Иногда его изображали с распятием на лбу, получался крестоносный олень.
– Чьи рога растут из черепа, – добавил Адамберг. – Как волосы.
Комиссар провел рукой по молодой травке.
– Вот вам и «вечное древо» – рога оленя.
– И их надо добавить в смесь?
– Если это так, нам недостает креста. А каждое слово в рецепте, как мы уже убедились, несет смысловую нагрузку. «Крест, в вечном древе живущий». Следовательно, это крест оленя. И он из костяного вещества, как и рога, то есть нетленная материя.
– Может, вилка, или «волчий» отросток, образующий угол с основным стволом? – предположил Вуазне.
– Мне не кажется, что рога оленя хоть чем-то напоминают крест, – сказала Фруасси.
– Нет, – сказал Адамберг. – Я думаю, что крест скрыт в другом месте. Надо искать потайную кость, вроде кошачьей. Половая косточка несет в себе «мужское начало». Нам надо найти то же самое у оленя. Крестовидную кость, которая воплощала бы собой вечное начало оленя, скрытое в его теле. Кость, которая «живет».
Адамберг обвел взглядом своих сотрудников в ожидании ответа.
– Не знаю, – признался Вуазне.
– Мне кажется, – продолжал Адамберг, – эту кость мы обнаружим в сердце оленя. Сердце – символ жизни, оно бьется. Это крест «живущий», крест в виде кости в сердце оленя с вечным древом на голове.
Вуазне обернулся к Адамбергу:
– Разумеется, комиссар. Загвоздка в том, что у оленя нет кости в сердце. Ни у оленя, ни у кого другого. Ни крестовидной, ни продольной, ни поперечной.
– Что-то там должно быть, Вуазне.
– Почему?
– Потому что в прошлом месяце в лесу Бретийи, а потом в лесу Оппортюн кто-то зарезал двух оленей и, не тронув, оставил их лежать на земле. Правда, у них вырезали сердце и искромсали его. Это дело одних и тех же рук. Зверства были совершены практически на одном месте, окруженном «нимбом святого», вблизи от двух принесенных в жертву женщин. Оленей умертвил наш ангел смерти.
– Похоже на правду, – сказал Ламар.
– Тела убитых животных были разрезаны в определенном месте. То же самое произошло и с Нарциссом. Их прооперировали в каком-то смысле с целью изъять что-то конкретное. Что именно? «Крест, в вечном древе живущий» . То есть, как ни крути, крест находится в сердце оленя.
– Такого быть не может, – сказал Данглар, покачав головой. – Это было бы известно.
– Ну, о кошачьей косточке нам ничего не было известно, – заметил Керноркян. – Как и о свином пятачке.
– Об этом я знал, – заявил Вуазне. – Но я знаю и то, что в сердце оленя кости нет.
– Что же делать, лейтенант, придется там ее обнаружить.
Ответом ему был недовольный ропот и гримасы сомнения. Адамберг же встал, чтобы размяться. Позитивисты вовсе не были убеждены, что реальность должна подчиняться бредовым идеям комиссара и засовывать ему в угоду кость в оленье сердце.
– Все наоборот, комиссар, – не сдавался Вуазне. – В сердце кости нет. И нам следует пересмотреть свои выводы.
– Вуазне, там будет кость, либо все вообще не имеет никакого смысла. И если она там есть, нам останется только дожидаться нового убийства оленя. Третья девственница, выбранная медсестрой, должна находиться неподалеку от оленя. Крест из сердца должен оказаться как можно ближе к «живой силе» девы. «Прилегающий в том же количестве». Не в смысле «добавленный» в том же количестве, а близкий географически.
– «Прилегать», – сказал Данглар, – означает «находиться рядом, примыкать» или «плотно обхватывать, облегать».
– Спасибо, Данглар. Чего проще – дева должна плотно обхватывать оленя. Женская и мужская сущность, слившись воедино, порождают жизнь, в данном случае – вечную. Получив сердце следующего оленя, мы выберем имя девы из составленного вами списка.
– Хорошо, – согласился Жюстен. – Как мы за это возьмемся? Займемся охраной лесных угодий?
– Кое-кто этим уже занимается.

