
– Слава Богу, значит, можно позаниматься, – сказал Можайский.
– И спокойно отдохнуть…
Раздался крик в рупор. Со свистком в руке пробежал боцман. Залились дудки унтер-офицеров.
– Тревога, господа!
– Вот вам и спокойно отдохнуть! – воскликнул Сибирцев и кинулся по трапу.
Раздался выстрел из пистолета. Свистки вызывали всех наверх. Матросы кинулись в жилую палубу, в каюты офицеров, во все уголки судна, в каюту адмирала, где между икон и шкафов с книгами стояли два тяжелых орудия. Всюду принайтовлены грозные чугунные пушки. Жерла их поползли из портов.
В море выброшена цель на буйке. Через некоторое время судно легло в дрейф. Забегали подносчики картузов с зарядами.
Сто пятьдесят матросов с офицерами построились шеренгами на верхней палубе, готовясь к посадке в шлюпки. Заскрипели блоки и заскользили тали, Тали – (от лат. – голл. talie – обрезок) – грузоподъемное устройство из блоков и троса.

опуская под борт тяжелые гребные суда.
Адмирал следил по часам. Он замечал, как падают ядра. Он видел сапоги матроса, бегущего черпать воду брезентовым ведром. Мелькали озабоченные и послушные лица офицеров.
Под парусами и на веслах шлюпки с разгона подходили к борту «Дианы».
Маслов на всем ходу забросил на борт крюк и мгновенно забрался по тросу на палубу. Другой крюк закинул Елкин и, как ловкий цирковой артист, перепрыгнул через борт и выхватил пистолет. Офицеры и матросы стали прыгать с гребных судов на корабль. Их товарищи встречали «нападающих». В воздухе засверкали абордажные пики, топоры, кинжалы. Слышалась стрельба из пистолетов.

* * *

Вечером после вахты и чая с хлебом Можайский ушел в каюту, скинул мундир и уселся за стол. Тучное артиллерийское орудие на тяжелом станке занимало больше половины его помещения. Александр Федорович достал карандаш, чертеж и линейку. Тускло светит свеча в фонаре.
Настанет ли когда-нибудь время, что корабль осветится электрическим машинным светом?
Можайский чертит часть гребного винта для работы в воздухе, уверенный, что догадка его в основе верна.
В походе адмирал попросил его изготовить модель маленького парового судна с гребным винтом для подарка японцам. Алексей Николаевич Сибирцев при этом усердно ему помогал. Теперь маленький пароход готов. В топку наливается спирт. В котле закипает вода, работают шатуны и кривошипы, вращают вал, и бурная волна валит от винта, толкающего пароходик. На парусном корабле всем нравилась эта игрушка.
В детстве Александр так не увлекался машинами. Как-то вдруг нашел на него интерес к механике и открытиям ее законов. Его разбередили виды необычайных просторов, величия новых земель. Можно ли здесь сидеть сложа руки? Сколько тут воздуха, сколько воды! Сюда перелетать надо, а не переезжать в тарантасах и не ходить вокруг света из Кронштадта. Увлеченный своими замыслами, он почти не обращал внимания на странности и капризы адмирала, раздражавшие его товарищей. Он прощал адмиралу его парусный корабль, как прощал, что Путятин видит в нем лишь ловкого рисовальщика и ретивого лейтенанта.
Ночью изрядно качнуло. Стучали и звенели бутылки, двигались ящики с пластинками для дагерротипа, банки с растворами, лампа для подогрева ртути. Александр Федорович вскочил и, засветив ночник, стал все закреплять. Свалился ящик с красками. Расставив вещи «в штормовом порядке», допил бутылку кваса, кинул ее в корзину и завалился, закутавшись в одеяло и шинель. Осень давала себя знать и здесь.
На рассвете море было в барашках. Сквозь серое небо видны голубые просветы. Вода в такой день кажется тяжелой, словно волнуется расплавленный свинец.
Алексей Сибирцев вдруг схватил Можайского за руку.
– Смотрите!
Александр Федорович неожиданно увидел горы среди облаков. «Япония!» – подумал он. Почувствовалось что-то волнующее, чего ожидал так долго, что обещает какие-то неведомые, таинственные ощущения.
Алексей Сибирцев смотрел на синие пики среди облаков, и ему тоже казалось, что здесь его ждет что-то особенное. Алексей знал за собой грех, что он подвержен припадкам экзальтации.
По другому борту тоже видны лесистые скаты гор. «Диана» шла ко входу в пролив между двух величайших островов. Слева Матсмай, на нем порт Хакодате, куда идем. Справа Ниппон, где обе столицы, главный остров страны, ее основа – материк.
Теперь уж что бы ни было, а придется, как надеялись молодые офицеры, ступить на запретный берег.
У Можайского мелькнуло в голове, что не переимчивым ли японцам везет он чертежи винта? Как знать? Адмирал говорит, что они народ редких способностей.
Евфимий Васильевич на юте. Из-под красного околыша торчат его нестриженые волосы. Щеки и крупный нос картофелиной красны от свежего ветра. Голова высоко поднята на похудевшей шее. Узкое и хмурое лицо, словно адмирал озабочен и с утра устал.
В трех кабельтовых от «Дианы» шел большой японский корабль с высокой кормой и выгнутым от ветра четырехугольным парусом, на котором нарисован красный шар.
Офицеры столпились на юте, а матросы – на баке и у бортов, разглядывая японцев в халатах и шляпах. Японское судно быстро отходило.
– Что это за красный шар на парусе?
– Это восходящее солнце, – объяснял Гошкевич. – Видимо, военное судно.

Глава 5
ПРИЕМ В ХАКОДАТЕ

Ночь и день и еще ночь шли проливом, на берегах которого виднелись огоньки. Несмотря на многолюдство Японии, селения в проливе были редки.
На заре адмирал приказал лавировать к Столовой горе, чтобы левее ее обрыва войти в бухту, на берегу которой должен находиться город. Карты этих мест достаточно изучены. Края здесь знакомы по съемкам Головнина Головнин Василий Михайлович (1776–1831) – русский военно-морской деятель. Окончил Морской корпус в 1793 г., в 1811 г., производя опись Южных Курил на шлюпе «Диана», был захвачен в плен японцами. В 1814 г. вернулся в Петербург, с 1823 г. – генерал-интендант флота.

и других моряков.
Чем ближе подходила «Диана» к плоской сопке, тем выше росла перед ней каменная стена. Гора плыла навстречу, отделяясь от острова. Холодно. Вдали на гребнях гор виден снег. Желтизна на склонах. Кое-где белеют березки.
– Очень похоже на Гибралтар! – показывая на Столовую гору, говорит Константин Николаевич Посьет. – Почти точная копия!
Обрыв так крут, что кажется, Япония выдвигает навстречу иностранному судну громадный щит.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8