А служение отчизне есть полное и безоговорочное подчинение своему вышестоящему начальнику. То есть мне! Понял, деревенщина?
И что бы я ни приказал, должен ты не щадя живота исполнить в наилучшем виде! Это и есть твое счастье! Понял?
- Я только хотел спросить.
- Понял?!
- Я...
- Пятьсот приседаний до полного уяснения, что такое солдатское счастье! Па-а-апрашу! Ать-два! - приказывает фельдфебель и бьет мужика сапогом под коленки. - Сесть-встать. Сесть-встать...
Приседает мужик, ноги трясутся, черные круги перед глазами кувыркаются.
"Мне бы, - думает, - только. До вечера. Уф. Дожить. И до. Нар. Доползти. Уф. Мне бы. Того. Счастья. За глаза. Уф-ф. Хватило".
- Понял, что такое счастье? - спрашивает капрал.
- Так точно! - орет мужик в ответ. - Служение вам, господин фельдфебель, до последней капли крови!
- Ну, правильно понял, - говорит фельдфебель. - А теперь ступай в медпункт, в столовую, в туалет и в полевую церкву. И на все про все тебе пятнадцать минут. Я проверю. И если хоть полсекунды... Смотри у меня! - и показывает здоровенный кулачище.
Пришел солдат в церковь, упал на скамейку дух перевести.
- А-а-а, мой добрый прихожанин, - говорит поп в капитанской форме, его увидевши. - Что привело тебя в храм? Ответствуй.
- Тень, - честно признается солдат.
- А что заботит тебя, сын мой?
- Где счастье хоронится.
- Счастье есть доблесть. Убей врага, и ты испытаешь блаженство отмщения.
Счастье есть победа, угодная всевышнему. Победи врага, и счастье твое будет безмерно.
Счастье есть смерть на поле брани. Умерший в бою свят и безгреховен, как новорожденное дитя.
- Что-то много счастья у вас, святой отец, - удивляется солдат.
- Милость и щедрость господа нашего безгранична. Ступай и помни слова мои. Ибо это слова господни, вложенные в уста рядового пастыря его! Уяснил?
Пошел мужик обратно к фельдфебелю, и радость его распирает. По всему свету счастье искал, под каждую корягу заглядывал ничего не нашел! А тут счастья - всю жизнь черпай, не вычерпаешь! Чудеса!
Обучил фельдфебель мужика приемам рукопашного боя и тому, как сподручней из вражьего солдата душу вынимать. И отправил на передовую.
- Ну вот теперь-то я счастье раздобуду непременно! обрадовался мужик и побег в атаку.
Один.
А на пригорке сто генералов стоят и смотрят, как солдат согласно их стратегическому плану станет победу добывать.
Бежит солдат, через воронки перескакивает, "ур-ра!" кричит, штыком сверкает, хочет счастье за хвост изловить.
- Славная у нас армия, - говорят меж собой генералы. - С таким молодцом мы всех врагов в пух-прах разделаем.
И идут в блиндаж кофию пить.
Добежал мужик до окопов, а ему навстречу такой же мужик поднимается, только шинелка на нем покроя иного и погоны ненашенские. У мужика аж руки зачесались.
- Ну, счас счастье добуду!
И р-р-раз - всаживает штык прямехонько тому солдатику в грудь. Солдатик охнул и сел. Руками за штык ухватился, а с пальцев у него кровь капает. И глаза у него такие жалостливые, ну в точности как у больной собаки. Мужик штык к себе тянет, а тот не отдает и что-то по-своему быстро-быстро лопочет. Выдернул мужик штык, солдатик и помер.
Стоит мужик, винтовку держит и понять ничего не может. Что же это за счастье такое пакостное? Жил себе мужик, поди, бабу имел, детишек, а он его зарезал. Какая же радость с того?
Плюнул и поплелся обратно в тыл.
А его генералы встречают, да с подносом. А на подносе водки стакан.
- Ты, оказывается, очень хороший солдат и даже герой, говорят генералы. И вешают ему на грудь медаль "За самую великую военную храбрость!" и спрашивают: - Ну что, счастлив ты наконец?
- Точно так, - отвечает мужик. А голос у него тихий, еле слышный.
- Если ты еще кого убьешь, мы тебе еще медаль дадим, обещают генералы, а сами от щедрости своей пыжатся.
- А можно мне теперь домой? - просит мужик.
- Никак нет! - отвечают генералы. - Врагов у нас еще множество, планов стратегийных и того больше, а ты один. Вот войну согласно нашей диспозиции выиграешь, тогда и отдохнешь.
И пихают мужика в спину, чтобы он, значит, сызнова в атаку шел, победу добывать.