LIV

Несмотря на проливной дождь, Адамберг подождал, когда прозвонит колокол аронкурскои церкви, и только тогда толкнул дверь в кафе. В воскресный вечер мужи были в полном сборе и как раз приступали к первому бокалу.
– Беарнец, – сказал Робер, не выказывая удивления, – выпьешь с нами?
Быстрый взгляд, брошенный им на Адамберга, доказывал, что ему все еще тут рады, хотя он и разворошил могилу в Оппортюн-ла-От восемнадцать дней назад. Как и в прошлый раз, комиссару освободили место слева от старейшины и подвинули бокал.
– Ты что-то не в себе, – утвердительно сказал Анжельбер, наливая ему белого вина.
– Да, у меня были неприятности чисто полицейского свойства.
– Такова жизнь, – сказал Анжельбер. – Вот Робер – кровельщик, у него неприятности кровельщика. У Илера неприятности колбасника, у Освальда – фермера, а у меня старческие неприятности, что ничем не лучше, уверяю тебя. Выпей-ка.
– Я знаю, почему убили двух женщин, – послушно выпив, сказал Адамберг, – и я знаю, зачем были раскопаны могилы.
– Значит, ты доволен.
– Не вполне, – сморщился Адамберг. – Убийца – исчадие ада, и она еще не закончила свою работу.
– Так она закончит, – сказал Освальд.
– А то, – отметил Ахилл.
– Да, она ее закончит, – согласился Адамберг. – Она закончит свою работу, умертвив третью девственницу. Я ее ищу. И я бы не отказался от помощи.
Все лица повернулись к Адамбергу – на них явно читалось изумление, вызванное столь неосмотрительной просьбой.
– Не обижайся, Беарнец, – сказал Анжельбер, – но это вообще-то твои дела.
– Уж никак не наши, – вступил Ахилл.
– Ваши тоже. Потому что ваших оленей распотрошила та же женщина.
– Я говорил, – выдохнул Освальд.
– Откуда ты знаешь? – спросил Илер.
– Это его дело, – оборвал его Анжельбер. – Раз говорит, что знает, значит, знает, и все тут.
– Вот именно, – сказал Ахилл.
– Смерть девственниц связана со смертью оленя, – продолжал Адамберг. – С изъятием его сердца, если быть точным.
– Знать бы зачем, – спросил Робер.
– Чтобы вынуть из него крестовидную кость. – Адамберг пошел ва-банк.
– Очень возможно, – сказал Освальд. – Эрманс тоже так думала. У нее есть такая кость.
– В сердце? – слегка удивился Ахилл.
– В ящике буфета. Кость из оленьего сердца.
– Надо вконец свихнуться, чтобы охотиться за оленьим крестом, – сказал Анжельбер. – Это все древние штучки.
– Некоторые французские короли их даже собирали, – сказал Робер. – В лечебных целях.
– Вот я и говорю – древние штучки. Теперь эта кость никому не нужна.
