У него была чувствительная кожа, а ведь ему постоянно приходилось возиться с ацетоном и ксиленом и полоскаться в воде. Порой Вандер так увлекался выявлением скрытых отпечатков пальцев, что начинал работать с нингидрином, не надев перчаток, а потом целую неделю ходил с багровыми руками. Он закончил свои процедуры, и мы пошли на четвертый этаж.Там у нас помешалась лаборантская с компьютерами. Количество последних, а также неземная стерильность помещения наводили на мысли о космическом корабле. Прибор, более всего напоминавший ряд умывальников и сушилок для рук, был не чем иным, как устройством для идентификации отпечатков пальцев, способным найти конкретные отпечатки в обширной базе данных, хранящейся на магнитных дисках. Эта штуковина сличала восемьсот отпечатков в секунду. Вандер не любил сидеть без дела, ожидая результатов. Обычно он задавал программу и оставлял компьютер работать на всю ночь – мой коллега утверждал, что так у него есть стимул встать рано утром и поехать на работу.Основную по времени часть поисков Вандер закончил в субботу: он увеличил снимки найденных нами отпечатков в пять раз, каждый снимок снабдил листом кальки, отметил фломастером наиболее заметные характеристики и все это отсканировал. Затем Вандер вернул снимки в масштаб "один к одному". Он переместил снимки на схему и загрузил последнюю в компьютер. Теперь оставалось только кликнуть на иконку "печатать".Вандер уселся в кресло с достоинством пианиста перед концертом. Мне даже показалось, что он грациозно откинул полы лаборантского фрака и возложил музыкальные пальцы в перчатках на клавиатуру. Его роялем были монитор, сканер и процессор для идентификации отпечатков пальцев. Сканер, помимо всего прочего, считывал образцы отпечатков, какие берут у подозреваемых. И вот процессор сразу выдал все характеристики.Вандер распечатал длиннющий список подозреваемых и разделил его на десять частей, отметив фамилии тех личностей, с которыми уже имел дело.Нас особенно интересовал идентификационный номер 88-01651 – именно он был присвоен отпечаткам пальцев, найденным на теле Лори Петерсен.При сличении на компьютере "пальчиков" используется та же лексика, что и на политических выборах. Лица из базы данных, для которых вероятность идентичности их отпечатков и отпечатков, найденных на месте преступления, весьма велика, называются кандидатами, их классифицируют по количеству совпадений в рисунках папиллярных линий: каждое совпадение – это "голос". В нашем случае оказался только один "кандидат", он набрал более тысячи "голосов". Попался, голубчик.У Вандера от возбуждения случился приступ красноречия:– Мы сделали это! Мы его вычислили! Ай да мы! – кричал он.Победитель носил ничего нам не говоривший номер NIC112.Я не ожидала, что мы так быстро его идентифицируем.– Выходит, отпечатки, оставленные на теле жертвы, уже имеются в базе данных?– Верно, – отвечал Вандер.– Значит, у этого типа криминальное прошлое?– Не исключено, но вовсе не обязательно, – сказал Вандер, начиная проверку данных. Несколько секунд он смотрел на монитор, потом добавил: – Возможно, у него взяли отпечатки, когда он оформлял лицензию на вождение такси.Вандер задал программу поиска. На экране появилась таблица с указанием пола кандидата, его расовой принадлежности, даты рождения и прочих данных.– На. – Вандер протянул мне распечатку.Я уставилась в таблицу. Я перечитала ее несколько раз.Жаль, что с нами не было Марино.Если верить компьютеру – а он не ошибается, – отпечатки пальцев на плече Лори Петерсен принадлежали Мэтту Петерсену, ее мужу. Глава 4 В том, что Мэтт Петерсен прикасался к телу жены, ничего удивительного я не видела – вполне естественно, что человек, найдя возлюбленную мертвой, отказывается верить глазам, трясет ее, словно пытаясь разбудить. Странно было другое. Во-первых, отпечатки удалось выявить, потому что на пальцах того, кто прикасался к миссис Петерсен, оказались "блестки". Во-вторых, образцы отпечатков Мэтта Петерсена еще не доставили в лабораторию. Следовательно, они уже имелись в базе данных, раз компьютер их идентифицировал.Не успела я попросить Вандера поискать в базе данных, в какое время и при каких обстоятельствах у Петерсена брали отпечатки пальцев, как ввалился Марино.– Ваша секретарша сказала, что вы наверху, – буркнул детектив вместо "Здрасьте" – он, как всегда, был весьма любезен.Доблестный сержант жевал глазированный пончик, явно прихваченный у Розы – та всегда по понедельникам приносила целую упаковку. Марино оглядел компьютеры и всучил мне конверт из грубой коричневой бумаги:– Извини, Нейлз, но доктор Скарпетта первая их попросила.