Быстро встал, несколькими движениями разобрал и уложил винтовку в специальный «дипломат». — Я готов, — доложил он.— Красному уводить Зеленого, — приказал майор Проскурин.— Вас понял. Уводить Зеленого.В подъезде открылась дверь, и кто-то громко крикнул:— Сашка! Ну ты куда делся? Нам уже идти пора... Крик был в точности такой, каким должен был быть. Иван Иванович встал с подоконника, спустился на первый этаж, вышел из подъезда и, как ему велели, не спеша прошел к арке.Черный прошел чердак по всей длине, вылез на крышу, прошел по ней до соседнего дома, через слуховое окно спустился на чердак, по нему добрался до люка, ведущего в подъезд, и, спустившись по подъездной лестнице, вышел на улицу. Иван Иванович сел в машину, которая не спеша и не нарушая правил дорожного движения слилась с городским транспортным потоком.— Красному, Желтому, Синему — отбой, — приказал майор Проскурин.— Есть отбой.— Есть отбой...На полу квартиры, расположенной на четвертом этаже, воя, матерясь и плача, катался мужчина, так и не допивший свое пиво. Катался один из ближайших подручных Королькова Ильи Григорьевича по кличке Папа.— Белый вызывает Розового, — сказал в микрофон майор Проскурин.— Розовый слушает.— Как у тебя дела по Фикусу?— Кактус на месте.— Понял тебя. К тебе направляется Зеленый. Будет через семь-восемь минут.— Понял вас. Через семь-восемь минут.— Сообщай о всех передвижениях по Фикусу.— Есть сообщать.Машина, в которой сидел Иванов, съехала из общего п тока машин в боковую улицу.— Готов? — спросил сидящий на заднем сиденье человек.— Что? — встрепенулся Иванов.— Я спрашиваю, ты готов?— Да, готов.— Ну тогда иди.— Я пошел... Что-то не получается.— Ремень сними.— Что?— Ремень безопасности сними. Он тебе встать мешает!— А-а. Ну да.Иванов открыл и закрыл дверцу и, вспоминая подробности еще одного сто раз показанного ему кинофильма, пошел вперед: до переулка, по нему направо, налево, прямо, возле мусорных баков опять налево и прямо до второго подъезда в кирпичной пятиэтажке. Затем по лестнице до подоконника пятого этажа.— Зеленый на месте.— Фиолетовому, Сиреневому и Коричневому работать.— Есть работать.Фиолетовый протер окуляр оптического прицела и приблизил к нему глаз.— Фикус не вижу. Повторяю — Фикус исчез из поля зрения.— Вызываю Сиреневого. — Сиреневый на связи.— Сообщи появление Фикуса на улице.— Фикус на улицу не выходил. Как поняли меня?— Понял тебя, Сиреневый. Сообщай о любых его передвижениях.Минутная пауза.— Сиреневый вызывает Белого.— Слушаю тебя.— Фикус вышел из подъезда. С мусорным ведром. Фикус направляется к мусорным бакам. Как поняли меня?..— Говорит Фиолетовый. Вижу Фикус на подходах к мусорному баку. Вижу очень хорошо, могу работать.Майор Проскурин на секунду замолк и задумался. Наверное, лучше было не рисковать и использовать выстрел теперь, пока Фикус досягаем. Мало ли куда он денется через минуту или две. Может, в ванну часа на два засядет или в гости к соседям уйдет.Но, с другой стороны, выстрел на улице привлечет внимание дворовой общественности. И через них чуть не полгорода. А полгорода в задачи майора не входили.А вот если выстрел найдет жертву в квартире, то все пройдет гораздо тише. Возможно, даже обойдется без милиции, потому что подручные Королькова ее не жалуют. И если есть хоть малая возможность, пытаются ее избежать.— Белого вызывает Фиолетовый. Я могу работать Фикус. Прошу разрешения работать.— Слышу тебя, Фиолетовый. Фикус на улице не работать. Повторяю, Фикус на улице не работать. Фикус работать на прежнем месте. Под крышей работать. Как понял меня?