Адамберг, в лечебных целях, осушил бокал, отпраздновав таким образом существование крестовидной кости в сердце оленя.
– Ты знаешь, почему твой убийца вырезает у оленя сердце? – спросил Робер.
– Я же сказал, это женщина.
– Понятно. – Робер скорчил недовольную гримасу. – Но ты знаешь, почему?
– Чтобы соединить этот крест с волосами девственниц.
– Предположим, – сказал Освальд. – Она психопатка. Как знать, зачем ей это.
– Чтобы приготовить снадобье, дающее бессмертие.
– Ни хрена себе, – присвистнул Илер.
– С одной стороны, это неплохо, – заметил Анжельбер, – с другой стороны, спорно.
– Что – спорно?
– Ты только представь себе, бедный мой Илер, что ты вынужден жить вечно. Что ты собираешься делать весь день напролет? Не будем же мы тут выпивать сто тысяч лет подряд, а?
– Да, это перебор, – согласился Ахилл.
– Она убьет еще одну женщину, – вернулся к делу Адамберг, – после того как покончит со следующим оленем. Или наоборот, не знаю. Но у меня нет выхода, я вынужден следовать за сердечным крестом. Я прошу вас вызвать меня, как только зарежут очередного оленя.
За столом воцарилась плотная тишина – только нормандцы способны создать и вынести ее. Анжельбер разлил вино по второму кругу, позвенев горлышком о краешек каждого бокала.
– Его уже зарезали, – сказал Робер.
И снова они замолчали, и снова глотнули вина – все, кроме Адамберга, который в ужасе смотрел на Робера.
– Когда? – спросил он.
– И недели не прошло.
– Почему ты мне не позвонил?
– Да тебя это вроде не так уж и волновало, – насупившись, сказал Робер. – Ты только и думал, что об освальдовской тени.
– Где это произошло?
– В Боск-де-Турель.
– Распотрошили, как тех двух?
– Все то же самое, сердце лежало рядом.
– Назови мне ближайшие к лесу деревни.
– Кампениль, Труамар и Лувло. Чуть дальше – Лонжене с одной стороны и Куси с другой. Выбирай.
– С тех пор там не отмечалось несчастных случаев с женщинами?
– Нет.
Адамберг с облегчением вздохнул и отпил вина.
– Не считая старухи Ивонны, которая упала со старого моста, – сказал Илер.
– Умерла?
– Тебя послушать, так все умерли, – сказал Робер. – Она сломала себе шейку бедра.
– Ты можешь меня завтра туда отвезти?
– К Ивонне?
– К оленю.
– Его похоронили.
– Кому достались рога?
– Никому. Он их уже сбросил.
– Мне надо осмотреть место.
– Это можно, – сказал Робер, протягивая бокал в третий, и последний, раз. – Где ты ночуешь? В гостинице или у Эрманс?
– Лучше в гостинице, – сказал тихо Освальд.
– Лучше так, – отметил отметчик.
И никто не объяснил, почему он не может переночевать у сестры Освальда.

