.. Причем в самое рейтинговое время — в прайм-тайм. Скучающие зрители пялятся на забрызганные кровью телевизионные экраны, лениво пережевывая бутерброды и даже не испытывая при этом вполне естественного чувства тошноты. Потому что привыкли...Потом кино заканчивается и начинаются новости. Мало чем отличающиеся от фильмов ужасов. Потому что там тоже показывают трупы. Теперь все более-менее значимые новости связаны с трупами, с той лишь разницей, что эти трупы не целлулоидные, а настоящие, пули не бутафорские, а кровь на экране не из кетчупа, а самая натуральная, человеческая. Хорошо одетые, уважаемые люди — президенты фирм и банков, депутаты и даже сенаторы валяются на грязном асфальте, невидящими глазами уставившись на миллионную телеаудиторию. То, что раньше видели только патологоанатомы и “важняки”, теперь может свободно наблюдать всякий желающий в любое удобное ему время с пятью-десятью повторами в течение дня.Как-то незаметно на планете Земля взросло новое поколение — поколение виртуальных соглядатаев, для которых чужая смерть не более чем зрелище.— Смотри, смотри!..Смотреть нужно было на окровавленного, с нелепо вывернутыми руками и ногами, расстрелянного мертвеца. И еще на одного, который лежал чуть дальше. И еще... Это были не “наши” трупы. “Наши” трупы не показывали, чтобы не омрачать торжество победы. Дикторы на голубых экранах ликовали, как если бы мы вышли в финал Кубка мира по футболу. Мы наконец-то продемонстрировали миру свою силу, лишив жизни несколько десятков людей, причем наших же сограждан.— Как мы их, а!..Но не все испытывали радость от вида трупов. Потому что для кого-то это были не просто трупы, а узнаваемые трупы. Трупы их детей, братьев, мужей...— Смотри!!.Они узнали того, с вывернутыми руками, в луже крови, мертвеца. Узнали, увидев в новостном выпуске CNN.Они увидели его в новостях. И увидели еще раз спустя полчаса...— Шакалы! — тихо сказал Гази.Шакалами были те, кто убил его отца. Были — русские.“Картинка” сменилась, теперь на экране был другой, незнакомый им труп. Тоже, наверное, чей-то отец, муж и брат...Вечером к ним пришли земляки — такие же, как они, эмигранты, нашедшие временный приют в далекой Голландии.— Он был настоящим мужчиной, — сказали они Гази. И лишь потом обратились к его матери. Потому что Гази был чеченцем, а раз так, то был, несмотря на то что ему только-только исполнилось четырнадцать лет, старшим в семье. — Твой отец умер как герой! Ты можешь гордиться им!На самом деле гордиться особо было нечем — его отец даже никого не убил, он только умер. Почти три года Умар прятался от войны, учась в московской аспирантуре, а когда это стало невозможно, иммигрировал еще дальше — в Европу. Он не был трусом, он был против этой, которая, как он считал, не принесет его народу счастья, войны. Он был против войны, но он умер на этой войне. Умер там, где жил последние годы, — в Москве...— Дикие люди! — тихо сказала вдова Умара, когда чеченцы наконец-то ушли. Но тут же поймала на себе злобный взгляд своего сына и осеклась.Она была русской, была москвичкой, но вышла замуж за чеченца, которому родила сына — чеченца. Выходящие замуж молоденькие девицы редко задумываются над тем, кем будут и как к ним будут относиться их, пока еще нерожденные, дети.— Не смей так говорить, — напряженно сказал Гази. — Он погиб как герой! Его убили русские. Твои русские!..И, резко повернувшись, ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.Русского ребенка русская мать за грубость могла бы поставить в угол, отшлепать по попке ремешком или лишить сладкого. Чеченского мальчика отшлепать невозможно. Чеченский мальчик — это не мальчик, это мужчина. Чеченский мальчик, у которого убили отца, больше чем мужчина — это глава семьи. Когда других мужчин в семье не остается, мать должна подчиняться старшему сыну, как подчинялась до того своему мужу.Так случилось, что в семье Асламбековых других мужчин не осталось — Гази был последним. А раз так, то за кровь убитого русскими отца должен был мстить он. Потому что прощать обиды нельзя! Их нужно смывать... Кровью обидчика!Так было.Так есть.И так должно быть!