— Понял тебя, Белый. Фикус работать на прежнем месте. Человек с ведром поднялся в квартиру, прошел на кухню, поставил ведро и стал засовывать туда новый полиэтиленовый мешок.— Вижу Фикус, — сказал Фиолетовый, перемещая риску прицела на выставленный в сторону зад. — Разрешите работать Фикус?Мешок никак не налеплялся на края ведра.— От гнида склизкая! — высказал человек свое отношение к мешку и мусорному ведру.— Коричневый?— Коричневый слушает.— Как подходы?— Подходы свободны.— Фиолетовому разрешаю работать.Фиолетовый зафиксировал выставленный зад в прицеле и нажал на спуск.Пуля сбоку чиркнула по двум мягким полукружьям чужого седалища, вырвав клочья мяса.— А-а-а!— Фиолетовый работу закончил.— Фиолетовому уходить.В подъезд заглянул какой-то случайный прохожий и диким криком позвал какого-то, которого все ждали, Сашку.Иван Иванович встал с подоконника и пошел вниз.Какими-то странными были его нынешние хозяева. Заставляют ходить по городу туда-сюда, заходить в пропахшие мочой подъезды, подниматься на верхние этажи и сидеть минут по пять, изображая полного идиота. И при этом утверждают, что это должно убыстрить его встречу с Корольковым-Папой.Странно все это. И очень глупо...— Фиолетовому, Сиреневому и Коричневому отбой.— Поняли тебя, Белый, — отбой... Глава 25 — Папа! Они отстреливают наших!— Кто отстреливает?— Не знаю кто. Но они уже продырявили Шныря и Гнусавого.— Когда продырявили?— Только что! Буквально несколько минут назад.— Что, одновременно двух?— Нет, Папа. По очереди. Вначале одного, потом, минут через двадцать, другого. Они их зашмаляли прямо дома!— Из шпалеров?— Нет, Папа, в том-то и дело, что нет! Они зашмаляли их из винтаря. Прямо через окно. Из соседнего дома.— Они живы?— Живы. Шнырю продырявили руку, а Гнусавому... хм...— Куда попали Гнусавому?— Гнусавому разнесли задницу по всей кухне. Он теперь полгода сидеть не сможет! Вообще-то, блин, им повезло. Могли, вглухую замочить! Могли башку разбрызгать вместо задницы.— Лепил с легавыми вызывали?— Пока вроде нет.— И не надо. Обойдемся без них. Бери машину и вези их к нашему лепиле, который в седьмой поликлинике работает. Да не в поликлинику вези, а домой.— Какие машины брать?— Любые бери. «Волгу» бери.— Папа, Гнусавый не сможет на «Волге».— Почему?— Папа, Гнусавый теперь не может сидеть. Ему не на чем сидеть.— Ну бери тогда грузовую. Все!— Папа. Тут с тобой просил поговорить Шнырь.— Зачем поговорить?— Не знаю, но, когда он мне позвонил, он кричал, что знает мочилу.— Откуда он может знать?— Папа, я не знаю. Я только сказал, что он сказал мне.— Набери его.Принесший новость блатной быстро стал нажимать кнопки телефона.— Папа, он на телефоне.— Ну? — коротко спросил Папа. По-другому он спросить не мог, потому что Шнырь был не его поля ягода. И даже не ягода.— Папа! Он продырявил меня! Он отстрелил мне руку! У меня дырка в руке. Мне так больно, что я еле...— Про дырку я уже знаю. Что ты мне хотел сказать?— Папа, он хотел меня убить!— Кто?— Тот, который в меня стрелял. Но он промахнулся.— Ты его знаешь?— Я знаю его, Папа! Родной мамой клянусь! Это тот, который не убил меня, когда всех... Тогда, в доме. Когда я остался живым один. Папа, он очень обидчив. Он жмурит всех кто был тогда в доме! Папа, я точно знаю. Гадом буду! Он побил братанов там. А меня не смог. Промахнулся. И Шустрого не смог, потому что тот уехал к тебе. Но он все равно убил Шустрого, потому что не смог убить там. Он нашел его и все равно убил. И хотел убить меня. Потому что я тоже был там, но остался жив. Папа! Он жмурит всех, кто его тогда бил! Я это понял! Я это сразу понял, когда он отстрелил мне руку. Я не ошибаюсь, Папа! Я тебе это сказал, чтобы успеть. Потому что он все равно кончит меня. Он кончил всех, кто его обидел. Я остался последний. Папа, он не прощает обид! Он всегда находит тех, кто его обидел. Он под землей находит тех, кто его обидел. Теперь он...