Вандер с интересом наблюдал, как я открываю конверт. Внутри оказался пластиковый пакет с образцами отпечатков Мэтта Петерсена. Образцы следовало отправить в лабораторию, а не отдавать мне лично в руки – теперь Вандер мог решить, что я его подсиживаю. Марино не прочь втянуть меня в интригу – прекрасно. Ничего, я ему это припомню.Я сразу придумала, что сказать Вандеру:– Просто я не хотела, чтобы конверт валялся у тебя на столе без присмотра. Петерсен предположительно пользовался в тот вечер театральным гримом. Если у него на руках были остатки грима, они, возможно, окажутся и на карточке с отпечатками.У Вандера округлились глаза. До него дошло.– Мы сейчас же включим лазер.Марино стал мрачнее тучи.– А что у нас с походным ножом? – спросила я нежнейшим голоском.Марино извлек из-за пазухи еще один конверт – у него их была целая пачка, судя по оттопыренной куртке.– Вот. Как раз нес его Фрэнку.– Давайте с ножа и начнем, – предложил Вандер.Он сделал еще одну распечатку характеристик кандидата номер NIC112 и вручил ее Марино.Тот аж присвистнул: дескать, а я что говорил! И смерил меня торжествующим взглядом. Я, впрочем, этого ожидала. В тусклых глазках Марино ясно читалось: "Ну что, госпожа начальница, съели? Я, может, университетов и не кончал, зато в таких делах смыслю побольше вашего".Над Мэттом Петерсеном явно сгущались тучи, а ведь было ясно как день, что он не убивал ни своей жены, ни остальных женщин. Их убил некто, нам пока неизвестный.Пятнадцать минут спустя Вандер, Марино и я сидели в темной комнате, смежной с лабораторией, и пытались найти следы грима или "блесток" на отпечатках пальцев Петерсена и на его ноже. Было темно хоть глаз выколи, да еще Марино терся своим пузом о мой локоть. Действительно, на "пальчиках" Мэтта оказались "блестки". Они обнаружились и на рукоятке ножа. Последняя была из каучука, материала слишком грубого, чтобы на нем оставались отпечатки.На широком, идеально гладком лезвии ножа тоже оказалось несколько еле различимых, смазанных "пальчиков". Вандер посыпал их магнитным порошком, направил на них луч лазера, затем посмотрел на отпечатки на карточке. Вандер – профессионал, ему одного взгляда было достаточно, чтобы сличить что угодно с чем угодно.– Несомненно, отпечатки на ноже принадлежат Петерсену, – провозгласил он.Вандер выключил лазер, и на мгновение мы оказались в полной темноте. Зажегся верхний свет, и нас ослепили ярко-белые пластиковые панели.Я надела защитные очки и попыталась урезонить Марино, пока Вандер возился с лазером.– Поймите, отпечатки на ноже ничего не доказывают. Нож принадлежит Петерсену – ясно, что он время от времени берет его в руки. А насчет "блесток" – да, очевидно, что у Петерсена в ту ночь руки были в каком-то веществе, но мы пока не можем с уверенностью сказать, что именно это вещество находили на телах остальных жертв, да и на теле Лори Петерсен в других местах. Нам еще нужно рассмотреть образцы "блесток" и вещества с пальцев Петерсена под инфракрасным излучением и под микроскопом.– Да ладно, – не поверил Марино. – Вы хотите сказать, что у Петерсена и маньяка руки были в разной дряни, а под лазером эта дрянь выглядит одинаково?– Под лазером, к вашему сведению, почти все вещества выглядят очень похоже. Если вещество вообще реагирует на лазерный луч, оно наверняка будет светиться, как белые неоновые огни. – Я старалась не потерять терпения.– Очень может быть. Но согласитесь, далеко не у всех руки намазаны черт-те чем.Я согласилась.– По-вашему выходит, что у Мэтта чисто случайно оказались на руках "блестки".– Вы ведь сами говорили, что он вернулся с генеральной репетиции.– Я только повторил его слова.– Нужно взять пробы грима, которым Мэтт пользовался в пятницу.Марино одарил меня полным презрения взглядом. * * * На втором этаже у нас имелось несколько персональных компьютеров, один из них в моем кабинете. Он соединялся с главным компьютером в холле, но на нем можно было работать, по крайней мере в "Ворде", даже если главный компьютер "зависал".Марино принес две дискеты, обнаруженные в спальне Петерсенов. Сейчас мы с ним пытались их открыть.На одной оказалась диссертация Мэтта Петерсена на тему "Теннесси Уильямс: секрет успеха пьес, в которых за показным аристократизмом и благородством героев скрывается их стремление к доминированию над другими посредством насилия, агрессии и грубого секса".Довольный Марино, заглядывая мне через плечо, выдал:– Что и требовалось доказать. Теперь понятно, почему он аж позеленел, когда я сказал, что забираю дискеты. Да сами посмотрите.