Я ответил, что с этим проблем не будет, потому что у меня этих историй немного. Я был неплохим учеником, на мою долю выпало всего несколько незапоминающихся приключений, и я слишком много смотрел телевизор.
– Ладно, Мистер Счастливая Юность, и какое же твое самое яркое воспоминание о школе?
– Я полагаю – то, когда я нашел Паулину Острову.
– Папа, это не воспоминание, а просто ужас! А я говорю про что-нибудь нормальное. Понимаешь, вроде школьного бала или встречи бывших выпускников.
– Влюбленность. Как я учился влюбляться. В один прекрасный день ты замечаешь, что девушки не просто существуют, как казалось раньше, а что они – самое главное на свете.
– И когда это произошло с тобой?
Я снял руку с руля и протянул ладонь Кассандре.
– Не помню. Помню лишь, что однажды пришел в школу, и все оказалось не так, как всегда. Все эти развевающиеся юбки, груди и обольстительные улыбки.
Кассандра опустила стекло, и ветер сбил волосы ей на лицо.
– Иногда, когда мне грустно или тоскливо, я думаю, что он где-то есть и рано или поздно мы встретимся. И тогда я думаю: что-то он делает в эту минуту? Он когда-нибудь думает о том же? Думает, как я выгляжу или где я сейчас? А может быть, читает «Плейбой» и мечтает о сиськах?
Я на мгновение задумался и был вынужден согласиться.
– Мальчишки именно такие. Судя по моему собственному опыту, он уже есть где-то в твоей жизни, но в твоих мыслях еще не материализовался. Как телепортируемые люди в «Стар-треке». Они вроде бы уже здесь, но выглядят, как скопление пузырьков в газировке. Или, может быть, он где-нибудь в Мали или в Братиславе, и ты еще нескоро его увидишь. Но можешь не сомневаться: где бы он ни был, он думает о тебе, милая.
Она пожала плечами.
– Раз уж заговорили о таких вещах, как дела с твоей новой подружкой?
– Пока не знаю. Она для меня все еще какое-то расплывчатое розовое сияние.
– Как это понимать?
Касс подняла босые ноги на щиток.
– Она такая милая, что я не могу трезво оценить ситуацию. Все, что она делает, – восхитительно.
– Напомни, как ее зовут – Грета Гарбо?
– Не умничай. Ты знаешь ее имя – Вероника Лейк.
– Когда я с ней познакомлюсь?
– В следующий раз я приеду в город и отберу тебя у твоей матери. Мы поедем куда-нибудь пообедать вместе.
Мы остановились пообедать у Скрэппи, и, к моему удивлению, оказалось, что официантка Донна запомнила меня. Она спросила, повидался ли я уже с ее дядей Фрэнни, и я ответил, что собираюсь сегодня к нему заехать. Она с любопытством посматривала на Касс, и я их познакомил:
– Донна, это моя дочь Кассандра. Доннин дядя – Фрэнни Маккейб.
Касс присвистнула; на нее это произвело глубокое впечатление.
– Фрэнни Маккейб – папин герой. В каждом его отрицательном герое есть что-то от Фрэнни.
Донна хихикнула и спросила, не хочу ли я позвонить в участок и узнать, на месте ли начальник. Я сказал: конечно. Она вышла и через пять минут вернулась.
– Он вас помнит! Он просит вас приехать.
Через полчаса мы вошли в дверь местного полицейского участка. Я поймал себя на том, что качаю головой.
– Последний раз я был здесь, когда всю нашу компанию привели за драку на футбольном матче.
Проходивший молодой полисмен бросил на Касс оценивающий взгляд. Папа во мне сжал кулаки, но я сдержался. Прямо у входа сидела женщина в полицейской форме, и я спросил, нельзя ли нам увидеть начальника полиции. Я назвал свое имя, она взяла трубку. Через минуту дверь за ее спиной распахнулась, и в комнату вошел сухопарый мужчина в дорогом темном костюме, с улыбкой, которую я узнал бы и через тысячу лет.