- Иди, иди, солдат. Мы тебе артиллерийскую подготовку сделаем.
И палят из пищали.
- Не пойду я, - мотает головой мужик. - Врете вы все. Нету в вашей затее никакого счастья, а только злоба одна и глупость.
- А тогда мы тебя судить станем, - вздыхают генералы. - И непременно к повешенью приговорим.
И зовут трибунал.
Прибегает трибунал, прибегают охранники, фельдфебели да писаря. Народа собралось - в окопе не помещаются. И каждый при деле!
- Эх, сколько вас по щелям прячется! А воевать некому, удивляется мужик.
- А воевать не наше дело, - возражают ему. - На войне у каждого свое место и назначение. Солдату - в атаку бегать, генералу - командовать, а нам - суд вершить. А иначе случится кавардак.
И вяжут мужика по рукам и ногам.
Судья говорит:
- Отказ от убиения супротивника на бранном поле есть выражение крайней нелюбви к своему царю и отечеству, то есть фактически есть измена и злостное дезертирство. А за это повесить мало!
И так и пишет в приговоре - "Повесить мало!".
Тут генералы, судьи и писаря всем скопом на мужика набросились и ну к нему петлю прилаживать.
- А мне, - кричит мужик, - помирать за счастье, тока бы ваши рожи противные не видеть!
А про себя удивляется. Смотри-ка, и там счастье сыскалось, где его вовсе быть не может!
Так бы и повесили мужика, если бы вдруг противник в наступление не пошел.
Бежит от чужих окопов чужой солдат и по-своему "ура" кричит. Испугались генералы. Развязали мужика и приказывают:
- Защищай нас! Мужик! Контратакуй! И развивай наступление до полной победы! А за это мы тебе повешенье отсрочим!
- Не буду я больше воевать. Вешайте меня поскорей, отказывается мужик и глаза закрывает.
- Да он же всех нас в плен возьмет, страну захватит и бабу твою и сарайку в контрибуцию запишет! - объясняют генералы.
- А ну и ладно, - не пугается мужик.
Видят генералы - не станет мужик воевать ни в какую! А противник совсем уже рядом. Глазищами сверкает, палашом грозит, сейчас изрубит!
Расстроились генералы.
- Из-за тебя, мужик, мы, может, всю эту войну вдрызг проиграли, - говорят. На все пуговички застегиваются, строем встают и шагом-марш - идут навстречу противнику поскорее в плен сдаваться.
Остался мужик один.
Лежит на земле, на шинелке, и ни вставать ему, ни счастья искать, ни жить неохота. Устал мужик. Лежит и ждет, когда смертушка подойдет и глаза от солнышка заслонит.
А только не идет смерть - ни к чему ей мужик-беспортошник. Мороки с ним много, а навару никакого.
Полежал мужик, озяб да и пошел домой.
Только нету у него дома - один забор торчит, кусок ворот да сарайка. Разор. И деревни нету - лишь трубы печные остались.
- Ну, что, сыскал счастье? - спрашивают соседи и с надеждой на мужика смотрят.
- Всю землю исходил - нету счастья, - отвечает мужик. Нигде нету!
Сел и руки опустил.
Постояли соседи, повздыхали и каждый к своей печке отошел.
Сидит мужик, голову руками обхватил, горюет.
- Шестьдесят годов прожил! Дом не уберег, сынов потерял! Счастья в глаза не видел...
Долго сидел.
Но только подходит к нему жена, сама худущая, как щепка, руки что былинки. Еле-еле топор по земле волочит.
- Вот, - говорит, - топор. Я его в огороде откопала.
- На что мне топор? - удивляется мужик.
- Так лестницу мастерить, - отвечает жена и глаза отводит. Вдруг не врал поп. Вдруг на небе счастье сыщется. Хоть самый махонький кусочек. Хоть вот такусенький!
- И то верно. Чего без толку сидеть? - говорит мужик.
Голову запрокинул, глаза прищурил и долго сквозь ресницы на небо смотрел. А потом взял топор и вбил две жердины в землю...
Тюк-тюк - стучит топор. Стружка кучерявится. Сосной пахнет. Холодно наверху, ветер свистит, лестницу шатает, и звезды в черноте совсем рядышком, словно дырки от пальцев.
И кажется, что совсем скоро, что вот-вот счастье будет. Через две жердиночки.
Хорошо-о...
- А может, и не в самом счастье - счастье-то, - думает мужик. - Может, оно в этих двух последних жердиночках, что до него остались? А?
И тюк-тюк топором, тюк-тюк. Колотит лестницу.
А лестница-то в небо ведет...

1 2 3 4