Даже в ее молчаливой неподвижности ощущались значительность и сила, делавшие ее реальной; по сравнению с ней все собравшееся в зале человеческое множество казалось не более чем прихотливой игрой теней. Она стояла, горделивая, безмолвная, недоступная в своем шестисотлетнем величии, – ибо она уже была древней, когда появилась в этих краях впервые, – а многотысячная толпа под ее взглядом словно утратила плотность и вес, как груда облетевших листьев, которые вот-вот унесет порыв ветра. Да и в самом деле, друзья мои, разве жизнь наша мелькает не с той же неуловимой быстротой, как тень вора, крадущегося в ночи? Рука Вулвулы поднялась к застежке у горла, и платье соскользнуло с ее плеч, открыв всеобщему обозрению ее наготу. Королева медленно двинулась по проходу.
Ее тело пробуждало желание: тяжелые, точно налитые соком плоды гуавы, груди, стройные сильные ноги, бедра, широкие, как горловина амфоры, предназначенной для хранения молока или драгоценного масла. Но, чем ближе к помосту она подходила, тем яснее нам становилось, что лето ее жизни миновало и надвигается осень. Груди утратили былую упругость, соски сморщились, точно тронутые морозом яблоки. В движениях бедер начала ощущаться старческая скованность, а тыльные стороны рук уподобились географическим картам с нанесенными на них изображениями рек. А когда она поднималась по ступеням, ведущим к алтарю, мы увидели, что вся нижняя часть ее лица покрыта предательской паутиной морщин, расползающихся от уголков губ.
Королева поднялась на помост, и я почувствовал, как от нее, точно ветер, непрестанно дующий из ледяной бездны ее сердца, исходит сила. Она окинула заполнившую зал толпу взглядом жнеца, осматривающего обширное поле, с которого ему предстоит снять урожай. Зная, что навсегда останется для своих подданных чужой, ощущая невысказанный ужас, гнездящийся в их сердцах, Вулвула понимала, какой опасности подвергается ежечасно, живя среди этих людей, и наслаждалась ею. Этот риск и заботы об управлении империей развлекали и одновременно давали отдых ее обремененному опытом столетий уму. По ее губам блуждала еле заметная улыбка, от которой сразу становилось ясно, что эти уста холодны, как лед, но их поцелуй способен высосать из человека душу и погрузить ее в пламя. Постояв так немного, Королева двинулась к голове алтаря.
Я не оговорился, это была именно голова, так как весь алтарь представлял собой статую, изображавшую стоящего мостиком человека: упираясь ладонями и ступнями в пол, он изгибал спину, глядя в потолок, так что его бедра, живот и грудь образовывали сплошную горизонтальную поверхность. Королева заговорила на никогда не слышанном мною языке. Голос у нее оказался куда мягче, чем я ожидал; глубокий и сильный, он наполнил чашу зала до краев. Продолжая говорить, она подняла руку и указала сначала наверх, потом на алтарь, а затем на пол, себе под ноги, без сомнения, имея в виду катакомбы под основанием дворца. После этого она перешла на язык, понятный всем:
Сыны ваши взросли под властию моей,
Приходит флот, товаром мирным нагружен,
И женам нет нужды бояться упырей.
От алчных глаз чужих ваш жемчуг сбережен.
Ржавеет в ножнах грозный меч войны,
Ведь в королевстве твердый есть закон.
Покой и мир, что людям всем нужны,
Дает вам Королева; так скорей
Ее вы жажду утолить должны.
Возлюбленный ее, прервав Небесный сон,
Придет; и будет голод побежден.
В это мгновение в дверях появился Король. Его несли на плечах двое носильщиков. Он сидел, ссутулившись, его руки и ноги по-прежнему висели плетьми, но наклон головы показывал, что он уже не спит и понимает, что происходит вокруг. Его лоб украшал жертвенный наголовник чеканной бронзы, и, когда его проносили мимо нас, мы заметили, как тревожно бегают глаза Короля под полосой блестящего металла.
Кресло, в котором он сидел, поставили рядом с алтарем. Носильщики, дюжие парни наподобие Барнара, ухватили Короля один за запястья, другой за щиколотки. Королева снова заговорила, и на этот раз в ее голосе звучала настоящая нежность:
Поднимись ко мне, возлюбленный, Королем,
Сойди от меня Богом.
Вечность станет домом твоим,
Живущие в смерти – твоим народом.
Скипетр – тень в руках твоих,
Трепещут духи пред темным троном.
Поднимись ко мне, возлюбленный, Королем,
Сойди от меня Богом.
Когда она умолкла, носильщики подняли Короля с кресла и опустили его на алтарь. Пока его укладывали спиной на грудь статуи, привязывали раздвинутые ноги к ее ногам, а раскинутые в стороны руки крепили к рукам и плечам каменного гиганта, Король не переставал водить головой из стороны в сторону.