– Черт возьми! Да это же Аспирин Байер! Хочу спросить только об одном – у тебя есть сигареты?
– Фрэнни!
Мы обменялись рукопожатием и долго смотрели друг на друга, разглядывая морщины и прочие следы прожитых лет.
– Ты не слишком шикарно одет для знаменитого писателя. Эта твоя последняя книга – я в конце так хохотал, что охрип.
– А я-то хотел, чтобы вышло грустно!
Он взял меня за подбородок.
– Бестселлер ты наш. Сэмми Байер в списке бестселлеров «Нью-Йорк Тайме». Можешь представить, как я обрадовался, в первый раз увидев там твое имя!
Его волосы были зачесаны назад и приглажены гелем в стиле журнала «GQ». Неброский репсовый галстук смотрелся элегантно, молочно-белая рубашка была словно только что отглажена. Фрэнни напоминал то ли преуспевающего биржевого маклера, то ли баскетбольного тренера из профессиональной лиги. Он излучал ту же бешеную энергию, но лицо у него было очень бледным, а под глазами виднелись темные круги, как будто он недавно поправился после тяжелой болезни.
– А это кто?
– Моя дочь Кассандра.
Он протянул ей руку, но Касс удивила нас обоих, шагнув к нему и обняв. Он с улыбкой посмотрел на меня через ее плечо:
– Эй, как это понимать?
Она отодвинулась от Маккейба.
– Я вас уже знаю. Я с младенчества слушала истории про вас.
– Да ну? – Фрэнни был смущен и польщен. – И что же твой папа рассказывал?
– Я знаю про бомбы в бутылках из-под кока-колы, про зал Общества ветеранов, про автомобиль Энтони Скаро...
– Стоп! Зайдемте ко мне в кабинет, а то меня арестуют.
В кабинете было просторно и пусто – там стояли лишь исцарапанный стол и придвинутые к нему два стула.
– Все точно так же, как двадцать лет назад.
Сев за стол, Фрэнни окинул комнату взглядом.
– Я снял Рембрандта, чтобы ты чувствовал себя как дома. Сколько раз нас приводили сюда, Сэм?
– Тебя чаще, чем меня, начальник. Надо бы повесить здесь мемориальную доску.
– Мне надоело сидеть с той стороны и терпеть удары по башке «Желтыми страницами», вот я и решил, что пересяду сюда и сам буду бить.
Моя пацифистка-дочь засопела:
– Это что, правда? Вы действительно бьете людей телефонной книгой?
– Нет, Кассандра, старые добрые времена прошли. Теперь пускают в ход психологическое давление. А если ребята упираются, мы пользуемся электрошокерами для скота.
На лице у него ничего не отразилось – таким я его и помнил. Та же безмятежность и отсутствие каких-либо эмоций – бесстрастное, невозмутимое лицо, не раз спасавшее его от больших неприятностей двадцать лет назад.
– Скажи ей, что ты шутишь, Фрэнни.
– Я шучу, Касс. Итак, мистер Байер, что заставило вас почтить Крейнс-Вью своим посещением после двадцатилетнего отсутствия?
– Сначала расскажи, ради всего святого, как тебя угораздило стать начальником полиции? Я был уверен, что ты кончишь...
– За решеткой? Спасибо. Все так говорят. Это не религиозное просветление, если тебя это беспокоит. Более того – я пошел добровольцем во Вьетнам. Много чего случилось. Много хороших ребят погибло, а я выжил. Помнишь Энди Элдрича? Он в двух футах от меня ел из банки консервированного тунца, которого ему прислала мама, и его убило. Я только что просил его оставить кусочек... Такие дела. Я был после этого сам не свой. Жизнь должна же иметь какой-то смысл, понимаешь? Я вернулся из Вьетнама, поступил в Макалистер-колледж в академии Сент-Пол и сдал на бакалавра. А потом, сам не знаю как, стал копом. Но в этом есть свой резон.
– Ты женат?
– Был женат. А теперь один как перст.