Его дед, у которого убили отца, не бегал жаловаться в милицию, он взял отцовский кинжал и, подкараулив, поздней ночью зарезал убийцу возле самого порога его дома. Через неделю родственники убитого отыскали, выкрали и прикончили его младшего брата. Но и тогда дед не обратился к власти. Он сказал следователям, что не знает, кто убил его брата, что скорее всего это были случайные грабители. Чеченец не должен перекладывать свои проблемы на других — он должен решать их сам! Целый год он вынашивал планы мести. Через год в семье обидчиков случилось горе — кто-то неизвестный застрелил предпоследнего из мужчин. Кто был этим неизвестным, все прекрасно знали. К деду снова пришли милиционеры, которые забрали его в тюрьму. Но доказать его вину не смогли, возможно, потому, что не очень старались. Дед просидел полгода и вышел на свободу. Вышел, чтобы умереть. Его нашли на улице с перерезанным от уха до уха горлом. Но до того он успел жениться и родить сына. Отца Умара Асламбекова. В отличие от деда, тот свою жизнь прожил довольно спокойно, занимая высокие должности и почитая устав партии больше, чем закон гор. Хотя всем было известно, что один из его врагов умер не своей смертью, и очень многие поговаривали, что не случайно. Наверное, Умар пошел в отца больше, чем в деда, потому что всю жизнь избегал открытых конфликтов. Он кончил институт, став историком, и поступил в аспирантуру в Москве. Он был против войны, считая, что Чечня должна находиться в составе России, что обусловлено историческими предпосылками и просто здравым смыслом. Живя среди русских и женившись на русской, он стал почти русским. Но когда его отца за то, что он ответил на оскорбление, адресованное его жене, застрелили русские солдаты-срочники, ему пришлось вспомнить, что он чеченец. И взяться за оружие... из которого он даже ни разу не выстрелил! Он был чеченцем, но он не был боевиком. Единственное, что он мог сделать для своего народа, — это отдать за него свою жизнь...Умар Асламбеков умер, отомстив за своего убитого отца.Но умер неотмщенным...За его смерть должен был мстить его сын. Гази Асламбеков. По европейским понятиям — ребенок. По чеченским — мужчина, глава семьи, боец и кровник!Для Умара Асламбекова война закончилась.Для Гази Асламбекова только-только началась... Глава 4 Али Гайсултанов второй год находился во всероссийском розыске. Его размноженный тысячными тиражами портрет лежал в папочках оперов, под стеклом в кабинетах участковых милиционеров и был развешан на досках “Их разыскивает милиция”. Любой опознавший объявленною в розыск преступника постовой обязан был сообщить о нем в ближайшее ОВД и предпринять все возможные меры для его задержания, вплоть до применения табельного оружия на поражение.А все потому, что Али Гайсултанов был не просто рецидивистом, умыкнувшим чужой кошелек, — он был чеченским полевым командиром, спровадившим на тот свет не одно отделение русских солдат, о чем в его деле были подшиты многочисленные свидетельские показания и приложены видеокассеты, где можно было видеть, как он собственноручно расстреливает взятых в плен контрактников и демонстрирует в кадре их отрезанные головы.Али Гайсултанова искали по всей стране, искали в Чечне, искали через близких и дальних родственников. И все же, несмотря на все усилия Министерства внутренних дел, ФСБ и Минобороны, Али Гайсултанов продолжал находиться на свободе. Он был неуловим...— Я вынужден попросить вас подождать еще несколько минут, — вежливо извинился референт.Али Гайсултанов кивнул.Его искали в горных ущельях, в схронах, в пещерах, а он был не там. Он, в добротном твидовом костюме, сидел в кожаном кресле в одной из кремлевских приемных, расположенной в нескольких кварталах от Лубянки с Петровкой. Можно сказать, в самом центре Москвы.— Прошу вас.Али вскочил на ноги и шагнул в кабинет. Хозяин кабинета встал ему навстречу, радушно улыбаясь и протягивая руку:— Очень рад вас видеть.Хозяин кабинета не был рад его видеть. Куда больше он бы обрадовался, увидев его в гробу в белых тапочках. Но политика не клуб по интересам, где можно выбирать себе собеседников по душе.— Как вы себя чувствуете?— Спасибо, хорошо.Еще сутки назад Али Гайсултанов выглядел не столь импозантно. Сутки назад он лежал в грязном камуфляже в вонючем схроне, на грубо сколоченных, застеленных буркой нарах, подложив под голову АКМ. Костюм и штиблеты ему выдали уже здесь.На Али вышли по длинной цепочке родственных связей, при посредничестве старейшин его тейпа и местного имама, провели переговоры и вывезли в Москву военным транспортом. Люди, обеспечившие ему “зеленый свет”, работали в той самой организации, что и их коллеги, которые искали таких же, как Али, боевиков, вязали их или мочили при попытке к бегству.— Вы раньше бывали в Москве?Али в Москве бывал, и не один раз, но давно, когда еще работал снабженцем в райторге и ездил в министерство выбивать фонды. С тех пор много воды утекло. И еще больше крови...Следующий вопрос был тоже дежурным, но совершенно неуместным:— Как ваша семья?..А — никак. Семьи у Али не было, потому что его семью убили русские солдаты, дав залп из тяжелых орудий по его родовой деревне. Непростительную промашку допустили референты, готовившие эту встречу.