Папа брезгливо отбросил трубку.— Бери машины и вези их к лепиле. И вот что, первого Гнусавого вези.— А что сказал за мочилу Шнырь?— Глупость сказал! Сказал, что точно знает, кто в него шмалял.— И кто?— Сказал, что за ним гоняется тот, который наших в доме положил. Который сказал, что он Иванов. И теперь решил его добить, раз там не смог. В общем, полная дурь...Служка неопределенно пожал плечами.— Или, может, ты тоже так думаешь?!— Я ничего не думаю, Папа. Здесь думаешь ты. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Ведь Шустрого он замочил. А Шустрый тоже был там. Со Шнырем...Папа внимательно посмотрел на своего подручного.— Ботало ты! И он ботало! Дела нет ему гоняться по городу за каким-то дерьмовым Шнырем. И тем более за Гундосым! Велика честь будет. То, что шмальнули, — понятно. Только при чем здесь Иванов? Мало ли кто мог свести с нами счеты? Да хоть даже Сивый за свой магазин наехал. Или...Зазвонил телефон.— Возьми и скажи Шнырю, что ты выезжаешь.— Это не Шнырь.— А кто?— Не знаю. Папа взял трубку.— Ну что, узнаешь? — спросил голос.— Ты кто?— Я тот, кто тебе сегодня передал привет. Через окна твоих «шестерок».Папа побелел и стиснул трубку в кулаке.— Кто ты?!— Я тот, кого ты ищешь. Я Иванов!Иванов сидел в кабинете майора Проскурина и, глядя на его вплотную придвинувшееся лицо и на разложенные на столе листы, говорил в трубку написанный на них текст. Вернее, несколько предположительно возможных вариантов текста. Говорил по кабинетному телефону, который на АТС числился телефоном-автоматом.— Правильно, — кивал головой майор. — Жестче! — показывал он стиснутый кулак. — Дави его! — крутил большим пальцем по столешнице стола.Иван Иванович в точности старался следовать тексту и следовать тону, отрепетированному им с помощью преподавателя по сценической речи.— Значит, все-таки узнал, — с усмешкой сказал Иван Иванович и, входя в роль, криво ухмыльнулся и покачал головой.— Да, я узнал тебя! — еле сдерживая гнев, сказал Папа. И показал пальцем на телефон, чтобы с другого аппарата позвонили на АТС и узнали, кто и откуда говорит. — Откуда ты узнал мой телефон?— Оттуда же, откуда я узнаю все, — сказал истинную правду Иван Иванович.— Что ты хочешь?— Я хочу справедливости. И хочу, чтобы никто не брал того, что ему не принадлежит...— О чем ты?Служки Папы, лихорадочно накручивая диск принесенного из соседней комнаты телефона, пытались дозвониться до телефонной станции.— Ты знаешь, о чем.— То, о чем ты говоришь, ты тоже не в лесу нашел.— Но я нашел это раньше тебя!— Это не важно. На чужие вещи все имеют равные права.— Но кто-то чуть большие.— Что ты хочешь от меня конкретно?— Я хочу, чтобы ты отдал то, что по праву принадлежит мне. Хочу, чтобы ты отдал это сегодня. Тогда завтра мы разойдемся, как в море корабли.— У меня ничего нет!— Не верти вола, Папа! Я не какой-нибудь дешевый фраер! — грубо сказал Иванов фразу, не написанную ни в одной сценарной разработке.Майор Проскурин удивленно вскинул брови и показал большой палец.— Это я в кино слышал! — гордо сообщил Иванов, прикрыв трубку рукой.Майор побелел и несколько раз ткнул пальцем в трубку.