– Папа был женат трижды.
Фрэнни выдвинул ящик и вынул пачку «Мальборо».
– Ничего удивительного. Твой папа всегда любил почудить. Наверное, таким и остался.
– Можете повторить это еще раз: теперь он встречается с женщиной по имени Вероника Лейк.
– Она же давно умерла! Да, Сэм, это оригинально.
– Ладно, Фрэнни, заткнись! Слушай, а помнишь Паулину Острову?
– Конечно. Это ты вытащил ее из реки. В тот день все мы повзрослели.
– Ты хорошо помнишь тот день?
– Еще бы! Сколько всего человек из этой деревни убили?
– Сколько?
– Пока я служу, двоих. А ведь это семнадцать лет. И обоих на войне. Очень трогательно и совершенно не интересно.
– А кто это сделал? Кто убил Паулину?
– По слухам или на самом деле?
Он закурил и щелчком захлопнул зажигалку. Касс и я переглянулись и стали ждать, что он продолжит, но он молчал.
– Мне надо было стать актером, – наконец с улыбкой произнес Фрэнни, выгнув бровь. – Как вам эта напряженная драматическая пауза? Думаю, в кино меня хорошо сыграл бы Энди Гарсия... Лучшее, что есть в должности начальника полиции, – это возможность заглянуть в старые папки и посмотреть, что же действительно творилось, когда мы были пацанами. На тебя по-прежнему есть досье, Сэм. Теперь, когда ты прославился, как думаешь, смогу я сделать деньги, поведав миру о твоих правонарушениях?
– Фрэнни, а что с Паулиной?
– Дело было открыто и закрыто. У нее в колледже был парень по имени Эдвард Дюран. Его арестовали, он сознался, у прокурора выторговали пожизненное заключение, и парня отправили в Синг-Синг. Где он и умер.
Касс ахнула.
Фрэнни провел рукой по волосам:
– Это гадкая история, Кассандра. Ты уверена, что хочешь ее выслушать?
Она облизнула губы и медленно кивнула, а потом еще раз, быстро.
– Как только его туда засадили, местные уголовники стали им пользоваться как... гм, манекеном из секс-шопа. Он не выдержал и повесился в камере.
– Боже! Сколько ему было лет?
– Двадцать один. Смазливый паренек. В Суортморе был одним из лучших студентов. Но убил не он.
– А кто? – Я заметил, что мое дыхание участилось.
– У меня есть подозрение. Ты ведь не знал Паулину, правда? Она существовала в другом измерении. Так почему ты теперь ею заинтересовался?
– Я хочу написать роман о том, что с ней случилось на самом деле.
Фрэнни глубоко затянулся и закинул руку за голову.
– Интересная мысль, – Он посмотрел в потолок. – Знаешь, я хочу тебе кое-что показать.
Он встал и поманил нас за собой. На улице Фрэнни показал себя с лучшей стороны, подойдя к неприметному «шевроле».
– Залезайте.
Я сижу в полицейской машине, за рулем Маккейб – начальник полиции... Мне стало смешно.
– Фрэнни, вот если бы по волшебству я мог вернуться в прошлое и сказать себе пятнадцатилетнему: «А что я знаю! ».
– Он бы не поверил. Посмотри-ка вот на этот дерьмовый магазинчик. Покупаешь тут пару башмаков, а через два месяца ты бос. Помнишь Эла Сальвато?
– «Зеленый свет»?
– Да. – Фрэнни в зеркальце заднего вида взглянул на Касс – Эл Сальвато... был такой кусок дерьма, товарищ нашей юности. Когда он соглашался с чем-нибудь, то всегда говорил: «Зеленый свет». Ему казалось, что это очень остроумно.
– Но Фрэнни не казалось. Он за это дал ему по носу.
– Верно. Теперь у Сальвато три заведения. Это одно из них. Он держит магазин дешевой обуви, секс-шоп и забегаловку с греческой кухней. В прошлом году баллотировался на мэра, но, слава богу, проиграл.