Но русский чиновник не заметил неловкой паузы. Его менее всего интересовал ответ на вопрос о семье, его интересовало совсем другое.— Да, кстати, я должен вам передать вот это, — сказал чиновник, вытаскивая из ящика письменного стола и протягивая собеседнику какой-то конверт.Конверт был почтовый, но без штемпелей и адресов. Был стерильно чистым. Али машинально рванул его по краю.В конверте был крупно исписанный лист бумаги. Почерк был знакомый. Так это же... Это!.. Это было письмо от его погибшего два года назад младшего брата.— Но как же? Его же нет... — не сдержавшись, удивленно сказал Али.За его братом ночью приехали федералы. Они вломились в их дом, вышибая прикладами двери, скрутили ему руки и, связанного, лежащего на полу, долго пинали ногами. Потом уже, полумертвого, подхватили под руки, подволокли к машине и бросили в кузов, словно мешок картошки. Его увезли, как увозили многих до него и после него. Увезли навсегда.Семья оплакала потерю. И вдруг...— Он же мертв, — вновь повторил Али.— Кто? — переспросил чиновник. — Ах, вы про это?.. — взглянул он на конверт. — Нет, вы ошибаетесь: ваш брат жив и, кажется, даже здоров...Его брата не убили, его взяли до востребования. В качестве заложника. Федералы частенько выволакивали из постелей и увозили в неизвестном направлении родственников особо досадивших им полевых командиров. Многих действительно допрашивали и тут же убивали в отместку за смерть своих товарищей. Но не всех. Некоторых утаскивали в Россию и прятали в спецкорпусах “крыток”, годами гноя в камерах-одиночках по надуманным уголовным делам, чтобы, когда потребуется, извлечь изолированного от мира зэка на белый свет, как отправленное до востребования письмо, для предъявления несговорчивым родственникам.Брат Али не умер, он был взят в залог, был “закрыт” и теперь извлечен из небытия. Он писал, что жив и надеется встретиться со своими близкими, о печальной судьбе которых не знал. Судя по содержанию письма, это был действительно он, потому что русские упомянутых в тексте деталей их прошлого знать не могли.Как видно, силовики свой хлеб трескали недаром.— Что вы от меня хотите? — осипшим голосом спросил Али.Это был вопрос по существу.— Как вы отнесетесь к предложению занять один из министерских постов в будущем чеченском правительстве? — в лоб спросил русский чиновник.Предложение было по меньшей мере неожиданным, если вспомнить о том, что будущий министр со своей бандой лишил жизни по меньшей мере несколько сотен русских солдат, в том числе собственноручно, в связи с чем находился во всероссийском розыске.— О прошлом можете не беспокоиться, — заверил хозяин кабинета слегка растерявшегося боевика, которому взамен пожизненных нар предложили министерский портфель. — Мы оформим амнистию, которая позволит вам начать жизнь, как говорится, с чистого листа. Естественно, все ваши личные, понесенные в связи с войной материальные и финансовые потери мы компенсируем.А как же быть с видеозаписями, где скорый высокопоставленный член правительства, одетый в камуфляж, отпиливает тесаком живым людям головы и, разбрызгивая во все стороны кровь, размахивает ими в кадре? А ну как его в таком экзотическом виде увидит кто-нибудь из членов Европарламента? Что они на это скажут?А ничего не скажут! Ну увидят, узнают... И что?.. Все равно вида не подадут. Мало ли у кого какое хобби — кто-то марки клеит, кто-то рябчиков стреляет, кто-то, головы режет...Да любой парламентарий ради сиюминутной политической выгоды не то что с “чехом” — с натуральным каннибалом за ручку поздравкается, взасос поцелуется и за один стол сядет, чтобы фирменного блюда откушать. Откушает и добавки попросит, если это будет диктоваться политической целесообразностью! Так что тут все в полном порядке...— Ну что, вы согласны?— Мне нужно подумать...Второй год Москва активно искала людей, на которых можно было бы опереться в Чечне. Лояльные России политики для этой цели подходили плохо, потому что в глазах местного населения были предателями, скомпрометировавшими себя сотрудничеством с оккупационными властями. А вот известный, увенчанный романтическим ореолом полевой командир был бы в самый раз. Его переход на другую сторону мог послужить сигналом к сдаче оружия, ради чего можно было пожертвовать парой портфелей в будущем кабинете министров.— Хорошо, не буду вас торопить...Али Гайсултанов вышел из кабинета в приемную, где его поджидали подтянутые, с военной выправкой референты.— Прошу вас...По Москве особо опасный, разыскиваемый МВД, ФСБ и армейской разведкой боевик, за которым числилось несколько десятков трупов, несся на черном джипе, к которому гаишники претензий не имели, даже когда тот шел по встречной полосе, проскакивая светофоры на красный свет.
1 2 3 4 5 6 7