И тут мне показалось, что его беспокойный взгляд на мгновение задержался на мне, и Король слабо улыбнулся. Я не настаиваю, что это на самом деле было так, поскольку не вполне уверен, что мне самому все это не приснилось: спертый воздух Палаты, казалось, кишел видениями, липкая тишина мурашками ползала по коже собравшихся. Но, как знать, быть может, он понял, что произошло, и мысль об этом доставляла ему утешение и радость?
Королева опустилась рядом с ним на колени. Ее лицо застыло в напряжении, холод нечеловеческой любви заострил черты, предвкушение удовольствия, казалось, сделало ее моложе. Медленно, точно в ритуальном поклоне, опустила она голову и прильнула губами к той точке его тела, где мускулистая шея перетекала в плечо. И вдруг все услышали ужасающе отчетливый не то хруст, не то всхлип, пальцы Королевы стиснули плечи Короля, а его тело забилось о жертвенный камень с дикой, неудержимой силой, как бьется пронзенный острогой угорь.
Державшие его гиганты-носильщики застонали от напряжения, но голова Королевы продолжала подниматься и опускаться вместе с телом юноши, ни на секунду не отрываясь, точно составляла с ним единое целое. Он колотился о камень, точно выброшенный на берег дельфин, но движения его становились все медленнее, словно он погружался в вызванный нехваткой воздуха сон, пока не сошли на нет, а Королева, вонзив ногти ему в плечи, по-прежнему самозабвенно, как одуревшая от крови ласка, терлась о его шею лицом. Она пила, сдавливая торс юноши, точно наполненное кровью вымя, плечи ее ходили вверх и вниз, как ручки насоса. От жадности она едва не захлебнулась, так что ей пришлось оторваться от тела и несколько раз торопливо глотнуть воздуха, как ныряльщику, который слишком долго задерживал дыхание. Толпа увидела ее лицо – безумный взгляд остекленевших глаз, измазанный кровью рот, ручеек красных капель на подбородке. Ее груди набухли и торчали вперед, как у молодой девушки, из обоих сосков брызнули тонкие красные струйки. Она наклонилась и продолжала пить. Король оставался неподвижным. Кожа на его теле туго натянулась, вот-вот лопнет, зато мускулы исчезли, словно растворились в глубине его тела.
Движения Королевы стали более спокойными и методичными. Чтобы окончательно обескровить лежавшее перед ней юное тело, она отпила сначала из обоих запястий по очереди, потом перешла ко внутренней поверхности бедер. Покончив с ним, она облизала губы, затем подняла одну за другой отяжелевшие груди и начисто промокнула языком соски. По ступеням алтаря взошла жрица с серебряной чашей в руках; Королева омылась поднесенной ей водой и выпила ее без остатка. Другая жрица подала ей алое платье. Королева облачилась в него и спустилась вниз. Дело было сделано.
Когда Вулвула покинула зал, носильщики вновь перенесли съежившееся тело Короля на кресло и последовали за ней. Королева по традиции проведет эту ночь на вершине пирамиды, в комнате последнего Короля, куда жрицы принесут ей большое, оправленное в золотую раму зеркало. Он же отправится в подземелье, где его уже ожидают, разложив свои таинственные орудия, бальзамировщики.
VIII
Следующим утром мы стояли на западной набережной и ждали, когда неизбежное свершится. Перевозчика мы наняли заранее, он вместе со своим плотом поджидал нас у берега. Вскоре во дворце поднялась невообразимая суета, люди, громко крича, стали выбегать из всех дверей на улицу. До нас донеслось известие о том, что Королева проснулась, посмотрела на себя в зеркало и завизжала.
Мы тут же погрузились на плот. Час спустя перевозчик доставил нас на широкую грязевую отмель у ближнего ко дворцу края трясины – она была так велика, что могла сойти за небольшой островок. Здесь мы и обосновались в ожидании вестей от Королевы, к которой отправили плотовщика с небольшой запиской. Мы специально выбрали самого ушлого перевозчика, надеясь, что он сумеет пробраться к Королеве, несмотря на весь тот переполох, который неминуемо творится сейчас во дворце. Чтобы помочь ему в этом, мы написали на нашей записке: «Относительно Пропавшей Крови Короля Года». Перевозчик только глянул на эту надпись, хмыкнул, налег на весло и через минуту уже скрылся из виду.
Настала очередь самой щекотливой части нашего предприятия. Заставить Королеву передать нам две тысячи черных болотных жемчужин дело не хитрое. Но вот прожить хотя бы еще мгновение после того, как Королева получит недостающую порцию крови – вот задача, для решения которой нужны не только хорошие мозги, но и крепкие нервы.