LV

Пока его подчиненные прочесывали район Боск-де-Турель, Адамберг обошел дозором больницы. Для начала навестил хромающего Вейренка в клинике Биша, потом спящую в Сен-Венсан-де-Поль Ретанкур. Вейренка собирались завтра выписать, а сон Ретанкур начинал понемногу приходить в более естественное состояние. «Она возвращается к нам на всех парах», – сказал Лавуазье, который не переставая записывал свои наблюдения за богиней-многостаночницей. Вейренк, когда ему сообщили о всплытии Ретанкур и об оленьем кресте, высказал мысль, которую Адамберг, возвращаясь пешком в Контору, обсасывал со всех сторон.

«Одной хватило сил спастись и быть живой,
Но к смерти приведет бессилие другой.
Олень подбит стрелой – и деве вслед за ним
Не поздоровится, коль мы не поспешим».

– Франсина Бидо, тридцать пять лет, – ска-зал Меркаде, протягивая карточку Адамбергу. – Живет в Кланси, это деревенька на двести душ в семи километрах от опушки Боск-де-Турель. Две другие ближайшие девственницы живут на расстоянии соответственно четырнадцати и девятнадцати километров. Неподалеку от них обеих находится большая каштановая роща, где тоже могут водиться олени. Франсина живет одна, ферма ее стоит на отшибе, в более чем восьмистах метрах от ближайших соседей. Через ограду можно перепрыгнуть одним махом. Дом у нее старый, с хилыми деревянными дверями, замки поддаются удару локтем.
– Ясно, – сказал Адамберг. – Она работает? У нее есть машина?
– Она работает на полставки уборщицей в аптеке Эвре. Ездит туда на автобусе каждый день, кроме воскресенья. Вероятно, на нее нападут дома, между семью часами вечера и часом следующего дня, когда она выходит из дому.
– Она девственница? Это точно?
– Кюре из Оттона говорит, что да. По его словам, она миловидная и инфантильная, «чистый ангелочек». Злые языки уверяют, что придурковатая. Но священник считает, что с головой у нее все в порядке. Разве что она всего пугается, особенно животных. Ее воспитывал вдовый отец, страшный тиран. Он умер два года назад.
– Тут есть одна проблема, – сказал Вуазне, чьи позитивистские убеждения испарились после того, как Адамберг, просто витая в облаках, догадался о существовании кости в сердце оленя. – Девалон знает, что мы в Кланси и в связи с чем. У него неприятности из-за того, что он прошляпил убийства Элизабет и Паскалины. Он требует, чтобы Франсину Бидо охраняла его команда.
– Да ради бога, – сказал Адамберг. – Только бы ее охраняли, а уж кто – это второй вопрос. Позвоните ему, Данглар. Пусть Девалон немедленно приставит к ней трех вооруженных полицейских, которые будут сменять друг друга. Охранник должен сидеть в доме, с семи вечера до часа дня, если возможно – в ее спальне. Пошлите в Эвре фотографию медсестры. Кто должен был обойти агентства по найму автомобилей?
– Я, – сказал Жюстен, – вместе с Ламаром и Фруасси. В центральном регионе ничего. Никто из служащих не вспомнил женщину лет семидесяти пяти, взявшую в аренду 9-метровый пикап. Они в этом уверены.
– А синие следы в ангаре?
– Это действительно воск.
– Ретанкур заговорила сегодня во второй половине дня, – сказал Эсталер. – Но ее ненадолго хватило.
На него обратились заинтригованные взгляды.
– Опять Корнель?
– Нет, туфли. Она сказала, что «надо отослать туфли в вагончик».
Мужчины обменялись недоумевающими взглядами.
– Толстуха не в себе, – сказал Ноэль.
– Нет, Ноэль. Она обещала женщине из вагончика прислать другие туфли взамен синих, которые она у нее забрала. Ламар, займитесь этим, адрес найдете в папках Ретанкур.
– После всего того, что случилось, ей больше нечего нам сказать? – спросил Керноркян.
– Это на нее похоже, – обреченно сказал Жюстен. – Она ничего не добавила?
– Добавила. «Нам плевать. Скажи ему, что нам плевать».
– На ту женщину?
– Нет, – сказал Адамберг. – На ту женщину ей было совсем не наплевать.
– А кому «ему»?
Эсталер подбородком указал на Адамберга.
– Само собой, – сказал Вуазне.
– На что? – пробормотал Адамберг. – На что я должен наплевать?
– Она не в себе, – взволнованно повторил Ноэль.

LVI

Вот уже двадцать второй день подряд Франсина не накрывалась одеялом с головой. Раньше с ней такого не случалось. Она спокойно засыпала, уткнувшись лицом в подушку, что было гораздо приятнее, чем задыхаться под простынями, приникая носом к щелочке, пропускавшей воздух. Кроме того, она теперь только мельком проверяла дырочки точильщиков, даже не пересчитывая количество новых отверстий, идущих к южной оконечности балки, и не раздумывая, на что может быть похожа эта мерзость.
Полицейская охрана явилась для нее истинным даром божьим. Трое мужчин, сменяя друг друга, дежурили у нее каждую ночь и по утрам, пока она не уходила на работу, – ну не мечта ли? Она не стала спрашивать, почему именно ее вдруг решили охранять, опасаясь, что излишнее любопытство только отпугнет жандармов и они откажутся от столь счастливой идеи. Насколько она поняла, в последнее время в окрестностях участились грабежи, и ничего удивительного, что жандармы взяли под свое крыло одиноких женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40