Я стала быстро "листать" страницы. Замелькали слова "гомосексуальность", "каннибализм", обрывки спорных трактовок этих явлений от лица Уильямса. Бросились в глаза ссылка на Стэнли Ковальски и упоминание жиголо-кастрата из "Сладкоголосой птицы юности". Однако не нужно было быть телепатом, чтобы прочитать мысли Марино, примитивные, как первая страница бульварной газеты. Он считал все эти высокие отношения не более чем сюжетом для порнофильма, учебным пособием для психопатов, вызывающим у них новые извращенные фантазии. Для Марино не существовало никакой разницы между улицей и сценой, каждый спектакль он воспринимал как очередное дело.Ведь ясно же, что люди вроде Петерсена или самого Уильямса, интересующиеся грязными сторонами жизни, сами никогда ничего подобного не делают.Я смерила Марино уничтожающим взглядом.– А что бы вы сказали, если бы выяснилось, что Петерсен посещает воскресные службы?Марино пожал плечами и посмотрел, по своему обыкновению, сквозь меня.– Вряд ли в церкви читают проповеди о сексуальных извращениях.– Об изнасилованиях, расчлененке и проституции там тоже не говорят. А что касается литературы... Даже Трумэн Капоте не был серийным убийцей. Не так ли, сержант?Марино отвернулся от экрана и уселся на стул позади меня. Я крутанулась на компьютерном кресле, чтобы видеть его. Обычно Марино, когда заходил ко мне в кабинет, ни за что не хотел садиться – ему больше нравилось стоять у меня над душой. Но теперь он почему-то сел, и мы могли беседовать, глядя друг другу в глаза. Наверное, Марино решил у меня задержаться.– Давайте-ка распечатаем петерсеновскую диссертацию – будет что почитать на сон грядущий. – Марино неестественно улыбнулся. – А вдруг там есть выдержки из маркиза де Сада?– Маркиз де Сад был француз.– Какая разница?Бывают же такие тупицы! Интересно, что бы сделал Марино, если бы убили жену какого-нибудь судмедэксперта? Полез бы шарить по книжным полкам, забитым томами по истории криминалистики? Уж там бы он нашел более чем достаточно доказательств вины мужа. Согласно его теории, конечно.Не спуская с меня сузившихся глаз, Марино зажег сигарету и затянулся. Он держал паузу, выпуская в потолок длинную струйку дыма.– Не могу понять, почему вы симпатизируете Петерсену. Признайтесь, все дело в том, что он актер и окончил университет?– Никому я не симпатизирую. Мне ничего не известно о Петерсене, но я совершенно уверена, что он не душил ни свою жену, ни остальных женщин.Марино сделал умное лицо.– А вот я кое-что о нем знаю. Я его несколько часов допрашивал. – Сержант извлек из кармана своего клетчатого драпового пиджака две микрокассеты и положил их на стол.Я тоже закурила.– Вот послушайте, как все было. Мы с Беккером и Петерсеном торчим на кухне. Полицейская машина только что уехала. И не успела она отчалить вместе с телом, как – что бы вы думали? – Петерсена точно подменили. Он уже сидит прямо, говорит как по писаному да еще и жестикулирует, будто на сцене! Я просто обалдел! То у него скупая мужская слеза покажется, то голос задрожит, то он бледнеет, то краснеет. Ну, думаю, это уже не допрос, это спектакль!Марино откинулся на спинку стула и ослабил свой знаменитый галстук.– Смотрю я, значит, на Петерсена, а сам думаю: где я это видел? Уж очень похож он был на Джонни Андретти – я его допрашивал в Нью-Йорке. Тоже, бывало, сидит, весь из себя – костюм шелковый, сигареты импортные – элегантный, как рояль. До того, паршивец, обаятельный, что как-то упускаешь из виду, что он больше двадцати человек замочил. А то еще был такой Фил-Сутенер – тот колотил своих шлюшек вешалками и двух забил до смерти, а потом лил крокодильи слезы в своем ресторане – а ресторан-то только прикрытие для его бизнеса. Так переживал за своих "девочек", бедняга, все меня просил: "Пит, поймайте этого негодяя, это животное. Попробуйте наше кьянти, Пит. Вам понравится". Я к чему клоню: таких, как Петерсен, я уже немало повидал. И попомните мое слово: он нарочно стрелки переводит, как и Андретти, и Фил. Он думает, раз я в Гарварде не учился, так, значит, клюну на его паршивую комедию. Щас!Не реагируя на тираду Марино, я вставила кассету в плейер.Детектив одобрительно кивнул.– Акт первый, сцена первая. Кухня в доме Петерсенов. Главный герой – Мэтт. Роль – трагическая. Бледный, глаза запали. Он в ударе. Что делаю я? Я смотрю спектакль. Сроду не был в Бостоне и не отличу Гарвард от сортира, но, верите ли, тут прямо-таки воочию увидал всю его гребаную "альму-матер".Марино замолчал, потому что раздался голос Петерсена. Сержант опоздал на несколько секунд включить диктофон, и первая часть фразы оказалась "съедена". Петерсен рассказывал о Гарварде, видимо, отвечая на вопрос, как они с Лори познакомились. Мне в свое время тоже приходилось проводить допросы, я знала, как это делается, но тут, кажется, чего-то не понимала.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7