Именно за этим и ходил Барнар к болотной ведьме. Если вам необходимо обезопасить себя от чар волшебника или волшебницы, – а Королева Вампир была весьма могущественной чародейкой, – надежнее всего прибегнуть к их собственной магии. Основная трудность заключается в том, чтобы заставить их выдать секрет, которому они сами ничего не смогут противопоставить впоследствии. А значит, надо требовать самый действенный прием из всего их арсенала.
Болотная ведьма, конечно, не Вулвула, но узнать мнение профессионала о том, какое самое быстрое существо магия может призвать на помощь человеку, было все-таки необходимо. Правда, какой совет даст она Барнару, я мог бы догадаться и сам, не тратя лишней жемчужины. Но даже просто получить подтверждение собственного мнения, и то не вредно. Она сообщила Барнару, что быстрейшим существом как в верхнем, так и во всех нижних мирах без исключения, считается василиск. Я уже вижу, как ты глубокомысленно киваешь в знак согласия, Тарамат. Погоди, почитай дальше.
Поэтому вдобавок к жемчугу мы потребовали магическое кольцо, которое дает власть вызывать василиска. А пока в ожидании того и другого мы уселись на землю, вытащили из дорожных мешков вино и вяленое мясо, и принялись закусывать.
Жрица Королевы появилась невероятно быстро. Увидев рядом с ней двоих лучников, я тут же сиганул в воду, держа в руках засохшую лепешечку крови, которая стала шершавой и пористой, точно кусок застывшей лавы, и крикнул:
– Луки в воду – живее! – иначе Королеве придется выхлебать всю трясину, чтобы вернуть молодость!
Луки полетели за борт. Копья, правда, остались при солдатах, но это было честно, так как у нас тоже было копье, а ждать, что они просто позволят нам ограбить себя, не приходилось. Плот причалил к островку. Жестами мы велели солдатам держаться подальше. Жрица с двумя кожаными мешочками в руках ступила на землю и остановилась, пристально глядя на нас. Рот ее был плотно сжат, глаза метали молнии. Я продолжал стоять по пояс в воде, так как солдаты по-прежнему были слишком близко. Барнар сказал:
– Время дорого, женщина. Давай кольцо. Обменяемся, когда тварь будет под нами. – Она молча кивнула и перебросила нам маленькое серебряное колечко. Барнар натянул его на мизинец и поднял руки. Заклинание, которому его научила ведьма, было коротким. Веско и выразительно он произнес его вслух. Наступила долгая пауза.
Потом по земле побежали трещинки, отчего весь островок сделался похожим на глазированный керамический кувшин, покрытый паутинкой царапин, и вдруг поперечная борозда разделила его на две половины. Трещины становились все глубже и шире, в них кусками проваливалась глина, и даже я, стоя в воде, чувствовал, как громадная туша толкается и ворочается где-то в глубине. Наконец из взбаламученной трясины показалась конечность, по виду напоминающая лапу ящерицы, но такой величины, что я болтался бы в ней, как тряпичная кукла. Еще секунда, и из разрыва в земле выглянуло гладкое чешуйчатое рыло. Затем почва по обе стороны от него набухла в некоем подобии нарыва, который тут же лопнул, и вся огромная рептилия, раскидывая комья глины, выбралась на поверхность и плюхнулась в воду по другую сторону островка, подняв тучи брызг, от которых я едва успел уберечь драгоценную лепешечку. Тем временем василиск, ни на кого не обращая ни малейшего внимания, развернул слежавшиеся крылья и стал ополаскивать их в воде. Они оказались совсем небольшими, примерно такими же, как плот, на котором стояли солдаты: по сравнению с тушей чудовища они выглядели нелепыми обрубками. Покончив со своим делом, василиск не спеша забрался на островок и устремил взгляд огромных, как мишени для стрельбы из лука, влажно блестящих черных глаз на Барнара.
Василиск не настоящий демон, поскольку почти не умеет пользоваться речью, но все же он подчиняется законам, установленным еще в Великую Эпоху Магии, и является частью силы, унаследованной нами от могучих предков. Ты говоришь ему, куда хочешь попасть. Он относит тебя туда, а ты в благодарность скармливаешь ему кольцо и отпускаешь обратно в нижние миры.
И лучше с ним не хитрить, а отдать ему колечко и не просить больше покататься. Магия держит его в узде ровно до конца первой поездки, а потом его демоническая природа берет свое. Барнар наклонился к обрамленному неровными, точно обгрызенными краями отверстию на голове чудовища, которое служило ему ухом, прошептал название того места, куда нам было надо, и поспешно вскарабкался на его спину. Я тут же выбрался из воды и тоже оседлал демона, пристроившись за спиной у Барнара. Кровяную лепешечку я по-прежнему крепко держал между пальцев, готовый в любой момент швырнуть ее в воды лагуны.
Жрица подошла ближе и широко раздвинула горловины обоих мешочков, которые она держала в руках, чтобы мы могли как следует рассмотреть их содержимое.
1 2 3 4 5 6 7 8