Начальник полиции Маккейб провез нас туда-сюда по Крейнс-Вью, показал, кому что принадлежит, кто из старых друзей еще живет здесь, и между делом рассказал смешные истории, случившиеся здесь после моего отъезда. Это лишь подтвердило мои опасения: из Манхэттена пришли новые деньги и необратимо обуржуазили наши родные края. Теперь здесь открылось кафе, где подавали каппучино и круассаны, появился дилер автомобильной фирмы «Ауди», вегетарианский ресторан. Но какая-то часть города, каким я его помнил, продолжала существовать в разорванном и искаженном времени, будто в фантастическом романе, и поэтому мне показалось, что городишко совершенно не изменился. Чего стоила одна закусочная «У Скрэппи» – такая же, как и двадцать лет назад.
Касс задавала больше вопросов, чем я. Я был тронут, заметив, сколько рассказанных мною за все эти годы историй она запомнила. Пока мы ездили по городу, они с Фрэнни непрерывно болтали. Через какое-то время я перестал обращать на них внимание.
Мы проехали по Болдуин-стрит и свернули направо на Бродвей. Я улыбнулся, поняв, куда мы направляемся. Фрэнни остановил машину перед ухоженным красно-белым домиком с верандой, проходившей по периметру всего дома. С обеих сторон росли высокие каштаны. Теперь дом был в куда лучшем состоянии, чем когда я видел его в последний раз.
– Знаешь, чей это дом, Кассандра?
– Нет. – Она облокотилась на спинку переднего сиденья между Фрэнни и мной.
– В этом доме жил твой папа.
– Правда? Он никогда мне его не показывал. Можно посмотреть?
Мы вышли на тротуар перед домом.
– Почему я никогда здесь не бывала, папа?
Я хотел ответить, но Фрэнни поднялся на веранду и подошел к входной двери.
– Хотите заглянуть внутрь?
Он вытащил связку ключей и потряс ими, показывая, что может открыть дверь.
– У тебя есть ключ?
– От моего собственного дома? Конечно! – Не дожидаясь нашей реакции, он отпер дверь и вошел. Я догнал его уже в гостиной. Меня раздирали два желания – хотелось задать ему кучу вопросов и вместе с тем хотелось просто постоять там и повспоминать.
– Ты здесь живешь? Ты купил мой дом?
– Да! Уже семь лет.
– Сколько ты за него заплатил?
Фрэнни посмотрел, нет ли рядом Касс.
– Не твое собачье дело. Я купил его, когда женился. Моя жена работала исполнительным директором на «Эн-би-си», так что у нас была тогда куча денег. Когда мы разошлись, она оставила мне дом.
– Поздравляю! Когда я разводился, мне после раздела каждый раз приходилось проверять, не оттяпала ли жена какую-нибудь часть моего тела. Можно осмотреть?
– Разумеется. Хочешь чего-нибудь выпить? Кассандра, ты чего-нибудь хочешь?
– Можно пива?
– А тебе, Сэм?
– Ничего не нужно. Я слишком потрясен. Фрэнни Маккейб владеет моим домом. Ты у кого его купил, у Ван Гелдеров?
– У их сына. Они переехали во Флориду, а дом оставили ему. – Он двинулся в кухню. – Если тебе нужно посмотреть, валяй. Поднимись наверх, если хочешь.
– Можно, папа? – Касс выжидательно посмотрела на меня.
– Давай. Я собираюсь немного посидеть тут.
Через несколько минут Фрэнни вернулся с банкой пива в одной руке и стаканом молока в другой.
– Ты пьешь молоко?
– Хорошая штука. Так что с Паулиной? С чего это ты решил написать про нее?
– История слишком интересная, чтобы от нее отказаться. Я уже давно о ней думаю. Почему ты считаешь, что ее убил не ее парень, а кто-то другой? Ты должен все мне рассказать, ведь я ничего не знаю.
Он уселся напротив меня, сжимая стакан обеими руками.
– Я покажу тебе дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33