— Ах, ну да! — кивнул Иванов и снова прижал наушник к уху.— ...рваный, — услышал он обрывок фразы.— Что?— Сойди с моего пути! Гнида! Сойди! Если хочешь остаться жив! — заорал совершенно потерявший над собой контроль Папа.— Я не уйду, пока не получу то, что принадлежит мне по праву, — напротив очень спокойно сказал Иван Иванович. — И ты все равно отдашь мне то, что мне принадлежит.— Ты никогда ничего не получишь!— Я думаю, ты одумаешься. Потому что если ты не одумаешься, я начну террор.— Какой террор? Не кукарекай, петух драный, пока солнце не взошло.Переставшая возиться у второго телефона братва притихла, глядя снизу вверх на Папу. «Петух» — это было серьезно. На «петуха» неизвестному телефонному собеседнику надо было как-то отвечать.— Он обидел тебя! — сказал губами майор Проскурин, слушавший телефон по отводной трубке. — Обидься!— Сам петух, — не нашелся, что сказать, Иванов. После чего снова заговорил по утвержденному генералом сценарию. Очень убедительно заговорил. — Слушай меня сюда ушами, — зловеще и очень громко сказал он, обратив внимание на поставленные против этой реплики два восклицательных знака. — Я позвоню тебе через десять минут. Если ты не скажешь «да», я буду каждый день калечить по одному твоему подручному. Каждый день — по одному! Три дня! Через три дня я начну убивать их. Одного за другим. Пока не доберусь до тебя. Последним я убью тебя. Потому что ты не хочешь отдать принадлежащую мне вещь!— Молодец! — показал майор. И тут же добавил уже в полный голос: — Круто ты с ним!Иван Иванович смущенно потупил взор. Папа стоял с трубкой, прижатой к уху, еще две или три минуты после того, как по ней зазвучали гудки. Так с ним никто не разговаривал. Очень давно не разговаривал. А может быть, вообще не разговаривал.Он зло отбросил трубку и взглянул на своих подручных. Так взглянул, что те шарахнулись в сторону...— Откуда?! — резко спросил он.— Мы ничего не узнали, Папа! Он звонил с телефона-автомата.— Что?!— Папа, мы здесь ни при чем! Так сказали на станции.Упавший на пол телефон зазвонил снова. Все смотрели на него, но никто не решался его поднять.— Дайте! — сказал Папа.— Десять минут истекли. Что ты решил? — спросил уже знакомый голос.— Да пошел ты!..— Тогда я открываю счет, — предупредил голос. Папа снова швырнул телефон на пол. Но на этот раз так, что из него, словно взрывом, выбросило все внутренности...— Он отказал, — чуть даже виновато сказал Иван Иванович.— Очень хорошо, что отказал, — приободрил его майор. — Он и должен был отказать. Кто дольше ломается, тот потом сильней любит, — и тут же поднял к лицу рацию. Смешков! Да я, Проскурин. Готовь машины на выезд. В полном объеме готовь. Да, всех. Как сегодня днем. Выезд через сорок минут. И вы собирайтесь, Иван Иванович.— Мы куда-то снова едем?— Едем. Снова. Едем продолжать то, что не успели доделать днем. Собирайтесь. Выезд через сорок минут.— И что мне надо будет делать?— Что делать? Ничего нового не делать. То есть делать совершенно то же самое, что вы уже делали. Ходить по адресам, которые мы вам укажем...«Все-таки странные люди, — вновь удивился про себя Иван Иванович. — Полдня таскали его по всему городу с чемоданом. И снова хотят делать то же самое! Снова таскать чемодан по городу. Ну очень странные люди!..»К исходу дня в городе имело место быть еще одно странное происшествие. Одному два года нигде не работающему, имеющему две судимости гражданину на его даче неизвестные хулиганы из ружья практически напрочь отстрелили правое ухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53